Общая мама - Святослав Владимирович Логинов

Чудик это новая, молодая мама, пришедшая на смену постаревшей.

Взявшись за руки, старая и новая мамы отправились домой. Полосатик остался рыть нору. Он был прощён и обласкан, но вход в прежнее логово был для него закрыт навсегда. Это понимали все трое.

Зима выдалась суровой, но обошлась семье не слишком тяжело. Почти все малыши дожили до свежей травы и вкусных головастиков. Грудь у мамы налилась молоком, и даже у Чудиньки набухло что-то напоминающее сиськи. Теперь уже все признавали в ней маму.

Худой и облезший выбрался из своей норы перезимовавший Полосатик. Он быстро отъелся на майских жуках, стал важным и самостоятельным, хотя связи с прежней семьёй не потерял, любил, чтобы кто-нибудь их мам поперебирал ему шёрстку. Но в логово заходить не пытался, понимал, что нельзя.

Наконец издалека прилетел зов: плач младенца потерявшего родителей или брошенного родителями. Мало ли что может случиться в лесу, горах или на болоте с новорожденными существами. Может быть, малыша и вовсе никто не рожал, а он зародился сам по себе. Но как бы то ни было, без мамы малыш быть не может, и он плачет, так что зов его порой слышен за три дня пути. Не все его могут разобрать, но мама слышит всегда.

Мама привычно поднялась, вышла из логова. За детей она не беспокоилась, за зиму осенники стали большенькими. Да и никто из хищников не осмелится сунуться в мамин дом, тем более, что молодая мама присмотрит за детьми.

Поначалу дорога знакомая, многажды хоженая, но отчего-то плохо ложащаяся под ноги, словно мама вновь поднималась в гору, к самому леднику, где среди цветов эдельвейса отыскала замечательную чудиньку. Но там был крутой подъём, заваленный угловатыми камнями, а здесь хоженная-перехоженная тропинка. Всё, как прежде, только ноги уже не те.

Очень хотелось присесть и отдохнуть, но когда одинокий малыш зовёт маму, отдыхать некогда. На обратном пути, накормив и согрев найдёныша, можно будет присесть на пару минут и перевести дыхание. А сейчас надо торопиться.

Мама через силу ковыляла вперёд. И с удивлением обнаружила, что её догоняет чудинька. Теперь никто бы не ошибся, что видит юную будущую маму. Всё в ней было устремлено вперёд, где плакал, ожидающий детёныш. Юная мама не остановилась, успела лишь на ходу коснуться плеча мамы старой и побежала дальше.

Куда ж она? Ведь она ещё маленькая, ничего не умеет, не может…

Мама, старая мама, без сил опустилась на траву и заплакала, совсем как выгнанный Полосатик. А потом, отдышавшись, побрела к дому.

Молодая мама вернулась на следующий день. Она несла новорожденного малыша, который отчаянно теребил её грудь. Что он надеялся там найти? — разве что несколько капель молозива.

У самой мамы нижние пары грудей тоже были сухими, но верхние успели налиться на весенних кормах. Найдёныш перекочевал к маме и жадно зачмокал. Замечательный был малыш, мохнатенький, большелапый. Он был ещё слеп, и невозможно предугадать, что вырастет из этой крохи. Может быть, новый Полосатик. Хорошо бы это оказалась девочка. Тогда рядом с маминым логовом на холме появится настоящая нора с несколькими входами, где будет жить дружная семья полосатиков. Их детям окажется не нужна общая мама, ведь у них будет своя, полосатиковая. А в мамино логово они станут соваться в гости, чтобы поиграть с чужими детишками.

На остромордого хищника новый малыш не походил, этих мама узнавала с полувзгляда. А быть может, это и вовсе дремучее чудовище, какие порой встречаются в чаще. Победить такое невозможно, спасение от них только в бегстве. Зато детишки у страшных великанов слепые и беспомощные, такие, что их можно уложить на ладонь. Когда-то давно такой младенец попал в её семью и был выкормлен. Он убрёл в чащу как раз в ту пору, когда мама стала опасаться, что слишком большой воспитанник, не со зла, а нечаянно задавит кого-то из своих мелких братьев.

Что же, выкормили одно чащобное чудище, выкормим и второе. Вон он, как славно сосёт.

Постепенно жизнь наладилась по новому. Теперь, когда издалека доносился детский плач, на помощь спешила новая мама, грудь у которой налилась и была полна молока, а старая оставалась дома, следила за порядком, докармливала самых ненасытных, в общем, была на подхвате.

Дети росли, мама старела, лето клонилось к осени. Мама выводила подросших детишек в сосняк на чернику, которую любили все, даже те, кому предстояло стать мясоедами.

Дивное время — начало осени. Недаром его называют «мамино лето».

Настоящей осени в этом году не получилось. После недолгого маминого лета вместо затяжных дождей сразу пришли морозы, да ещё с ветром. Редкая позёмка зазмеилась в сосновом бору, и лишь трепетанье золотистых чешуек коры на сосновых стволах напоминало о солнечных днях.

Молоко у мамы пропало разом, как не было. Единственной кормилицей оставалась мама молоденькая. Она ходила на луг копать корни клевера, пробив оформившимися локтевыми бивнями тонкий ледок на бывшей шевелюге, доставала из ила спящих лягушек, ломала в ольшанике гроздья замёрзших вешенок. И, конечно, кормила молоком всех, кого могла.

А старая мама лежала в логове у самой стенки, и малыши, их которых ещё не погиб ни один, жались к ней, согреваясь маминым теплом.

Пока она была немножко нужна, но мама чувствовала, что с каждым днём ближе конец. Однажды утром она просто не проснётся, а дети не должны знать, что мамы тоже умирают. Невозможно представить, как молодая мама, которая навсегда останется в памяти Чудиком, будет выволакивать её мёртвое тело из логова и… бросать на пожрание трупоедам? Нет, Чудиньку надо избавить от такой обязанности. Просто, пока ноги ещё слушаются, пришла пора уходить.

Мама поднялась, устроила детишек поудобнее, чтобы они согревались не маминым теплом, а друг дружкой, и вышла под хмурое небо.

Снега намело ещё немного, но идти было трудно, словно под ноги ложились вьюжные намёты выше колена. Это не снег плохой, это ноги плохие. Но надо двигаться, она ушла ещё очень недалеко.

В неведомой дали воют остромордые. Когда-то она разогнала пятёрку зверей ударами локтей, а сейчас её могут взять без боя.

Мама никогда не удивлялась, как получается, что она выкармливает те существа, которые потом становятся её врагами. Но они станут врагами потом, да и