Василий Купцов - Вот так гомункулус!

— Как смеешь ты, смертный сын Адама, нарекать именем Господа своего? — пропищал гомункулус.

— Ты — гомункулус, и я тебя создал, а теперь надо дать моему слуге имя, — в голосе Теофастуса чувствовалась неуверенность.

— Ты во власти Сатаны, грешник! — донеслось из реторты, — Но тебе выпало великое счастье, ты лицезреешь Господа Бога своего. Встань же, сын мой, на колени, уверуй в Истину, ведь я и есть она!

— Господа?! Сумасшедший гомункулус, ты кощунствуешь! Истинно — сатанинское отродье. Надо быстрей от тебя избавиться… Где же это в книге? Убить…

— Воистину, грехи твои безмерны, смертный, — реторта лопнула, старичок начал расти, как на дрожжах, — мало того, что с твоих губ слетали оскорбления в адрес Создателя, теперь ты еще и надумал убить Бога! Несчастный! Всевышний бессмертен, он существовал всегда и пребудет в вечности!

— О Господи! — это воскликнула матушка, явившаяся на шум, мгновение — и старческие колени подогнулись, старая женщина взвыла, — О великое счастье, лицезреть лик твой, о Господи!

— Это у меня немного не то вышло, это гомункулус… — пролепетал Теофастус.

— Пади же на колени скорей, неразумный, ты во власти Сатаны, если не узнаешь Господа своего! — заверещала матушка, бедная женщина подползла на коленях к алхимику и попыталась пригнуть его.

— Смотри, безумец, эта женщина сразу признала меня, — прогремело откуда-то сверху: голова старика уже пробивала потолок, — и быть ей новой святой! А тебе — место в гиене огненной, в вечной муке за грех твой безмерный. Ты восстал против Господа своего, и нет тебе прощенья! Эй… Уберите…

Прямо между ног бедняги Теофастуса лопнул пол, трещина стремительно расширилась, пахнуло серным жаром. Алхимик, ноги коего теперь до нельзя раздвинулись в стороны, попытался удержаться, помогая взмахами рук сбалансировать тело. Из трещины показались рогатые головы, на серо-буро-малиновых мордочках — живейшее любопытство.

— Этого — к нам?

— К вам, к вам, донесся трубный глас.

— Ну, поволокли, что ли!

И Теофастуса потащили. Он некоторое время поупирался, его сдернули за ноги вниз, но бедняга завис, цепляясь руками за краешек лопнувшего пола. Но тут трещина в земной тверди начала сходиться, Теофастус сообразил, что сейчас ему прищемит ручки — и спрыгнул вниз, сам.

— Это ж надо: живого — и в преисподнюю, — черт, скрипевший гусиным пером в большой книге, почесал в затылке.

— Ну и что ж? — перебил писаря один из тех, кто держал сейчас Теофастуса за шкирку, — Брали которых святых живыми на небо, а мы — чем хуже? Ты давай, пиши, думаешь, мне легко его держать?

Жизнь Теофастуса в аду постепенно налаживалась. Если бы здесь все делали бы так, как положено: ему было бы не совсем приятно — пытки огнем и все такое прочее. Но лень, как известно, наперед нас родилась. И не только нас, но и чертей! Понятное дело, куда интересней играть в кости или бегать по девкам, нежели слушать в который раз вопли грешников. Так что за дело бесы принимались только при появлении высокого начальства — просто хватали первого, попавшегося под руку, да начинали пытать. Не так, чтобы очень — садистов в бесах не держали, хороший специалист не может любить свою работу по определению! Ну, а в остальное время просто выставляли дежурного оральщика — чтобы слышно было: работа идет. Теофастус был не дурак, все время ссылался на то, что голос охрип, сидел в устроенной для него чертями лаборатории, да не высовывался.

Начальство даже уважало Теофастуса, редко у кого встречается действительно оригинальная ересь, а тут… Шутки типа: «Расскажи, как создал Создателя!» были пресечены кем-то свыше чуть ли не третий день пребывания алхимика в аду. А уже через месяц Теофастуса доставили на театетную беседу к самому Сатане. Верховный бес, он же Главный Враг Рода человеческого, и прочая, и прочая, принял нового подшефного по-домашнему, в личном кабинете, прямо в халате и даже без шпаги.

— Значит, это ты создал Господа Бога, который засадил меня сюда? — грозно вопрошал владыка ада, — Выходит, ты — корень моих несчастий?

Бедняга алхимик так и обомлел, подобного оборота он никак не ожидал. Что было отвечать?

— Ладно, ладно, — усмехнулся Сатана, — не боись, мне эта история даже нравится. Расскажи-ка поподробней!

И Теофастус, уже в который раз, пересказал парадоксальную историю своего Великого Делания. Сатана слушал внимательно, лишь попыхивая трубкой, причем дым, судя по запаху, был не каким-то там серным, а самым, что ни на есть, высокосортно-табачным.

— Безумная история, — вздохнул владыка преисподней, — ладно, иди, сердечный, мучайся дальше, как положено. А я — подумаю…

То ли в графике пыток что-то перепутали, то ли пришло некое указание свыше, но следующая мука, предписанная грешной душе Теофастуса, оказалась несколько своеобразной. Его заперли в железной клетке, после чего выпустили целую стайку голеньких девиц — танцевать вокруг. Бывший рыцарь и барон смотрел на все это представление равнодушными глазами, у него даже ничего не шевельнулось, ни в душе, ни где-то еще. Ведь в голове бедняги, точно эти бабенки, приплясывали по одному и тому же кругу безумные мысли. Вот он создал Бога в реторте, тот создал все сущее, и ад в том числе, то есть место, где созданный Демиугром Сатана отправляет наказание грешникам, в том числе и Теофастусу. Но как мог Господь создать мир после того, как его самого изготовили? Он что, прятался в реторте? Абсурд! Ведь мир уже кто-то создал, и Теофастус в нем родился, и получил, в результате Великого Делания, самого Создателя, который…

Бес, дежуривший у клетки, зевнул, потом перевернул песочные часы. Заскрипели ключи в замке клетки.

— Все, вышло время, пошли, парень, — черт был настроен явно дружелюбно, — у меня все эти сиськи-пиписьки тоже вот, знаешь, где сидят! Ты, говорят, в кости играть горазд?

— И в шахматы тоже, — кивнул Теофастус.

— Тогда пошли ко мне!

— А можно? — удивился алхимик.

— У тебя же этот, как его… Свободный режим. Вот, на сегодня никаких больше процедур. И завтра — тоже…

Беса звали Минизевулом, жрать у него дома оказалось нечего, зато на столе нашлась бутыль браги. Тут Теофастус и провел целую неделю, то бросая кости с забегавшими отдохнуть чертями, то отсыпаясь на старом красно-полосатом матраце, полным клопов. Самое странное, что это были какие-то сатанинские клопы, решительным образом отвергающие человечью кровь, так что Теофастус не был ни разу даже укушен. То ли дело Минизевул, стоило тому улечься, как тут же начинал чесаться да материться! Другие черти, хоть и уставали до упаду на развернувшейся рядом стройке нового корпуса, на этот матрац и прилечь-то не рисковали…