Джек Финней - Нечестивый город

– Он был мертвым в течение десяти лет, сударь, – ответил Руиз. – И воскрешение можно считать истинным во всех отношениях. Он шел по леднику, провалился в трещину и замерз; все знали об этом, потому что его тело можно было видеть сквозь лед. И место довольно известное – Лорелчанский ледник в Мунвельских горах, неподалеку от тех высокогорных лугов, где зимуют чиам-мины.

Когда он спустился вместе с ледником достаточно низко, люди хотели достать его и похоронить как полагается. Но доктора из Фонда Остриола попросили пока не трогать этого человека, чтобы они могли усовершенствовать аппаратуру и попробовать вернуть его к жизни. Тогда вышло постановление, строго-настрого запрещавшее трогать замерзшего, и доктора принялись за работу. Наконец им удалось усовершенствовать свою технику, и настал великий день. Они разморозили беднягу, накачали его мощными стимуляторами, сделали ему массаж сердца с помощью специального аппарата, подключили к искусственному дыханию и сделали еще много всего – в общем, в результате он ожил.

– И он еще жив? – спросил я.

– Нет, сударь, – ответил Руиз. – Он погиб в автомобильной катастрофе через несколько недель после своего воскрешения. Его разорвало на множество кусков, и доктора сочли вторичное воскрешение нецелесообразным. Но за эти несколько недель он успел наговорить немало ужасных вещей.

– Ужасных вещей?

– Видите ли, сударь, он был мертв в течение десяти лет и несомненно являлся крупнейшим авторитетом в вопросах смерти. И первым делом он заявил, что ни Царства Небесного, ни Ада нет; есть только сон без сновидений. Можете себе представить, сударь, как реагировало духовенство Хейлар-Вея. Но, кроме того, эти откровения самым пагубным образом подействовали на народ. Количество самоубийств достигло угрожающих масштабов, потому что многие люди с меланхолическими наклонностями возлагали все надежды на Рай, где могли бы получить воздаяние за свои страдания в этой жизни. Никто не мог избавиться от депрессии. Тогда все святые отцы объединились и, образовав мощное лобби, добились принятия законопроекта, согласно которому считалось серьезным преступлением обсуждать данную тему, особенно по радио. Такая мера оказалась благотворной, хотя, конечно, разговоры продолжались еще долго. Во всяком случае, когда воскресший опять погиб, все вздохнули с облегчением. Потом даже началась кампания в поддержку закона, который запрещал бы врачам воскрешать мертвых.

– Ну а как же насчет тигра, господин Руиз? Тигра, который разорвет Хейлар-Вей на куски. Вы утверждаете, что это Гнев Божий – нет ли тут противоречия?

– Противоречие тут только кажущееся, сударь, – возразил Руиз и, желая переменить тему, добавил: – Дом должен быть где-то поблизости. Давайте спросим у полисмена. Он-то знает лучше всех.

Я усомнился, стоит ли спрашивать о таких вещах у блюстителя закона.

Но Руиз заверил меня, что все в порядке: полицейские Хейлар-Вея славятся своей любезностью.

И мы подошли к полисмену и спросили у него, где здесь поблизости находится Дом.

– Вон там, ребята, – показал он, – первая парадная за углом, двадцать четвертый этаж, заведение мадам Лили. Она занимает целый этаж. Только скажите старой крысе, что это Майк дал адрес. Не пожалеете – местечко лучшее в городе.

Кажется, впервые за все время моего пребывания в Хейлар-Вее со мной так любезно говорил посторонний человек. Я сказал об этом полицейскому. Он осклабился с явным удовольствием. Я дал ему десять драхм и спросил, как выглядят девицы мадам Лили.

– По-разному, – ответил полисмен, – одни – как слоновая кость, другие – как черное дерево, третьи – как медь и четвертые – как золото. Есть также и такие, которые отличаются прозрачной бледностью.

