Юлия Баутина - Вереск и звезды

— Вижу, что слегка ошибся, — свистящим шепотом произнес он. — Стало быть, верно рассказывают, будто таварвайт заказан путь в чертоги Мандоса, раз даже трупный яд с кинжала не может их туда отправить.

Нейенналь обернулась, изумленно глядя на пленника. Пускай кто‑то, как и предполагал Тадан, проговорился при нем о том, что по следам посланников Амартиэль пустилась охотница из Лихолесья. Но ни единое живое существо на Тиннудире не могло поведать Мордрамбору, что из трех богато украшенных кинжалов ангмарских посланников бурой, дурно пахнущей отравой был щедро покрыт лишь один. Именно его владельца восемь дней назад охотница повстречала в сосновом лесу у подножия одного из северных отрогов Эмин Уиала среди бриллиантовой россыпи крохотных родниковых озерец урочища, именуемого Равнотальем. И именно он оставил отметину у нее на боку — неглубокую, но достаточную для того, чтобы в кровь попал яд, сладить с которым до конца не удалось даже эликсиру с соком молочного чертополоха. Теперь‑то все уже точно обошлось, благо на таварвайт раны заживают едва ли не получше, чем на кошках, но в первые два дня Нейенналь совсем не была уверена в успешном исцелении.

Что же получалось? Совпадали сроки, совпадало место, оружие прочих двух посланников было чистым… нет, такое не возможно угадать, такое можно лишь знать наверняка.

— Откуда тебе известно, что тот кинжал оказался отравлен? — спросила эльфийка.

Нуменорец не ответил, зато вместо него — вопросом на вопрос — ответил Тадан.

— Какой кинжал? О чем ты ведешь речь?

— О тех словах, что только что были им сказаны.

— Но он ничего не говорил!

Нейенналь перевела взгляд на следопыта. Тот выглядел встревоженным.

— Он только что говорил об отравленном клинке.

Тадан тяжело вздохнул.

— Ты, должно быть, весьма утомилась, — сказал он, всматриваясь в лицо таварвайт. — Две недели пути по бездорожью… хоть здесь и не поля Форноста, но после блужданий по северным пределам Эвендима тоже многое может примерещиться. Каленглад должен завтра вернуться из Ост–Форода. Я скажу ему, что охота удалась, а ты пока отдохни.

— В таком случае в подтверждение слов можешь отдать ему вот это, — Нейенналь бросила на стол нанизанные на кожаный шнурок перстни, снятые с рук ангмарцев. — Думаю, никакого союза больше не будет. Я не намерена оставаться на ночлег на острове, но ведь дунаданам ведомо все, что происходит в окрестных холмах, поэтому, если что‑то потребуется, я полагаю, ты сможешь меня отыскать.

— Погоди, — окликнул Тадан эльфийку, когда та уже развернулась, собираясь уходить.

— Что еще?

Следопыт казался крайне смущенным.

— Ты, наверное, голодная, — сказал он. — А мне Кугуминуиаль столько всего принесла, что одному просто не справиться. Она всегда была щедрой, но в последнее время что‑то и вовсе кормит, как на убой. Давай‑ка, садись за стол.

— Я не хочу есть.

Как ни старалась таварвайт, соврать у нее не получилось.

— Плохо у тебя выходит сказки рассказывать, — сочувственно покачал головой дунадан. — Ни с северных гор, ни с болот еще никто сытым не возвращался. Да ты на себя глянь — и раньше‑то тоненькой была, а теперь и вовсе насквозь просвечиваешься. Как только хватает сил лук натягивать?

Едва ли он мог придумать что‑либо худшее, нежели усомниться в боевых способностях охотника таварвайт, какие бы невзгоды тому не довелось перенести. Эльфийка яростно вскинулась, готовая дать достойный ответ, и… смолчала, вдруг заметив во взгляде и словах следопыта что‑то такое, отчего ледяной мрак зимнего Форохеля сменился теплом летней полуночи садов Келондима. Нейенналь не могла бы точно сказать, что именно это было, но оно существовало, как существовали горы, ветер и звезды. Как существовала ее собственная уверенность в том, что мало кто из ее сородичей предложил бы вот так запросто разделить трапезу атани. Как существовало ее собственное внезапно возникшее странное нежелание проводить между собой и этим сероглазым человеком пропасть, глубиною в десятки веков. «Неужели у леди Ундомиэль тоже так было?» — запоздало пришла пугающая мысль. Нейенналь отогнала ее, неуверенно улыбнулась и отломила кусочек от краюхи хлеба под одобрительный возглас Тадана и хриплый смешок Мордрамбора.

