Наталия Затеева - Ката-Риос

Мужчина одобрительно хмыкнул, одной рукой ухватил меня за вырез сарафана и приподнял над полом. Я что есть силы выгнулась назад и отчаянно дрыгая ногами, судорожно попыталась освободиться из этой жесткой хватки. Тонкая шелковая ткань не выдержала, раздался оглушительный треск рвущейся материи. Я навзничь упала на пол, а то что секунду назад было сарафаном осталось в руках у этого монстра.

– Черт, - сквозь зубы выругался он, отбрасывая теперь уже ненужную тряпку в сторону. Какое-то время ничего не происходило. Мужчины ошалело пялились на меня и молчали. Наконец, сероглазый пришел в себя, - Почему она до сих пор связана? - прорычал он, оборачиваясь к своему спутнику, - Как она теперь будет участвовать в ритуале?!

Он опять нагнулся и, грубо схватив меня за волосы, потащил к себе. Я пронзительно завизжала и, извернувшись, укусила его за руку. В ответ мой мучитель с размаха залепил такую увесистую пощечину, что моя голова дернулась, в ней что-то противно зазвенело, а щека тут же онемела. Затем он медленно достал из-за пояса нож с длинным узким лезвием, блеснувшим перед моими глазами зловещим отсветом.

– Мама! - я заорала так, что у самой уши заложило. Оба мужчины непроизвольно дернулись.

– Ты чего орешь! Я тебе веревки разрежу дура! - прошипел сероглазый сквозь зубы, рывком поднял меня на ноги и, перехватив удобнее нож, потянулся к веревкам. Я невольно прижалась головой к его груди и вдохнула еле слышный аромат, исходящий от одежды. Это была неуловимая смесь дорогого парфюма, коньяка и сигарет. До этого момента мой мозг отказывался принимать весь ужас произошедшего. Ситуация виделась абсурдной и какой-то нереальной. Все происходило как во сне. В страшном конечно, но все же сне. До этого самого момента, до того как на меня пахнуло этим живым, таким мужским и таким реальным запахом. В моей голове что-то щелкнуло, и мои мозги, очевидно, встали на место. Это же все на самом деле! Это же происходит со мной! Это меня собираются вести на какой-то ритуал. И судя по мрачному антуражу и по тому, как со мной обращаются, ритуал этот явно не брачный. А камера эта! А балахоны и капюшоны, закрывающие лица! И, наконец, этот огромный нож! Да меня же сейчас убивать будут!!!

Я забилась в руках у мужчины. Он, чертыхнувшись, больно дернул меня за волосы и с силой прижал острый кончик ножа к горлу, - Не дергайся, я сказал! Я только разрежу веревки. Ты поняла? - мужчина слегка встряхнул меня, пристально глядя в глаза, - Не будешь дергаться?

Я от страха смогла только слабо что-то пискнуть и кивнуть в ответ.

– Ну, вот и молодец! Хорошая девочка! - Он резанул по веревкам, стягивающим сзади мои запястья, и отпустил. Ноги мои подкосились, и я опять грохнулась на камни. Затекшие от тугой веревки руки висели как плети. Как больно-то!!!

– Ну, как ты? Руки чувствуешь? - сероглазый присел рядом и участливо заглянул в мое лицо, - Давай помогу.

Он стал энергично растирать мои многострадальные руки. Кровообращение понемногу восстанавливалось, сначала в них появилось легкое покалывание, а потом пришла боль. Я горько заплакала, размазывая слезы по лицу.

– Не плачь девочка, у тебя еще будет повод поплакать, - сухо сказал второй мужчина, до этого молча стоявший рядом с нами, освещая факелом место трагического для меня действия.