– Вот как? – оживился Руиз. – Тогда пойдемте, капитан Малахайд, нельзя терять ни минуты.

Мы свернули за угол, нашли лифт и поднялись на двадцать четвертый этаж. В небольшой уютной приемной мы встретили мадам Лили и сказали ей, что нас направил к ней Майк.

– Да-да, – кивнула мадам Лили. Она предложила нам сесть на диван и крикнула: – Девочки, заходите.

Мы сидели на диване, словно на трибуне, и девицы парадом проходили мимо нас. Но они сразу заметили синяки под глазами Руиза и мое жалкое старое пальто и поглядывали на нас едва ли не с презрением.

Руиз выбрал маленькую толстушку, а я – тонкую и стройную барышню. Они хотели отвести нас к себе в комнаты, но Руиз сказал:

– Нет-нет, барышни. Мы с капитаном Малахайдом хотели бы сначала устроить маленькую вечеринку – чтобы лучше узнать друг друга. Пойдемте в какую-нибудь одну комнату, закусим и закажем щелака. Там мы сможем спокойно посидеть, расслабиться, побеседовать и так далее – а остальное уже потом.

Девицы ответили, что им все равно, лишь бы мы сначала заплатили. Тогда мы заплатили, и девицы привели нас в небольшую уютную комнату. Руиз и маленькая толстушка сели в большое пышное кресло, а мы с худощавой барышней устроились, полулежа на кровати. Потом человек с цветной кожей принес нам щелака и пообещал скоро принести бараньи отбивные и молодой зеленый лук. Мы молча выпили. То есть пили только мы с Руизом, девицы отказались прикасаться к щелаку и безмолвно сидели со скучающими лицами.

Молчание стало угнетать Руиза; он начал нервничать. Оглядевшись по сторонам, он обнаружил на туалетном столике какой-то журнал и принялся его листать.

Я спросил худощавую барышню, много ли она читает.

– Ни черта, – коротко ответила она.

Руиз издал торжествующий возглас и протянул мне журнал.

– Ей-богу, сударь, – воскликнул он, – здесь есть рассказ одного моего друга. Его имя Стиллиборн. Я знал, что он пишет, но когда мы с ним встречались в последний раз, у него были проблемы с издательствами. Насколько я знаю, это его первая публикация.

– Я знаю одного парня, который пишет в газете, – сообщила толстушка.

– Нет, барышня, – покачал головой Руиз, – в газетах может писать любой болван. Нужно быть настоящим мастером слова, чтобы писать, как этот человек. Не прочитать ли мне его рассказ вслух, как вы полагаете, капитан Малахайд? Я уверен, барышни с удовольствием послушают. Он необычайно остроумен и, к тому же, довольно пикантен. Вам обязательно понравится.

Девицы сказали, пусть читает, нам все равно. И я тоже сказал «читайте».

Руиз поправил очки, отыскал наилучшее расстояние между глазами и страницей и, водя пальцем по строчкам, чтобы не потерять нужное место, принялся читать нерешительным, лишенным выражения голосом.

«Жил-был в поленнице негритенок. Маленький негритенок в большой поленнице. Поленница состояла из вязовых поленьев. В ней было холодно. Холодно, неуютно и голодно. В щелях между поленьями дремали тараканы и зимовали оцепеневшие ящерицы. Дождь поливал поленницу. Снег сыпался на нее. Когда подошла зима, поленница стала убывать. Потому что добрая хозяйка пекла в печи бисквиты. А также пироги и пышные пончики. И еще она готовила свиные ножки и печеный картофель. Кому мог не понравится суп, приготовленный на дровах из этой поленницы? Кому не хотелось погреться у камина, в котором пылали чурки из этой поленницы? Однако в поленнице жил негритенок. Продрогший. Озлобленный. Голодный. И он мечтал отомстить. Слушайте, слушайте, о, слушайте же историю об одиноком существе – она происходит в наши дни и касается нас всех…»