Токацин - Западный ветер

— Инмес! Говорить можешь? — окликнул он хеска, затихшего, но сотрясаемого дрожью. Судороги прекратились, и Фрисс, помедлив, опустил существо на мягкие шкуры. Оно осталось лежать там, тихо подвывая и пытаясь спрятаться под крыльями.

— Ну вот, крыло себе подпалил, — проворчал Речник, глядя на хеска с недоумением и тревогой. — Может, тебя в гнездо отнести? Инмес молча кивнул и жалобно посмотрел на Фрисса. Он был чем-то напуган до полусмерти, но Речник не видел вокруг ничего пугающего.

Он поднял крылатое существо — оно вцепилось в его одежду мёртвой хваткой — и с трудом дотащил его до тёмного закутка, заваленного сухой травой, ветками и душистыми листьями. Здесь лежал огромный кокон, сплетённый из листьев Руулы, и Квэнгин забрался в него и долго шуршал там, сворачиваясь в клубок. Фрисс уговорил его выпить чашку разбавленной кислухи и вскоре услышал, что дыхание хеска стало спокойным и ровным. Инмес уснул, а Речник, терзаемый тревогой, покинул тёмное укрытие и подошёл к дверной завесе. Что напугало Квэнгина, Фрисс так и не понял, но ему самому было не по себе — и чем дальше, тем холоднее становилось в груди, и тем сильнее невидимая рука сжимала сердце. Что-то творилось неладное, Инмес просто почуял это раньше человека, а сейчас и Речнику захотелось куда-нибудь зарыться. Он вдохнул поглубже, подобрал с лавки перевязь с мечом, обнажил клинок и откинул завесу. Снаружи был холодный мрак, и семь крохотных лун, скрытых рваными облаками, не могли разогнать зимнюю тьму. Над обрывом свистел ветер, где-то звенел незамерзающий родник, сбегая к реке по ледяным ступеням. А на юго-западе, над стеной Опалённого Леса, под самыми облаками, что-то вспыхивало — что-то яркое, белое, как будто молнии били из клочковатых туч. Но какие молнии на исходе зимы?..

На исходе Нэрэйта, месяца распускающихся почек и запоздалых холодов, быстрая хиндикса — небесный корабль Фриссгейна — летела над Рекой Канумяэ, и Речник, подбросив в печь очередную горсть щепы, глядел на бурную воду и Речных Драконов, резвящихся в тёмных волнах.

На истоках Канумяэ ещё только зацветала Хума, а чуть ниже по течению, у Островов Кануу, река уже побелела от упавших в неё лепестков. Речнику Фриссу всегда нравилось цветение Хумы, но сейчас он смотрел на белоснежные ветви и уносимые волнами цветы так, будто хотел наглядеться на сто лет вперёд. «Подозреваю я, что так и выйдет. В Кигээле мне Хума не встречалась, а кто знает, когда я покину его, если попаду туда…» — подумал Речник и тихо вздохнул.

Хиндикса, уловив его настроение, растерянно захлопала плавниками и попыталась сесть на воду. Фрисс затолкал в печь несколько обрубков сухой соломины, и корабль неохотно набрал высоту. Он миновал Острова Кануу, окутанные белым облаком цветущей Хумы, красивые и пустынные. Никто из Речников не прилетел туда в этом году, и сам хозяин Кануу, Речник Митиен, не знал, когда снова позовёт их в гости. Тем летом Чёрные Драконы спалили дотла всё, что способно было гореть — и зал для собраний погиб в огне, и защитники островов чудом выжили. Король Астанен дал Митиену много денег, и летом Речник собирался нанять работников и отстроить всё до последней башенки, но сейчас только груда углей чернела там, где стояли древние Врата Зеркал. Деревья вокруг сгорели вместе с ними, и пена цветов не скрывала пепелище. Речник Митиен, лишённый дома, на зиму улетел в Замок Астанена и забрал с собой всех жителей Кануу, кроме тех, кто перебрался к родственникам на берега Канумяэ. Некого было навещать на островах, и Фрисс пролетел мимо них. Планы Речника на эту весну были неясны даже ему самому. Он хотел бы, конечно, провести пару месяцев в Фейре — но война в том году чуть не оставила жителей без припасов на зиму, им сейчас нечем кормить Речника и некогда беседовать с ним. Хорошо, если жизнь в Фейре вернётся в спокойную колею хотя бы осенью. «И Гедимину сейчас тоже не до меня…» — грустно подумал Речник.

