Вадим Крабов - Рус Четвертый

- Молчишь, молчишь, а мне потрещать охота. Товарищ рядовой, я приказываю вам поговорить со старшим по званию! Ну, как хочешь, - сказал и заткнулся, погрузивших в очередное глубокомыслие.

Тянулся привычный летний пейзаж. Близкие, но пока еще далекие горы нависали над горизонтом. Жаркий ветер сдувал колесную пыль грунтовки, стрекотали вертушки сопровождения. Ни облачка, солнце в зените. Жара. Не спасали открытые настежь окна. Горячий сквозняк колыхал броники на дверках и только. Прапор не жалеючи поливал голову из фляжки, иначе сдохнуть можно - организм требовал. Хозяйственный Петрович воды взял с запасом, целую канистру. А вот смуглый жилистый Вовчик жару переносил легко, как натуральный афганец. В смысле житель Афганистана, душман.

"У меня за спиной шесть тонн снарядов", мрачно думал он во время монолога прапора, "хорошо тряхнуть - детонируют. Джуля, как ты могла!". Душа болела. Именно так можно назвать колющую пустоту в груди вместе с невыносимой мукой, которая с тоской имеет лишь самое отдаленное сходство. "Только в смерти избавленье, только в смерти… Там нет ничего, а значит нет боли. Или есть? Проверю. Нет, не сам - это сильно легко, да и Петрович не виноват. Хоть бы духи напали!", боль не желала отпускать.

Он впервые попал в ситуацию, когда проблему нельзя решить ни силой, ни хитростью и это не просто проблема - это предательство любимой. Как она клялась в верности! Дольше всех бежала за поездом и упала в рыданиях - он смотрел на неё, чуть не вывалившись в приспущенное окно. Тогда душа сжималась в тоске от банальной разлуки с изрядной примесью гордости: у него есть девушка, она любит и она дождется! Дальше последовал вал горячих писем, который постепенно ослабевал, пока через полтора года совсем не сошел на нет. И вот вчера было последнее, спустя два месяца молчания… Лучше бы его не было.

На серпантине колонна сбросила скорость. Скоро опасное ущелье, очень удобное для засады. Оно, как впрочем, и вся трасса, проверено на сто рядов авиацией и разведкой всех родов войск, на всех господствующих высотах - батареи прикрытия. Неприятностей ждать просто неоткуда, но уж очень удобное место, опять же - проверенное. Накаркал Вовчик.

Головной бэтэр подскочил на пыльной вспышке и спустя доли секунды до Вовчика донесся оглушительный грохот усиленного эхом взрыва. Вслед за ним с обоих хребтов ущелья устремились ввысь "стингеры", шесть штук за раз. Оба вертолета рухнули, красиво оставляя за собой черный след. С окрестных гор, чуть ли не с вырубленной зеленки на колонну обрушился шквал огня. Бэтээры сопровождения огрызнулись в ответ, но ненадолго: лишенные маневра они стали легкой мишенью для гранатометов, но задачу выполнили - личный состав успел рассредоточиться в складках местности и открыть огонь.

Вовчик действовал тупо, как на учениях. Тормоз в пол - машины встала, дернулась, заглохла. Автомат в руку, одновременно распахивая дверку, прыжок - перекат под днище.

- За мной, боец, над нами шесть тонн взрывчатки! - услышал крик лежащего рядом опытного Петровича.

Не думая, в каком-то отупении перекатился за ним и, пригибаясь, в два прыжка скрылся вслед за прапорщиком в широкой расщелине между большими скальными обломками, невесть откуда взявшимися на обочине. Автоматически определил удобное место, пристроил автомат, передернул затвор и доложил:

- Рядовой Нодаш к бою готов!

- Придурок!!! - заорал Петрович, сдергивая его от углубления в камне. Тут же просвистели две пули, выбив из камня каменную крошку.

Вовчик не заметил этого, он находился в тупом ватном тумане. В голове вяло крутилась сладко-страшная мысль: "Скоро…", сердце, как и все тело, сковало расслабленное нетерпение. Душевная боль ждала развязки.

- Здесь, твою мать, не учения!!! Пригнись и не рыпайся! - продолжал разоряться прапор. Смысл слов сквозь вату безразличия Вовчиком больше угадывался, чем слышался.

Обкуренное состояние все-таки сыграло с опытным Петровичем злую шутку (пятилетка в Афгане, пусть и на складе, это тебе не в каком-нибудь Забайкалье). Он на секунду забыл о грузе и чуть высунул голову за край камня. На уровне земли, как полагается, но этого хватило. Вжикнувшая граната ударилась в брезент кузова, раздался хлопок, перешедший в короткий треск рвущихся снарядов. Землю тряхнуло, камни подпрыгнули, по ним застучали и завизжали осколки, спланировали детали машины - от камаза остался лишь объятый пламенем покореженный остов. Но не это запомнилось Вовчику на всю оставшуюся жизнь. С хрустом лопнувшего арбуза голова прапорщика Нефедова раскололась, срезанная крупным осколком ста двадцати миллиметрового снаряда их "родной" машины. Тело прапора бросило на Вовчика, развернув вскрытым черепом прямо в лицо. Теплая алая кровь фонтаном ударила в рот, открытый при взрывах согласно вбитым на учениях рефлексам, заодно и густо залив остальные части лица.

"В натуре у Петровича вместо головы - дыня", звук расколотого черепа поразил Вовчика сильнее самого факта смерти сослуживца. Как услышал тот звук сквозь грохот взрыва - уму непостижимо! Больше не думал ни о чем. Туман из сознания ушел вместе с рвотой ржавой соленой кровью. Душевная боль сменилась расчетливым холодом и горячим желанием выжить.

Никогда раньше он не стрелял так метко. Цели высвечивались сами по себе, как в приборе ночного видения, предугадывались все выстрелы, направленные в его сторону. Чувствовал опасность, как зверь на охоте. Он стал зверем.

Духи не успели спуститься к разбитой колонне, а может и не планировали. Заговорили, наконец, батарей прикрытия, перепахивая оба склона ущелья. Подлетели штурмовики и еще добавили жару. Афганцы ушли. Скольких убил лично Вовчик и убил ли хоть одного - неизвестно. Он не обращал внимания на поведение целей после выстрела: опасность пропала, ну и ладно. Получил заслуженную медаль "За Отвагу" и вскоре демобилизовался.

Джульетту, так назвали дочь родители, словно вырезали из сердца. Как ни странно вместе со спасшим жизнь прапорщиком Нефедовым. Вовчик не горевал на его поминках. Выпил спирта, сколько налили, сказал положенное и все. Хорошим тот был человеком или не очень, никто из срочников не имел четкого представления. По слухам - занимался контрабандой наркоты в союз и, опять же по слухам, оружие духам не продавал. По характеру был компанейским, не злобным и в меру жадным, как все классические прапорщики.

Джулю забыл, но рваная подушка продолжала маячить где-то в подсознании.

- То ли дело Европа, там на каждой версте отель, - ворчал, зевая, Роб.

Темень из-за дождя опустилась быстро. Теперь не до поиска пропавших фур, переночевать бы в безопасности, а значит - не на трассе.