Андрей Астахов - Воин из-за круга

Луна ушла в багровый сумрак. Внизу под окнами прошла стража. Факелы в руках воинов горели странным синеватым пламенем. За стенами Красного Чертога по улицам поползли клочья белесого тумана. В опочивальне император ворочался в беспокойном сне. Тасси почти физически чувствовала ужас, сгущающийся над городом.

– Доброй ночи, Гесперополис! – шепнула она и, протянув руки к луне, благословила тех, кто уже появился на ночных улицах.

Риман ди Рот выругался – вторая ставка была проиграна им так же бездарно, как первая.

Начальник охраны, лейтенант Ниран ди Арб, с довольным смешком сгреб на свой край стола кучку монет.

– Еще одну партию, Риман? – предложил он.

– Пожалуй. Который час?

– Уже за полночь, – ди Арб посмотрел на почти прогоревший шнур в часах. – Скоро будет смена. Что-то я устал. Подумать только, мы сидим здесь без сна, а сволочь, которую мы охраняем, уже десятый сон видит.

– Сегодня последний день перед выходными, – сказал ди Рот. – Выспишься.

– Твой ход, старина.

Ди Рот взял кости и собрался было сделать бросок. Ниран ди Арб кривил губы в усмешке – он верил в свою удачу и был уверен, что останется в выигрыше. Ди Рот метнул кости.

– Восемь, – объявил ди Арб. – Похоже, ты опять в проигрыше.

– Бросай! – с досадой крикнул ди Рот.

Звук, раздавшийся за окнами домика охраны, заставил его забыть о костях. Его партнер по игре услышал звук одновременно с ним, потому что лицо ди Арба вытянулось и побледнело, а в глазах блеснул страх.

– Чрево Харумиса, что это? – воскликнул начальник охраны.

– Местьер начальник! – Солдат, появившийся в дверях, выглядел-ошеломленным. – Там… там…

– Что «там»?

– Посмотрите сами!

Ди Арб схватил меч, бросился к выходу, опрокинув козлы. Монеты и кости полетели на пол. Римон ди Рот выскочил следом. Машинально отметил про себя, что вдруг стало темно – луну закрыла красноватая тень. В открытые ворота периметра вползал белый ледяной туман. И еще из тумана шел этот звук, от которого волосы на голове встали дыбом. Ди Рот никогда не был трусом, но жуткие звуки из тумана не просто напугали его – они поразили его ужасом, равного которому он не испытывал никогда.

– Проклятье! – воскликнул ди Арб, лицо которого было белым, как беленая стена кордегардии. – Там, в тумане! Видишь?

Риман ди Рот увидел. И увиденное поразило его не меньше, чем леденящий душу отвратительный вой, доносящийся из тумана. Прямо на него из белесой пелены шли три маленькие щуплые фигурки. Два мальчика, лет восьми и двенадцати, и девочка чуть постарше их, облаченная в грязные лохмотья. Она держала на руках голого малыша, которому едва исполнился год. Ди Рота поразил облик детей – они были в крайней степени истощения. Все четверо были скорее похожи на скелеты, обтянутые кожей. Они шли, шатаясь, с трудом переставляя тонкие ноги с чудовищно выпирающими коленными суставами. Их волосы висели грязными колтунами, на высохших морщинистых лицах глаза, окруженные черными тенями, казались огромными. И они плакали – это их заунывный вой так напугал лейтенанта. Шатаясь и протягивая к ди Роту костлявые руки, дети вошли в ворота периметра.

– Вот дьявол! – Ди Рот вытер пот со лба, опустил меч. – Чтобы вас вордланы забрали, проклятые ублюдки! А ну назад! Не видите, что ли, куда прете! Здесь вам не место для прогулок! Вон отсюда, домой, пока папаши и мамаши вас не хватились.

Услышав голос офицера, дети остановились и замолчали. Они слушали его внимательно, иногда переглядываясь друг с другом. Когда же ди Рот замолчал, они снова пошли вперед, а за их спинами в тумане замаячили еще какие-то смутные тени.

– Назад! – заорал ди Рот: ужас, который внушал ему этот заунывный зловещий плач, больше похожий на завывания шакала, сменился бешеной яростью. – Какого дьявола вам тут нужно? Охрана, ко мне! Еще шаг – и я вас зарублю! Стоять!

– Нам нужна пища, – сказал старший из мальчиков. Голос его звучал, как шорохи в темных углах заброшенного дома, и сердце ди Рота снова заледенело от ужаса.

– Нет у нас никакой пищи! – крикнул он, поднимая меч. – Назад!

– Пища есть, – сказал младенец на руках девочки, и глаза его сверкнули красноватыми огоньками в тумане. – Ты и есть пища.

Риман ди Рот пытался сопротивляться. Он вопил и рубил мечом наползавший на него туман. Разум оставил его, остался только инстинкт. Вой и плач стали громче; он заглушал хриплые вопли ужаса и боли, бульканье и хруст острых зубов на костях жертв. Десятки костлявых рук вцепились в ди Рота, чтобы утащить в туман, который уже поглотил восемь охранников и Нирана ди Арба, навстречу все новым и новым существам, спешащим принять участие в трапезе.

Когда багровая тень начала наползать на луну, ди Марон поначалу растерялся. Ночь была недостаточно темная для того, чтобы, как подумалось поэту, проскользнуть мимо стражи и оказаться на свободе. Поневоле он подумал о псах-волкодавах и поежился. Однако старый халан-морнах ясно велел бежать влево, к темному зданию у подножия холма, хотя слишком велик был соблазн направиться в противоположную сторону – судя по всему, там были южные ворота лагеря.

«И попасть прямо в лапы охраны, – сказал он сам себе. – Тогда тебе уж точно крышка. Нет уж, Уэр ди Марон, будь любезен сделать все так, как сказал тебе этот самый – тьфу, не к ночи будь помянут! Плевать на все, надо идти! Оставаться здесь тоже нельзя!»

Решившись, ди Марон пустился бежать вниз, с трудом разбирая при свете потемневшей луны узкую дорогу на склоне холма и лавируя между большими камнями и набросанными по обочинам бревнами, досками и кучами строительного мусора. Риск сломать ногу был очень велик, но ди Марон об этом не думал – страх гнал его вперед лучше любой шпоры. Потом он добежал до ухоженной аллеи, обсаженной высокими тополями. В дальнем конце аллеи клубился туман. Другой конец аллеи вел к зданию, о котором говорил ему ди Брай. Ди Марон добежал до калитки – она оказалась незапертой, как и входная дверь. Случайно ли ее не заперли с вечера, или же это ди Брай постарался, поэт не знал, да это было неважно. Гораздо важнее было другое – заперев за собой дверь на засов, ди Марон смог отдышаться и почувствовать себя в безопасности.

Он вошел с главного хода. Ощупью пробрался в кухню. Здесь было чуть светлее – луна светила красноватым свечением в окна, а тут еще и клубившийся за окнами туман будто фосфоресцировал, испуская белесое сияние, подобное тому, каким в темноте светятся гнилушки или болотный газ. Здесь же он впервые услышал эти мерзкие звуки – то ли плач, то ли стон, то ли вой. Пока далекие, они тем не менее явственно приближались. От них подкашивались ноги, и холодная жуть вползала в сердце.