«После прошлогодней-то аварии…» Вспоминая, чем закончился тот год, Фрисс всё сильнее убеждался, что в этом году всем не до него.

Значит, ему тоже следует заняться своими делами. Например, спуститься в Фаггейт и купить ездовую кошку… Той осенью Фрисс собирался покупать Двухвостку — и все, кто об этом слышал, дружно его отговаривали, даже Король Астанен. Очень неохотно Речник отказался от своих намерений — он и сейчас был уверен, что Двухвостка в бою стоит десяти кошек, а прокормить её ненамного труднее — и отложил тысячу кун на покупку боевой Фагиты.

Сразу же нашлось столько желающих помочь, что Фрисс только успевал выслушивать советы. Этой весной Речник Форк ждал его в Замке, они хотели вместе посетить Фаггейт, подземный базар, и выбрать подходящую кошку крепкого сложения и не строптивого нрава. Может, и к лучшему, что Фриссгейна отговорили — Фагиты, как чистокровные хески, в отличие от Двухвосток, почти не боятся излучения, а в грядущем походе Речника это будет более чем важно… Фрисс посмотрел на сумку — в ней ждали своего срока ценнейшие сокровища: сарматский скафандр и счётчик Конара, вещи, без которых даже и думать не следует о походе на Дальний Запад. Они удачно пережили путешествие Речника в Хесс и даже в Кигээл, и взгляд на них сейчас вселял в Фрисса некоторую надежду. То, что он задумал в этом году, пытались сделать многие, а получилось лишь у Гедимина… и, если верить Считающему Души, у Гевелса и Айнин, отважных Речников, родителей Фриссгейна. Навряд ли Флинс, всезнающий Бог Смерти, солгал — а если он не лжёт, значит, Гевелс и Айнин живыми пересекли Гиблые Земли и проникли на Дальний Запад, и сейчас они тоже живы, но назад вернуться не могут. «Не знаю, что задержало их там, но они там давно. Может, им нужна помощь… А если не нужна, я хотя бы узнаю наверняка, что они устроились там и живут хорошо,» — думал Речник, отгоняя подальше мысли о чудовищной опасности Гиблых Земель и о том, что ждёт путника за ними. «Пора уже отправляться. Надеюсь, Астанен отпустит меня…» Фрисс посмотрел на запад. Страшные Гиблые Земли, вечносияющая равнина спёкшейся от сильнейшего жара земли, прятались за Опалённым Лесом. «Земля, проплавленная и просвеченная до глубин. Жизни там нет и не будет…» — вспомнил Речник слова Гедимина и невольно поёжился.

Но Гевелс и Айнин как-то пересекли эту равнину, а значит, там есть дороги для живых, даже если Гедимин о них не слышал… Девять башен вознеслись над обрывом, и хиндикса, качнувшись с борта на борт, полетела быстрее, а Речник встал на носу, с нетерпением глядя на Замок. Служители уже отмыли и начистили до блеска всё, что можно было, и Замок сверкал в лучах весеннего солнца. Речники тоже успели проснуться, как Фрисс и подозревал — над причалом уже висело в воздухе восемь десятков кораблей, у крыльца грелись на солнце десять Фагит, и даже большая Двухвостка с тёмно-красным панцирем мирно дремала в тени Замка. Фрисс удивился, откуда она тут взялась, с грустью вспомнил свою Двухвостку — отважную Флону — и в задумчивости чуть не пролетел мимо пристани, хорошо, что служитель Ир узнал его и крикнул вслед. Хиндиксу Фрисса привязывали к каменному кольцу втроём, скорее из уважения, чем из-за порывов ветра. Когда Речник сошёл на землю, двое служителей уже помогали пришвартоваться новому гостю Замка, а Ир всё стоял у кольца и глядел на Фрисса со смесью ужаса, радости и почтения. Траурная раскраска на его лице сменилась причудливым «праздничным» узором — погибший родич, о котором Ир горевал, в том году вернулся из Кигээла живым. Фрисс сам привёл из мира мёртвых и его, и многих других, легенды об этом разлетелись по всей Реке, но Речник уверен был, что заслужил лишь малую долю почестей. Путь в Кигээл открывали четверо могущественных магов, и что бы Фрисс сделал без них… но Ир знал только одно — Речник Фриссгейн отнял добычу у самих Богов Смерти, и переубедить его было невозможно. Смущённый Фрисс сделал вид, что не заметил, как смотрит на него служитель, и приветливо кивнул ему.