Андрэ Нортон - Гнев оборотня

Все сцены были связаны друг с другом общим содержанием. Здесь это существо опустилось на четвереньки, верхние его конечности поросли шерстью, ладони превратились в лапы.

А что изображено выше? Тра выпрямилась и подняла голову. На лесной поляне у пруда склонился обнажённый юноша. Опустив одну руку, он смотрит на своё отражение в воде. Художник изобразил эту сцену с таким мастерством, что Тра не сомневалась: он рисовал с натуры. Всю сцену наполняло ощущение мира и спокойствия.

А вот на следующей картине юноша поднял голову, настороженно прислушиваясь. Ещё дальше — начало охоты. Тра видела собак, они получились так замечательно, что ей показалось, будто она вот-вот услышит их лай:

— Нашли! Нашли! За ним…

Похоже юноша с картины чем-то изменился. Тем не менее, наблюдая за этой переменой, Тра не нашла в нём ничего отталкивающего. Напротив, она сочувствовала преследуемому. Ведь за ним охотились, как и за нею. Она не заметила, как стала царапать ногтем первую собаку, словно хотела убрать её.

Девушка даже присела, чтобы лучше разглядеть концовку, не сознавая, что сердце её забилось быстрее, а дыхание стало прерывистым, как будто она сама убегала от преследователей.

Резкое шипение отвлекло её внимание от последней картины. Тра посмотрела в сторону двери. Там, выгнув спину дугой, стоял кот и в свою очередь смотрел на шкафчик. Тра перевела взгляд — на последней картине беглец отчаянно цеплялся лапами за низко висящие ветки.

— Двуногий, — прошептала Тра, пользуясь кошачьими обозначениями, — или четвероногий?

«И то, и другое… ни то, ни другое…»

Ответ последовал немедленно, но был непонятен. Кот не отрываясь смотрел на шкафчик.

— И то, и это, а в то же время ни то, ни другое? — Тра отодвинулась, чтобы рассмотреть правую сторону шкафчика. Но продолжения истории, как она рассчитывала, не последовало.

Новая картинка изображала такую маленькую комнатку, что девушка почувствовала себя великаншей, подсматривающей в окно. Здесь она не увидела ни охоты, ни даже мирно отдыхающего юноши.

На кровати лежала женщина, а вокруг суетились люди. Служанка подбрасывает дрова в огонь, над которым висел котёл. Сцена была изображена с такими подробностями, что Тра отчётливо услышала бульканье кипящей воды и поняла, что там принимают роды.

Девушка быстро перешла к следующей сцене. Ребёнок благополучно родился, его показывают матери. Но на лицах не только окружающих, а даже матери было запечатлено выражение отвращения и ужаса.

Но почему? Тра торопливо перешла к следующей картине. На ней стоял мужчина, судя по богатой одежде, очень знатный человек, с мрачным и суровым лицом. Явно по его приказу нянька укладывала закутанного в одеяло ребёнка в корзину.

Четвёртая сцена. Другой мужчина, по одежде и вооружению — охотник, сидел верхом на пони, которые используются обычно для перевозки дичи. Этот всадник под взглядом человека со строгим лицом забирал у няньки корзину.

А теперь деревья… Художник мастерски изобразил тот самый лес, в котором сейчас находилась Тра, тёмный и таинственный. Охотник, свесившись с седла, опускает корзину в густую заросль.

Эта часть истории была достаточно ясна. Даже на юге, где жизнь некогда была легче, Тра слышала старинные легенды. Люди не убивали своих новорождённых, а оставляли в диком месте, не показывая роду… Да, должно быть, так оно здесь и произошло. Тра вернулась к первым сценам. Неужели на лице матери действительно ужас? Должно быть, в ребёнке было что-то чудовищное.

Его бросили в лесу. А что дальше? Тра пальцем провела по ветке, мешавшей охотнику выполнить жестокое поручение. В этом месте дерево шкафчика случайно оказалось темнее, и художник искусно воспользовался этим, придав сцене ещё более трагичный вид.

Потом — на следующей — из кустов выглядывало лицо… Или это звериная морда?

Человек или животное? Или то и другое одновременно? На следующей картине существо вышло на открытое место, и всё стало понятно. Голова, поросшая шерстью, как у животного, с большими заострёнными ушами, возвышалась на человеческих плечах, ниже которых виднелись полные женские груди.

На следующей сцене эта лесная женщина казалась ещё больше похожей на человека. Она поднесла к груди ребёнка, и он ртом ловит её сосок. А почти человеческое лицо женщины-животного сияет миром и радостью.

На других картинках ребёнок беззаботно рос у своей приёмной матери, играл и выглядел счастливым и довольным. До самой последней сцены, где мальчик, почти юноша, стоял над телом существа, пронзённого стрелой.

Итак, он был лишён матери, а потом — на другой стороне шкафчика — началась охота и на него самого. Тра мрачно почувствовала, как скрипнули её зубы, а рука потянулась к рукояти меча. А что по другую сторону шкафчика? Она решила посмотреть.

Снова гирлянда из листвы, окружающая квадраты, но они все были пустые! Кроме самого первого, на котором мельтешили какие-то царапины, возможно, самый общий набросок сцены, так и не завершённой. Тра внимательно разглядывала их, чувствуя себя обманутой. Её лишили конца истории. И это так разозлило её, что она ударила кулаком по бессмысленным линиям.

Но едва рука коснулась дерева, послышался резкий звук и искусно спрятанная дверца шкафчика стала складываться, открываться.

Свет! Вначале, недоумевая, Тра подумала, что внутри лежал фонарь. Но затем увидела, что свет исходит от деревянных отполированных стен. И одновременно пахнуло свежестью, как когда-то от свежевыглаженного тонкого белья.

Внутренняя поверхность стен была цвета слоновой кости. Ни следа грязи или пыли. Внимательно осмотрев шкафчик, Тра не заметила никаких петель или затворов.

Потом внимание девушки привлекло то, что находилось внутри — два колышка на высоте её плеч по одному с каждой стороны. С одного свисал меч. Рукоять была простая, без всяких украшений, и похоже сделана из того же материала, что и стены шкафчика. Зато завершался эфес головой существа… не зверя и не человека. Лезвие пряталось в простых ножнах, а пояс был из белой кожи, усаженной мелкими жёлтыми камнями.

На противоположной стене висел второй пояс, из гладкого чёрного меха, густого, мягкого и такого блестящего, словно он часть шкуры зверя, за которым тщательно ухаживают. Шириной примерно в четыре пальца, без какого-либо оружия, только с парными зажимами, тоже с головой существа с эфеса меча. Но здесь его пасть была оскалена, демонстрируя клыки, грозящие разорвать и загрызть любого.

Поверхность тёмного металла пряжки переливалась разноцветной радугой: красной и оранжевой, как пламя, голубовато-ледяной и золотой, как летнее небо.