Я вздрогнула и посмотрела на сильные мужские ладони, которые так нежно массировали мои онемевшие пальцы. Заглянула в спокойные, холодные глаза того, кто совсем недавно бил меня по лицу, а теперь заботливо проделывал все эти манипуляции. И с ужасом поняла, что я как кролик, которого купили на базаре для жаркого. Но жаркое будет вечером, а сейчас с этим кроликом играют дети. Они кормят его морковкой, гладят его по мягкой шерстке, целуют. Но кролика все равно убьют ближе к вечеру. И все об этом знают и взрослые, купившие этого кролика и дети, играющие с ним сейчас. Только глупый кролик безмятежно скачет по травке, не догадываясь о близком и страшном конце.

Липкий страх ледяной костлявой лапкой коснулся спины и быстро пробежал вверх по позвоночнику. От ужаса похолодела кожа, и совсем как у медузы Горгоны зашевелились, пытаясь встать дыбом волосы. Мои челюсти моментально свело, дико заболели все зубы, а в районе желудка заныло. Какое-то время я, сжавшись в маленький комочек и почти не дыша, молча смотрела на мужчин. Сильно кружилась голова, окружающее почему-то стало темно-зеленым, потом исчезли звуки. Когда стало казаться, что я сейчас сойду с ума, мозг наконец-то дал команду дышать. Я вздохнула, и слезы градом покатились по щекам. Ползая на коленях, судорожно всхлипывая и по очереди заглядывая в равнодушные глаза мужчин, я, в отчаянии цепляясь руками за одежду срывающимся голосом начала умолять их, - Пожалуйста, отпустите меня. Я никому ничего не расскажу. Пожалуйста, отпустите.

Истерика подкралась откуда-то исподволь. Громкие захлебывающиеся рыдания сотрясали тело в конвульсиях. Я словно безумная с диким визгом выскочила из камеры и, натыкаясь в темноте на стены, побежала прочь от страшных тюремщиков. Но страх сделал свое дело, ноги стали как будто ватными и совсем отказывались держать. Споткнувшись обо что-то, я кубарем полетела на пол, обдирая в кровь выставленные вперед ладони. Плач резко оборвался, и накатила противная слабость, бороться больше не было сил. Казалось, от сильного удара душа вылетела из тела и зависла где-то под холодным сводчатым потолком. Почему-то стало совершенно не важно, что сейчас должно со мной произойти. Я со стоном закрыла глаза и приготовилась умереть.

Сероглазый мужчина остановился рядом и с каким-то непонятным выражением в глазах посмотрел на меня сверху вниз, а затем осторожно поднял с каменных плит на руки и понес, крепко прижимая к своей груди.

– Палач! Темно, посвети, - равнодушно кинул он в пустоту, легко поднимаясь по лестнице. А я чувствовала тепло его тела, твердые бугры мышц, перекатывающиеся под одеждой, слушала ровный стук его сердца, ощущала терпкий мужской запах. И глухая, безысходная тоска охватывала душу. Гулкий звук шагов равномерно раздавался по темному, освещаемому единственным факелом коридору. Мелкая каменная крошка противно хрустела под тяжестью тел моих конвоиров. Таинственные черные тени метались по потолку, стенам и полу. Я медленно, но верно впадала в какое-то оцепенение.

Палач молча шел по темному коридору, высоко поднимая над головой факел. Пленница, которую он увидел сегодня в камере и которую они уже много лет искали, не вызвала у него никакого интереса. Она была слишком хрупка, слишком миниатюрна и слишком молода, чтобы заинтересовать его. Палач любил высоких зрелых темноволосых и кареглазых женщин с пышным бюстом и ядреными бедрами. Эта же пигалица под его стандарт женской красоты не подходила совсем. Хотя неожиданно полная грудь и пухлые губы девушки ему понравились, да и длинные стройные ножки с маленькими, как будто детскими ступнями, тоже не оставили равнодушным. Он бы даже мог позволить себе развлечься с ней часок другой. Но слезы и плачь, а также нелепые с его точки зрения просьбы отпустить навеяли на него скуку. Он бы с большим удовольствием свернул ее тонкую шейку и понаблюдал, как стекленеют эти странно знакомые дымчато-синие глаза, обрамленные густыми ресницами.