Любовь Черникова - Защитница. Киррана-1

Раггальде». Изредка утирая плечом слёзы, девушка старательно работала, постепенно

успокаиваясь. В Последнее время то и дело не давала покоя мысль: не поддаться ль на

уговоры матери, не уйти ли в Вороньи Гнёзда или ещё куда? Желана думала, что в

другом месте дочери не побоятся выказывать знаки внимания, и та постепенно оттает, а

там уж до сватов дело дойдёт. Сама же Анасташа надеялась, станет легче, если она не

будет больше видеть Каррона. Не зря же говорится: с глаз долой – из сердца вон.

Солнце стояло в зените, когда выполоскав в проточной воде и развесив

выстиранное бельё на верёвках, растянутых между ветками, растущих по берегу кустов,

Анасташа устало выпрямилась. Поясница затекла, пот струился по спине, подол

просторной льняной рубахи расшитый обережным узором вымок и лип к ногам.

Никого вокруг не было, только птицы вяло переговаривались, попрятавшись от

жары в ветвях. Домой возвращаться не хотелось, и Анасташа, оставив ушат и валёк тут

же под кустом – прихватит на обратном пути – решила подняться выше по течению к

тихой заводи. В деревне место это называли Девичьими купальнями. По негласному

уговору женщинам там можно было плескаться без опаски. Мужики заявлялись, только

если шутить, да подглядывать, но такое редко случалось. Пойманного охальника били

всем миром, чтобы неповадно было. А не много удали – сначала получить на орехи от

голых баб, а потом ещё подставить рёбра под мозолистые кулаки их заступников.

У купален Анасташа распустила шнурок на вороте и скинула с себя рубаху,

прополоскала её тут же. Крепко выжав, встряхнула и повесила на куст с той стороны, где

сильнее припекало солнце. В прохладную воду окунулась сразу не медля. Рыбкой ушла

на глубину. На середине заводи вынырнула на поверхность и поплыла на спине.

Крепкие девичьи груди дерзко смотрели в синее небо. Так доплыла до

противоположного берега, там вода стала теплее – сюда дотягивались солнечные лучи.

На мелководье резвились мальки, испуганно разлетаясь в стороны, они приятно

щекотали кожу. Натруженное за день тело блаженствовало, заново наливаясь энергией.

Отступили тяжёлые думы, смытые целительной влагой.

Вдоволь наплескавшись, девушка поплыла обратно, выбралась из воды и

распустила косу. Разбирая мокрые волосы руками, направилась к месту, где оставила

рубаху, но та куда-то исчезла. Анасташа внимательно осмотрелась. Она не волновалась.

Случалось подружки шутили, пряча одежду и требуя пустяковый выкуп: «Вот, ужо, она

оттаскает шельму за косу!». Ташка наклонилась, высматривая не спрятана ли рубаха

под кустами.

– Смотри-ка, а с этой стороны она ещё лучше!

Анасташа подпрыгнула от неожиданности и обернулась. Позади стояли четыре

незнакомых мужика. Она и не заметила, когда те появились. Все заросшие, одетые абы

как, но вооружённые. У одного на поясе короткий меч, у остальных – дубины. Не то

беглые каторжники, не то разбойники. Сразу видно – пришлый люд.

Каррон одетый в простую льняную рубаху, подпоясанную бечевой, хоронился в

теньке и неспешно правил косу, когда издалека послышался крик:

– Каррон! Каррон Защитник, беда!

Босоногая, рыжая Аглашка, придерживая подол одной рукой и заполошно

размахивая другой, что есть духу неслась через лесок по тропинке. Не добежав

нескольких шагов, споткнулась и чуть было не распласталась во весь свой долговязый

рост. Защитник, верно, чудом, успел отложить инструмент и поймать её за плечи.

Аккуратно поставив девушку на ноги, спросил:

– Что стряслось, Аглая? Говори, не медли.

– Я к купальням пошла, а там Ташка. Я подшутить над ней решила – спрятала рубаху,

а сама в кустах затаилась. Едва дождалась, пока наплещется, вот ведь русалка!

– Аглая! – поторопил болтливую девку Защитник.

– Так вот, вылезла Ташка и стала одёжу искать, а тут откуда-то эти пришлые взялись!

По виду – чистые разбойники. Стархолюдные!

– Много их? – Каррон нахмурил брови.

– Трое или четверо. Я не запомнила...

– Дуй в деревню, собирай мужиков, – прервал поток слов Каррон.

Аглашка, хлопнув густыми рыжими ресницами, подалась всем телом вслед.

Крикнула, сложив руки у рта:

– Рубаха-то там – за куст-о-о-ом!

Девичьи купальни находились неподалёку. Всего-то и дороги, что пересечь рощу, да

подняться наверх по тропе. Каррон бегом бросился напрямки через лес. Тревога

овладела им вопреки всем канонам.

Разбойники нагло рассматривали Анасташу, та, стушевавшись под сальными

взглядами, как смогла, прикрылась мокрыми волосами, благо длина позволяла.

– Убирайтесь! Вам тут нечем поживиться! – храбро ответила она, вздёрнув

подбородок, не подавая виду, что сердце ушло в пятки.

Один из разбойников оскалил в похабной улыбке жёлтые зубы и сплюнул травинку,

которую пожёвывал все это время.

– Да ну? Не может быть! – его товарищи глумно загоготали.

– Вам Каррон Защитник головы поотрывает вместе со всем остальным из

ненужного! – Анасташа шагнула вперёд, пытаясь обогнуть их, но ей преградили дорогу.

Двое предусмотрительно зашли за спину, отрезав путь к воде раньше, чем она

сообразила переплыть на другую сторону.

– О-о, да у неё острый язычок! Проверим, на что ещё он годен. А ежели только,

чтобы болтать – так отрежем. Не люблю болтливых. – он, поигрывая невесть откуда

взявшимся в руке ножом, многозначительно посмотрел на одного из подельников,

остальные снова заржали.

– Каррон? Не слыхивал про такого, – просипел толстяк с большой сучковатой

дубиной подстать.

– А раз не слыхивали, знамо, дерьмо ваш Защитник, – писклявым голосом добавил

третий. Он был настолько худ, что верно был чем-то болен: «Из всех – этот самый

отвратный» – подумалось Ташке не к месту.

– Да он... Он вас убьёт! Он отличный Защитник! Самый лучший! – выкрикнув эти

слова, Анасташа отчаянно бросилась прочь по дороге, но её тут же схватили грубые

руки, прижали к себе, царапая нежную кожу о заскорузлую дерюгу. Изо рта пахнуло

кислым.

– Горячая девка, сама на меня прыгнула! – обрадовался тот, что с мечом. Ташка

дёрнулась, взвизгнув, когда её больно ущипнули за зад.

– Кричи громче. Люблю, когда кричат, – раздался над ухом писклявый голос

худющего. Зловоние их тел заставило Анасташу содрогнуться, рванутся, непроизвольно

прижавшись крепче к вящему удовольствию державшего её главаря.