Наталия Ипатова - Куда глядят глаза василиска

Но с первых лет жизни он осознал, что Могущество не дается глупцам, а потому не спешил. Он вернулся в Волшебную Страну три года назад, но, здраво оценивая свое невежество, не стал заявлять о себе сразу. Вместо этого он отправился искать ума по дворам мелких царьков, правивших своими уделами с доступным им разумением и зачастую не подозревавших об истинных Владыках, о том, что сами они — всего лишь железные стружки, попавшие в поле действия огромного магнита, чьими полюсами являются Белый и Черный троны. Он был вольным солдатом, наемником, ландскнехтом, кондотьером. Где бы он ни появился, кому бы ни предлагал на время — всегда очень короткое — свой меч, всюду за ним следовало жадное, часто завистливое восхищение. Среди живущих героев ему не было равных во владении мечом. Его быстро повышали, и он научился командовать, полагая, что именно для этого был рожден. Когда он покидал службу, его старались удержать любой ценой. Ему предлагали огромные деньги, высокие должности, армии, которым позавидовали бы Цезарь и Александр. Все это не могло перевесить его прихоти. Денег он не ценил, а предлагаемую власть считал всего лишь самообманом, ведь перед ним маячил Черный трон. Он уходил смеясь, а когда кто-то бывал настолько неразумен, что пытался удержать его силой — оставлял за собой, прорываясь на волю, ручьи крови и безутешных вдов. Он не смаковал чужую смерть и не пьянел от крови, но в случае нужды применял оружие не задумываясь. Он не признавал на себе никаких пут и ни на кого не глядел задрав голову. Вы платите — я сражаюсь. Полный паритет. У него было много приятелей, но друзей — никогда. Дружба подразумевает доверие, а он не желал доверять кому бы то ни было свое Могущество. То же и с женщинами. Живо откликаясь на женскую красоту, он, тем не менее, никогда не увязал настолько, чтобы возникла серьезная угроза его свободе. Он был необыкновенно красив, как, кстати, все Черные Владыки, и умел пользоваться своим обаянием, но начисто был лишен какого бы то ни было самолюбования. Если бы его лицо обезобразил какой-нибудь чудовищный шрам, это не стало бы для него трагедией. Ему было бы все равно, лишь бы глаза продолжали видеть. Ему не отказывали, и удержать его не могли. Лишь раза два за три года он со смехом вспоминал слова десятилетней Королевы эльфов о том, что она выбрала его для себя, но избегал развлекать этой шуткой приятелей. И вот теперь, спустя три года, он решил, что время пришло, обманул эльфийскую стражу и проник в земли, которые считал своей вотчиной. Пришло время Могущества.

* * *

— Здесь кто-то прошел! — заявил старший караула эльфов, стоя посреди пограничной поляны и оглядывая столпившихся вокруг него стражей. Он не смел смотреть на них обвиняюще, ведь и сам он прошедшей ночью веселился вместе с ними у костра, но именно ему предстояло докладывать Регенту Амальрику о нарушении неприкосновенности границы. Желваки играли на его лице, странно и болезненно напоминавшем лицо измученного ребенка.

— Он был неотличим от ночи, — робко сказал кто-то.

— Если он сумел пройти, значит, он действительно опасен, — рассудил начальник стражи и в сердцах пнул ближайший куст, осыпавшийся в ответ на этот удар дождем мелких красных листочков. — Давно надо было срубить всю эту поросль на приграничной полосе!

Он не хуже прочих знал, что они собирались рубить поросль СЕГОДНЯ. Неприятности обладают пакостным свойством случаться неожиданно. На взгляд человека ночная тень не оставила следов. Ни сломанной ветки, ни примятой травы, ни отпечатков сапог на мягких участках земли, но сейчас эльфы чуяли: здесь кто-то прошел. Хоть они и не обладали нюхом диких зверей, но они ощущали своим вечно голодным, жадным до чужой энергии сознанием слабо пульсирующую ниточку Силы. И легкую тень, окрасившую дотоле безупречный день. Ниточка следа на глазах тончала, частью растворяясь, частью впитываясь в землю.

