Елена Хаецкая - Новобранец

— А если окажется мало? Я бы хотела поточнее знать расценки… Борис Викторович ничего не мог сказать конкретно, поэтому я взяла… сколько могла.

— Все — это не мало, — возразил Моран. — Это все.

Анна Ивановна вдруг сникла и выложила купюры.

— Двадцать пять тысяч, — произнесла она с горьким достоинством. — Все, что мы собрали для поступления Денечки. Если бы он сдал экзамен.

Денечкч ерзал возле стены и чувствовал себя плохо. И с каждой минутой все хуже. Иногда ему становилось мучительно стыдно за мать. Он был достаточно взрослым, чтобы понимать: к маме следует испытывать какие-то совершенно другие чувства, но ничего не мог с собой поделать.

Моран оглушительно расхохотался, и Денису почему-то полегчало, а Анна Ивановна, напротив, чрезвычайно обиделась. Она встала.

— Если вы полагаете, что… Что ж, не все сумели разбогатеть. Есть и честные люди, которые не в состоянии выкладывать миллионы. Но Денечке совершенно не место в армии, и я как мать…

— Всем найдется место в армии, — сказал Моран. — Даже старухе. Армия — это большая мясорубка.

— Вот именно, — подхватила Анна Ивановна, слегка сменив гнев на милость. — Именно что мясорубка.

— Кости, шкуры, зубы, мясо, кровь, печень — все ради одного, — увлеченно заговорил Моран, — все становится одним целым. Однородное месиво, понимаете? Оно течет по долинам, заливая озера, заполняя низменности, опрокидывая башни… М-да. Итак, двадцать пять тысяч. — Он вдруг сменил тон. — Не густо, но это, кажется, действительно все. Могу предложить вам новую услугу. Вы куда хотели отправиться — в Бенелюкс?

— Это не для меня, это для Денечки, — торопливо произнесла Анна Ивановна. — Куда-нибудь подальше. До зимы — желательно. Вообще пока не минует… опасность призыва. Поймите, он у меня единственный сын. Я просто обязана уберечь… И так, чтобы не нашли. Это можно устроить?

— Абсолютно.

— За границу?

— То место, куда я отправляю, не находится в России, — твердо обещал Моран.

— И не потребуется справка от военкомата? — робким тоном на всякий случай уточнила Анна Ивановна.

— Я не спрашиваю ни одного документа, — заявил Моран. — Я беру только деньги. Все деньги, какие есть.

Он толкнул ногой шкаф, и от пинка открылась дверца. Вешалка и полки ломились от одежды, а на самом верху, там, где должны были бы помещаться шляпы, Анна Ивановна узрела целую гору перевязанных веревками мятых купюр.

— Видали? — Джурич Моран кивнул на шкаф. — Бумажные деньги! А? И кто здесь до такого додумался? Бумажки! Да уж. К подобным штукам трудно привыкнуть…

Он вытянул длинные ноги, развалясь в кресле, и кивнул носом на Дениса:

— Иди сюда. Выбирай одежду… Живо! — прикрикнул он, видя, что Денис медлит. — Соображай быстрее, солдат, иначе рано или поздно от тебя останется одна клякса.

«Солдат», — мысленно повторил Денис. Слово почему-то польстило ему. Хотя служить в армии он на самом деле категорически не хотел. «В армии не говорят „солдат“, — подумал он. — Там говорят „рядовой“, а это обидно, потому что я не рядовой, я уникальный. — Он вздохнул. — „Солдат“ говорят авантюристы и шлюхи».

Он никогда не встречал ни авантюристов, ни шлюх. Может, оно и к лучшему.

Денис отделился от стены и приблизился к шкафу. Здесь висели и лежали скомканные костюмы всевозможных фасонов и размеров. Такие можно видеть в костюмерной задрипанного театрика, куда бархатная куртка Гамлета попадает, после долгих приключений, совершенно вытертой и честно служит одеянием всех принцев, играемых в этом театре, пока наконец рукава не протираются окончательно и не начинают осыпаться на Принце-Олене прямо во время детского утренника.

Моран следил за Денисом с нескрываемым любопытством.

— Но ведь это… старые театральные костюмы, — проговорил Денис нерешительно.

— Чувствуешь себя дураком? — жадно осведомился Моран и зашевелил носом.

Денис кривовато пожал плечами, что можно было расценить как «да».

— Двадцать пять тысяч за прокат костюма? — подала голос Анна Ивановна. Подозрения вдруг охватили ее с неслыханной силой.

Ни Моран, ни Денис не обратили на Анну Ивановну никакого внимания. Она закусила губу, чувствуя себя облапошенной, но было уже поздно: она поняла это.