Та совместная трапеза была первой и последней. Свидетелей у нее, кроме черного нуменорца, вроде бы, не имелось, однако кто‑то еще не только узнал о ней, но и не поленился доложить Каленгладу. Выяснилось это на следующий день уже пополудни, когда не Тадан, а иной, незнакомый эльфийке следопыт отыскал укрытие охотницы и передал, что предводитель Стражей Аннуминаса желает с ней встретиться.

Каленглад ждал таварвайт в соборной зале, стоя перед выцветшим до желтизны старой кости гобеленом и задумчиво перебирая нанизанные на шнурок ангмарские перстни — те самые, что накануне ночью охотница оставила Тадану. Притворив за собой тяжелую дверь, Нейенналь учтиво склонила голову под испытывающим взглядом старого следопыта.

— Подойди, — пригласил Каленглад. — Говорят, твое путешествие в северные предгорья прошло удачно?

— Да, — коротко ответила эльфийка. — Подтверждение тому у тебя в руках.

— Это хорошо. И что ты намерена делать дальше?

Вопрос был более чем странным, заставляя таварвайт подумать, что она что‑то не так поняла. Немного помолчав в ожидании продолжения и не дождавшись от следопыта ни единого слова, Нейенналь заговорила, хотя и догадывалась, что предводитель стражей Аннуминаса желал спросить ее о чем‑то совсем ином:

— Я бы хотела замолвить слово за вашего пленника. Мне плохо известны обычаи дунаданов, но я всегда полагала, что честь и доблесть для них не пустые звуки. Едва ли столь уж великой доблестью для людей с Запада будет уподобиться по жестокости собственным врагам.

— Можешь не утруждаться, — отрывисто бросил Каленглад. — Я уже приказал Колхамниру оставить его в покое. Болью и силой можно сломить человека, однако против булатного клинка эти приемы бессильны. Сколь ни пытайся его согнуть, хоть узлом свяжи — все равно выпрямится, едва только ослабишь хватку. Увы, как ни печально признавать это в отношении врага, нам достался именно булатный клинок. Свободы передвижения он, разумеется, не получит, но и пыток больше не будет, — следопыт, близоруко сощурившись, поднес один из перстней ближе к лицу, рассматривая покрывающий его причудливый узор, и словно бы через силу добавил:

— Признаюсь откровенно, Горделерон, я не понимаю, что происходит. Нуменорец презирает и ненавидит дунаданов всей душой, если она у него вообще имеется, и не нужно обладать орлиным зрением, чтобы увидеть это. Тем не менее, про посланцев он не солгал и еще дважды за время твоего отсутствия предупреждал нас о действиях, которые намерены предпринять военачальники Амартиэль. Каждый раз слова его сбывались, позволяя нам добыть победу малой кровью. Что за игру затеял Мордрамбор, можно только догадываться, однако, похоже, его госпоже она сулит куда меньше пользы, нежели нам. Лаэрдан, правда, полагает, что нуменорец намеренно заставляет нас размениваться по пустякам, отвлекая внимание от чего‑то более важного, готовящегося или уже вершащегося в Городе Королей. Хотя, что уж кривить, суждения моего драгоценного советника становятся все более странными с тех пор, как до него дошли известия о прибытии в Аннуминас первой воительницы Ангмара, и я не уверен, что их следует воспринимать всерьез. Будь его воля, он и вовсе оставил бы город во власти ангмарцев, потому что это, якобы, способно позволить нам обрести куда более весомое преимущество… — Каленглад невесело рассмеялся. — Что ж, пусть его совесть будет ему судьей, с тобой же я хотел поговорить совсем не о том. Нейенналь, сказка северных лесов, я благодарен тебе за твой приход на Тиннудир — за пробужденные воспоминания о прошлом и за помощь, оказанную в настоящем. Но сейчас, не в службу, а в дружбу, я хочу попросить тебя еще об одном — скажи прямо и честно, что ты думаешь о Тадане?