Window Dark - За гранью мира алая заря

— Незначительная?!!! — рассердился ворон так, что взъерошились его блестящие чуть поседевшие перья. — Ты считаешь жизнь Серебряного Птенца незначительной наградой? Разве не станет мир лучше, если в нем будет жить сказочная птица?

— Станет, — равнодушно отозвалась Маруша. — Но мне так хотелось, чтобы все увидели меня в истинном обличии.

— Вот как? — проворчал ворон и повернулся к Марушиной маме. — Знаете, милочка, по-моему, лететь она еще не готова.

— Может быть, мы успеем разыскать кого-то другого? — внезапно обрадовалась мама, и Маруша догадалась, что ей очень не хотелось отпускать своего птенца в такой опасный путь.

Сама Маруша нисколечко не боялась. Напротив, ее охватил восторг. Она увидела настоящего Серебряного Птенца. Она словно взрослая разговаривала с вороном Пятого Переулка. Она полетит в неведомую страну, а дорога прямо-таки напичкана всяческими приключениями.

— Было б кого, — печально заметил ворон, — давно бы послали. Утратили птицы чутье, утратили. Все реже летаем даже на юг, забываем старинные маршруты, что уж говорить о местах, где никогда не бывали. Только вот в них, черное крыло взмахнуло и пронеслось над Марушей, — еще живет чувство пути в неведомые края. Я бы сам полетел, да заказана мне туда дорога.

Глаза ворона уставились на Марушу.

— Так какую бы ты хотела награду?

— Ну-у-у, — протянула Маруша. — Мне много чего надо. Почему у мамы есть хохолок, а у меня одно недоразумение? Надо, чтобы вырос. И еще я хочу жить на нормальной березе, а то все плакучие попадаются. Разве может птичка вырасти порядочной, если живет на плакучей березе? А потом, мне не нравится, что я выгляжу воробьем. Надо, чтобы вороном! Ну хотя бы…

— Стоп! — оборвал ее ворон. — А ты уже выросла.

— Я знаю, — самодовольно улыбнулась Маруша.

— А взрослые птицы не долетают до Вирии, — закончил ворон. — Так что забудь обо всем, что сегодня услышала. Нормальную березу я могу порекомендовать тебе прямо сейчас.

— Это почему забудь? — возмутилась Маруша.

— Смерть никогда не бывает красивой, — криво улыбнулся ворон, — но меня просто воротит от глупых, бессмысленных смертей. Зачем увеличивать их количество твоей персоной?

— Нет, но я согласна лететь…

— Забудь об этом, — каркнул ворон.

— Я полечу…

— Даже не думай, — ворон улыбнулся, но улыбка была нехорошей.

Улыбка превратила все слова, которые собиралась выпалить Маруша, в невнятную сбивчивую трель.

— А что, если никто не доберется до Вирии к четвертой заре? — тревожно спросила мама.

— Тогда живое серебро станет мертвым, — печально сказал ворон, и в его глазу блеснула слеза. — Птенец превратится в кусок бесполезного металла. Разве что мальчишки найдут его, чтобы играться. Да взрослые, отобрав безделушку, выставят ее на своих ярмарках. Когда мир катится в пропасть, так хочется остановить его, и так горько, когда понимаешь, что сделать это не в состоянии. А ведь кто-то может. У нас еще есть время, чтобы отыскать юного душой. Главное условие отправной точки в Заоблачную Страну: заря впереди и три в запасе.

Неугомонными светлячками на небе переливались звезды.

«А вот полечу!» — ворочалась мысль в голове. Братья-сестры спокойно дрыхли, и лишь Марушины глаза настойчиво буравили звездное небо. Потом наползло серебряное веретено, скрывшее самые яркие звезды. Хотелось воспарить к нему прямо сейчас и обнаружить за буграми облаков сказочные просторы и многоголосый хор чудных птиц, славящих Марушу за ее подвиг.