— Иногда не подходит размер, но это не страшно, — сказал Моран. — Ты выбрал? У меня был один клиент, лысый толстяк, он взял платье принцессы Мелисенты. И хорошо справился, между прочим. Так что не торопись и ничего не бойся. Надеюсь, на это ты способен.

— Наверное, — сказал Денис.

Он наклонился и подхватил целый ворох старых плащей, из которых вылетела моль. Поднялась пыль. Моран принялся чихать на все лады и чихал до тех пор, пока из его маленьких черных глазок не хлынули гигантские слезы.

Денис поскорее выхватил первый попавшийся плащ, а остальные засунул обратно на полку. Затем подобрал с пола колет на шнуровке и рубаху с наполовину оторванными рукавами — они висели на нитках, оставляя часть плеча обнаженной.

— Прекрасный выбор! — обрадовался Моран и пинком ноги захлопнул дверцу шкафа. — Правда, понадобится еще обувь… — Он наклонился и вытащил из-под кресла картонную коробку с красными диагональными оттисками «Завод „Весна“, кофе из цикория, 100 банок». Из коробки были выброшены мятые красные сапожки со сбитыми каблуками, купленные на барахолке за бесценок, и скомканные в клубок женские колготки.

Денис посмотрел на них, затем перевел взгляд на Морана. Моран медленно встал с кресла и навис над ним.

— Надевай! — загремел он. — За все заплачено!

Денис глянул на мать, но та сидела на банкетке где-то очень далеко, совсем в другом мире. Она смирно сложила руки на коленях, ее красненькие щеки обвисли, уголки рта опустились, как на похоронах.

— За все заплачено, Денечка, — проговорила она издалека, еле слышно.

Денис неловко разделся и начал натягивать новую одежду.

Моран сказал ревниво:

— По правилам следует снять трусы.

— Иди ты к… извращенец, — попробовал взорваться Денис, но у него не получилось.

Моран расхохотался и произнес несколько слов на непонятном языке. Они звучали похоже на названия лекарств, вроде «этамзилат» и «бензоат».

Как ни странно, вся одежда подошла Денису так, словно специально была на него шита. От нее пахло дезинфекцией и пылью.

— Сюда, — показал Моран.

Он отдернул штору, и за нею оказалось не окно, а полукруглый арочный проем, ведущий в соседнюю комнату. Денис ступил туда вслед за Мораном (мать у стены возле входа отодвинулась в такие дали, что превратилась в крохотную точку, не больше мухи) и очутился в студии фотохудожника. Здесь окон не было вовсе, зато имелось несколько прожекторов, и Моран все их зажег, обойдя последовательно.

Теперь сам Моран стоял на ярчайшем свету, и Денис мог разглядеть его наконец во всех подробностях.

Во-первых, Моран действительно был очень высок — метра два, не меньше.

Во-вторых, у него были заостренные уши, кончики которых выглядывали из-под длинных каштановых волос. Нос у Морана был острый, брови изломанные, черные глаза такие маленькие, что не видно было белков, — как у птицы.

— Ну ладно, человечек, — сказал Моран скрипуче, — нам пора. Судя по одежде, ты хочешь что-нибудь вроде…

Он потянул за одну из петель, свисающих с потолка, и на стену выполз из тубуса экран с грубо намалеванным задником.

Задник изображал идиллический средневековый пейзаж с замком на горизонте, рощицей слева и приятными пейзанками на поле среди колосьев — справа.

— Становись, — приказал Моран.

Денис неловко встал перед замком.

— Загораживаешь, — прикрикнул на него Моран.

Денис присел на корточки.

— Хорошо.

Моран взял с полки фотоаппарат и навел на Дениса. «Сижу в женских колготках и потертом кафтанчике перед картинкой, изображающей замок, — подумал Денис. — И какой-то серб делает мою карточку. Экстремальный туризм».

— Готов? — спросил Моран.

Денис лениво ответил, раскачиваясь на корточках:

— Всегда готов.

— Здесь все так отвечают, — задумчиво произнес Моран. — Даже тот, с лысиной. И одна дура с ридикюлем. Кстати, она до сих пор не вернулась.

Сверкнула вспышка, и из фотоаппарата медленно выползла карточка. Моран положил ее на ладонь и стал смотреть, как на белом квадрате медленно проявляется Денис. Вытаращенные глаза с красными зрачками, кафтанчик с обтрепанными манжетами, возмутительно плохо намалеванный задник.

Но по мере того, как фотографический Денис проявлялся на карточке, настоящий Денис бледнел и тускнел; его вместе с декорацией заволакивало туманом… И в конце концов все пропало: и плоский замок с рощей, и поле с пейзанками, и юноша в женских колготках. Перед Мораном висел пустой белый экран.