К чести эльфов, никто из них даже не заикнулся о том, что происшедшее можно было бы утаить от Регента. Бессмертный народ, они прожили немалые сотни лет и накопили большой опыт по части сказочных законов. Тайное непременно выплывет наружу, и тогда, поступившие во вред своему народу, они будут достойны смерти. Как ужасает мысль о смерти существо, для которого она не есть неизбежная расплата за жизнь.

— Мы пойдем за ним, — как будто про себя сказал старший, — пока след еще виден. Я не говорю, что нам непременно придется убить его, но субъект, нарушивший границу, должен быть схвачен, его личность и цели — выяснены, и он всенепременно должен быть завернут назад. Но, повторяю, если он здесь сумел проскользнуть незамеченным, значит, он опасен.

Он не стал говорить, что явственно чует здесь Тьму.

Эльфы разобрали свое вооружение, состоявшее, главным образом, из луков, стрел и кинжалов, и тесной кучкой, легкой трусцой пустились по следу, углубляясь в мертвый лес, таивший в себе Зло и угрозу. Они десять раз подумали бы, прежде чем по своей воле углубляться в его чащу столь малочисленным отрядом, но сейчас им приходилось ликвидировать пагубные последствия собственной небрежности. В рукаве каждого было по шесть метательных стрелок, поясные пряжки представляли собой замаскированные сюрикены. Эльфы слишком малорослы и слабы, чтобы равным оружием противостоять могучему меченосцу, а потому, уступая в силе, стараются извлечь максимальную пользу из искусности и проворства. И все же Зло в этих краях не появлялось столь давно, что в глубине души каждый из них искренне надеялся: тревога вскоре просто и забавно разъяснится.

* * *

Рэй шагал по своим вымершим угодьям. Четырнадцать лет назад, после того памятного поединка, когда был убит Райан, последний принц Черного трона, и восторжествовали Светлые Силы, эльфы под руководством пресловутого Амальрика залили окрестности ядовитым раствором, а Совет установил здесь мертвящую погоду предзимья, постоянный законсервированный заморозок, от которого он пытался спастись быстрой ходьбой. Здесь не чувствовалось ни малейшего проявления жизни. Даже гниение — органический процесс, а стало быть, проявление жизни — было слабым, заторможенным, и опавшие четырнадцать лет назад листья сохраняли свою парадную окраску. Вокруг мертвого леса эльфы соорудили санитарные кордоны, и перебили всех, кто пытался бегством спастись из этих гиблых краев. Загнанная в резервацию злобная нечисть, лишенная своего принца, нашла себе последний приют в Черном замке. Любитель извращенных красот, вероятно, нашел бы здесь чем полюбоваться, но Рэй был не из таких. Его интересовало дело, и он гордился тем, что все вещи стремился называть своими именами. Его дом был разорен, те, к кому он привык, умерли от отравы или, теряя рассудок, утрачивали вместе с ним и свои естественные формы. Ни к кому в отдельности из необъятной толпы нечисти он не испытывал особенно теплых чувств, будучи, как кот, привязан к месту и общей их совокупности, ничуть не обманываясь ни насчет них, ни насчет себя. Единственный среди них человек, он ухитрился прожить среди вечно голодной, едва обладавшей слабыми проблесками разума стаи четыре года, не отнявших у него здоровья, но отравивших его душу дикой неизбывной ненавистью, направленной на одну-единственную личность — на Регента Амальрика, по приказу которого был разорен его дом. Ненависть и страстное желание мстить давали одичавшему мальчишке силы, а охота на все редеющую в этих местах дичь, на вымирающих помаленьку животных — пищу. Пытаясь выжить среди нечисти и зверей, он сам понемногу становился зверем и нечистью, а их считал своим ослабевшим израненным войском, способным растерзать своего полководца, если он даст хоть малейшую слабину.