Екатерина Белецкая - История с продолжением

– Я. Всё, Айкис. И не пытайтесь мне помешать, вы же знаете, что…

– Бог с тобой. Делай, что хочешь, – Айкис обречёно махнула рукой. – Я помогу по мере сил. Если сумею…

– Спасибо, Айкис. Да, пока я не забыла… когда он последний раз спал?

– Три дня назад. А ты говоришь…

– Ничего, всё будет в порядке. Я справлюсь.

– Удачи, девочка. Она тебе очень понадобится…

Дни тянулись за днями, ночи сменяли новые ночи… и ничего не менялось. Лина по мере сил лечили, Айкис и остальным пришлось порядком повозиться, чтобы снять зависимость от наркотика, но дальше этого дело не продвинулось. От Лина постепенно все отступились, с ним осталась лишь Жанна, да ещё Айкис примерно через день заходила проверить, как дела. Лин был не в себе. Окружающих он узнавал, но реагировал на них весьма различно – одних встречал сумбурными бессвязными речами, другие, входя к нему в комнату, натыкались на стену непроницаемого молчания. Только Жанна находила силы не опускать рук и продолжать на что-то надеяться, во что-то верить. Сама толком не понимая, во что.

– Как дела? – обычно спрашивала Айкис, входя. Картина, которую она заставала, была почти неизменна – Лин, забившийся в какой-нибудь угол, и Жанна, сидящая неподалёку в немом отчаянии.

– Всё то же, – отвечала Жанна. – И не спали, и не ели. Теперь вот чего-то боимся, а чего – непонятно… Айкис, не подходите, не надо…

– Сколько не спал?

– Вторые сутки пошли.

– Диагноста и стол, – распоряжалась Айкис в пространство, – комплект номер восемнадцать.

– Вы обещали снять наблюдение, – говорила Жанна, на что Айкис каждый раз лгала одно и то же:

– Я его только что восстановила, на время. Сейчас сниму.

Дальше всё происходило тоже по одному-единственному сценарию, без вариаций – Жанна исхитрялась как-то прицепить Лину к кисти руки пластинку контроля, через минуту он засыпал, его вытаскивали из угла, где он сидел до этого, и дело брала в свои руки Айкис.

– Проспит до вечера, – говорила она, – можешь не следить, это с гарантией. Питание я поставила, так что ещё пара дней у нас в запасе есть…

– Я сниму это всё раньше, – предупреждала Жанна. – Ему это не нравится.

– Откуда ты можешь знать?

– Я просто знаю.

– Дело твоё, – вздыхала Айкис.

Через день всё повторялось снова.

Жанна находилась с Лином непрерывно, почти не отлучаясь из комнаты, без малого месяц. Она постоянно, при любой возможности, старалась говорить с ним, смысл слов значения не имел, главное в них было то, что и сама Жанна понимала не до конца – вера. Именно благодаря этой вере, а не чему-то ещё, к Лину стал постепенно возвращаться рассудок. В один из вечеров Лин вдруг понял, что ему говорила Жанна. Та каждый вечер часами упрашивала его лечь спать, он почти совсем перестал спать, ночи превратились в серию кошмаров. Но тут… Что-то изменилось. После того, как Жанна в очередной раз сказала:

– Рыжий, ну полежи немножко, ночь, все спят… – Лин покорно лёг и закрыл глаза. Жанна тихонечко села рядом с ним и принялась ласково гладить его по волосам. Лина трясло, словно от лихорадки, и Жанна решила попробовать дать ему какое-нибудь слабенькое снотворное, на всякий случай. Она встала, чтобы принести лекарства, но тут Лин вдруг взял её за руку и тихо произнёс:

– Жанна.

Это звучало, как констатация факта, но Жанна ответила, осторожно освобождая руку:

– Я здесь, милый. Сейчас кое-что принесу и посижу с тобой. Хорошо?

Лин не ответил. Жанна снова присела рядом с ним. Он уснул быстро, даже быстрее, чем она успела вернуться с лекарством. “Получилось, – подумала Жанна, – что-то у меня получилось. Сама не пойму, что, но это что-то… особенное. Спи, рыжий, спи, я так устала. Я устала бояться за то, что не получится… что ты навсегда останешься таким… спи, это правильно”. Жанна присела рядом с кроватью и вскоре задремала сама.

Лин проснулся ночью. С минуту он лежал, силясь понять, где он, и что с ним. Осознание пришло внезапно и страшно, всё, что было до этой ночи, вдруг встало перед ним, как на картине. Лин поднялся с кровати и подошёл к окну. Там, внизу, притаилась осень, чёрная и всеобъемлющая. Он прижался лбом к стеклу и глянул в ночь.

– Господи… заберите меня отсюда, – прошептал он. Исхода не было. Была лишь страшная боль от потери, отчаяние и страх.

Лин отошёл от окна и побрёл в ванную.

– Стекло, – приказал он еле слышно. – Толщина – одна восьмая ис. Создать зеркало.

Стена в секунду перестроила структуру и Лин оторопело уставился на собственное отражение. Это предел, предел всему… Кошмар!… Все сомнения вдруг разом куда-то испарились. Лин поднял руку, примерился, и со всех сил ударил по стеклу. Во все стороны брызнули осколки. Лин нагнулся, поднял один и полосонул себе по левой руке, чуть повыше кисти.

– Жанна, девочка, не плакать нужно, а радоваться! Ты сумела всё сдвинуть с мёртвой точки, тебе за такой подвиг нужно…

– Айкис, перестаньте, ради Бога!… Он же едва не умер…

– Не преувеличивай, – отмахнулась Айкис. – Царапина. Через три минуты всё было в полном порядке…

– Да, хорошая у вас система слежения… Лучше не бывает. Вы же обещали, Айкис!… Совесть у вас есть?

– Есть! И ещё есть долг, который я, как представитель…

– Я понимаю, конечно… А вы себя представьте на моём месте, – Жанна отвернулась от Айкис и тихо произнесла:

– Вы меня напугали…

– Прости, но время было дорого.

– Что он делает, Господи ты Боже мой… Зачем?… – Жанна запустила руки в волосы и снова заплакала. – Я так надеялась, а он…

– Не плачь, не надо… – Айкис подошла к Жанне и обняла её за плечи. Она с большим трудом сдерживалась, чтобы тоже не расплакаться. Разговор происходил в той же комнате. Лин всё ещё спал – испугавшиеся того, что он над собой сотворил сотрудники не пожалели препаратов и спать Лину предстояло часов двадцать, если не больше. Сигнал на систему пришёл ночью, двое дежурных прежде всего вызвали Айкис и сразу рванули по координатам в комнату. Лин к тому времени успел упасть в обморок от потери крови, поэтому больших проблем с ним не возникло – рану закрыли, восстановили первоначальный объём крови и ввели снотворное. Узнав сколько, Айкис пригрозила удавить того, кто это сделал. А потом и состоялся этот разговор с Жанной. Слава Богу, от него и Айкис и Жанне стало легче – тяжесть того, что говорить в слух они не могли и не хотели, растворилась. Теперь можно было снова на что-то надеяться.

Пробуждение. После медленного падения вниз, всё вниз – побуждение. После смерти. После всего. Когда уже ясно, что существование твоё – бред, когда ясно, что ничего не было и не будет, потому что просто-напросто не может быть. Пробуждение. Слишком чётко он видел мир вокруг себя, слишком ясным стало ранее помутнённое сознание. Он знал, где он. Он легко мог догадаться, что с ним. Он слишком хорошо понял, что произошло.