Далеко распростерлось облако, даже орлу не взлететь над ним. Жгучее желание обернулось не менее жгучей тоской.

«Это несправедливо! — мысленно восклицала Маруша. — Дать право на подвиг, а потом взять и отобрать. Только б они никого не нашли. Тогда, быть может, снова разрешат лететь мне. О, Великий Птичий Бог, вразуми их и позволь мне отправиться в Вирию, чтобы птенец из серебра проснулся.»

Облако спокойно уплыло, открыв чуть сместившиеся звезды. Боги не ответили Маруше. Лишь ветер посвистывал вдали, словно воздух рассекали чьи-то могучие крылья. Словно Великий Гоготун снова летел на свою славную битву с ужасными красноглазыми птицами, чьи перья окаменели за время тысячелетнего заточения в темных пещерах. Страшное землетрясение разодрало ткани земли и выпустило поганых уродцев на свободу. Тысячи птиц были пожраны ими за первые часы под лучами бесстрастного солнца. И сотни тысяч были повержены наземь кровавыми клочьями, когда огромной стаей пытались остановить пришельцев. А потом землю накрыла ночь. И оставшиеся птицы дрожали от ужаса, выглядывая из ложбинок и пещер на темные остроклювые силуэты, венчавшие холмы и горы под холодным светом луны. Орлы были растоптаны. Остатки некогда могущественных кланов коршунов и ястребов торопливо удирали, падая в глубины нескончаемого океана. Надежды угасли. И новый день не обещал ничего, кроме тысяч и миллионов кровавых жертв. О чем думал в ту ночь Великий Гусь? Что он сказал тонконогой цапле, единственной, без боязни вылетевшей встречать зарю. Что ответила она? О чем знала эта пара, взмывая в небеса? Они обрушились на полчища незваных гостей, перемешали их, сумели стравить друг с другом и опрокинуть в ущелье, которое внезапно взорвавшийся вулкан в считанные секунды затопил багровой лавой. Никто из оставшихся на земле не рискнул примкнуть к ним. А цапля и гусь, окинув взглядом притихший мир, на землю уже не вернулись. Что видишь, когда отрываешься от мира? Что чувствуешь, когда становишься богом?

А сегодня никто не звал на битву. Просто требовалось долететь до Вирии. Просто… Слово-то какое, будто до Заоблачной Страны лишь взмах крыла. Взмах, который запретили. Кто разрешил Великому Гусю совершить свой подвиг?

Сквозь переплетения прутьев пробился первый лучик, кольнувший в глаз. Маруша встрепенулась, выкарабкалась из теплой массы родственников, пуховым одеяльцем устилавшей гнездо. Когти чуть слышно царапнули бортик гнезда. Первая заря явилась миру, протянув по лазури небес свою алую полосу. Над дальними крышами пламенел осколок солнца. Где-то там между жизнью и смертью барахтался птенец с серебряными перьями. Умиротворенная тишина. Все еще спали. Все спокойно спали. И так же спокойно все будут спать и на четвертую зарю.

У кого спрашивал Великий Гусь позволение стать богом?

Крылья расправились. Взмах вознес Марушу над гнездом. Ветер направил вперед. Путь показался странно знакомым. Кого спросила тонконогая цапля, верной ли дорогой она отправилась в Вечность?

Никто не провожал Марушу. Лишь призрачные картинки, которые угодливо складывает сознание, когда над душами властвуют неисполнимые мечты. В них ворон махнул крылом. В них мама долго смотрела вслед тоскливым взглядом, словно ее дочь никогда уж не вернется из дальних странствий. Маруша не оборачивалась, чтобы не разрушать иллюзий, без которых становилось тоскливо, если бы не путь. Старый ворон сказал правду. Марушу вело неизъяснимое чувство, она знала, какой ветер сейчас подвернется под ее крыло, за каким холмом будет дерево, на котором можно чуть передохнуть, когда и куда именно свернуть, чтобы острие клюва было направлено в невидимую, но живую точку.