Лана Тихомирова - Ноль

— Не пытайтесь меня напугать, у вас не получится, — холодно ответила я.

— Подумаете какая, — пробурчал ван Чех, — Готовься к скуке, я принесу тебе карты.

Он мгновенно исчез из ординаторской. Я налила себе еще коньяку.

— Ваше здоровье, — сказала я портрету и выписла залпом, благо докторского "чая" было немного. Почему-то выступили слезы, я закусила шоколадкой из сумки, но лучше не стало.

— Ну, Брижит, ты чего-то напугалась? Доктор ван Чех рядом, он тебя ото всех спасет. Кто тебя обидел? — издевался доктор, увидев, непроходящие после коньяку слезы.

— Вот он, — кивнула я в сторону бутылки.

— Какой нехороший коньяк, — засюскал ван Чех, — я его вечером истреблю.

Бутыль исчезла под столом, вместе с рюмками.

— Выбирай, есть старые алкоголики, я тебе их подсунул на тот случай, если ты забыла их и, что совсем невероятно, полюбила алкогольные делирии. Есть новенькие. Ну, общем выбирай себе работу, а я пока найду место для этого шедевра.

Доктор порывисто встал, поднял словно перышко картину и стал примеривать ее во все совободные места, приговаривая:

— Нет, здесь утром солнце, выгорит…. Не здесь, за шкафом не видно…. Брижит, прости, что отвлекаю от созерцания меня, что если я повешу картину у окна?

Я внимательно посмотрела. Какзолось бы бредовая идея. Но стоит отойти к двери, как тут же ясно, что она гениальна.

— А если вы еще каждому входящему будете строить злобное лицо, то эффект от картины будет тройной.

— Думаешь?

— Уверена.

— Спасибо за комплемент. Говорят, что в молодости я был очень эффектен. Но и сейчас, пожалуй, я еще ничего, — самодовольно любовался портретом ван Чех.

— Давай занимайся, — подгонял он меня. Поставил картину на место и нажал кнопку под столом. Через несколько минут явился хмурый человек с шикарными седыми усами и крепким ящиком инструментов.

— Вот там, — повелел ван Чех, небрежно указав рукой.

Хмурый человек кивнул и пошел к картине. Тщательно измерив ее, он стал дрелить стену, встав на стул.

— Шуруп, — угрюмо сказал он.

Ван Чех с интересом подал рабочему шуруп.

— Дюбель, — крякнув, сказал рабочий.

В глазах ван Чеха заискрилась шутка, он сложил губы бантиком, чтобы она раньше времени не выравалась. Он подал дюбель.

— Молоток, — отрывисто вещал рабочий.

Я отвлеклась, так и не приступив к работе, интересно было чем все это кончится.

Рабочий стал вбивать дубель в стену, затем молча вворачивал шуруп.

— Картину, — мрачно сказал рабочий.

— Вы прекрасны, — ласково сказал ван Чех. Я подпрыгнула на стуле, настолько противоестественно это звучало. Рабочему видно тоже резануло по ушам, он вытаращил на ван Чеха серые глаза.

— Вы никогда не хотели работать хирургом?

— Э-э-э, ну-у-у-у, — замямлил рабочий, вникая в смысл остроты, — Типа, нет, короче, — выдавил он из себя.

— О, это славно, — разочаровался ван Чех, — вне операционной вы были бы невыносимы.

Рабочий нахмурился, ища подвох, но снова обернулся к стене. Создалось впечатление, что он понял не все слова доктора. Картину повесили ровно и рабочий ушел.

— Ты долго еще будешь смеяться? — поднял брови ван Чех, — ты отвлекала человека от редкого мыслительного усилия своим смехом. Как тебе не стыдно?!

— Сгораю от стыда, — ухнув перед собой карту первого больного, сказала я.

— Вот и умница, — ван Чех сел напротив и стал подписывать какие-то листки.

Дел доктор принес больше, чем в прошлый раз. Видимо, это был намек, что двумя больными я не отделаюсь. Через одного попадались алкогольные делирии. Не буду их брать, еще успею натренироваться. Я внимательно читала, зевала от скуки, все было не интрересно. Пока я не столкнулась с мниакальным пссихозом, так называемая мания величия. Женщина двадцати восьми лет, мнившая себя способной управлять чужими действиями, после того, как ее похитили инопланетяне.

Следом под этой душе раздирающей историей, лежала карта внезапно отрешившейся от этого мира, замкнувшейся в себе девушке двадцати пяти лет отроду.

Спустя несколько делириев, лежала карта еще одной девицы, на этот раз совсем молоденькой, ей не было и двадцати, чуть младше меня. У той обострилась послеродовая депрессия, она погубила собственное дитя, после чего окончательно помешалась, по суду была направлена на принудительное лечение.

— А почему в клинику при заводе? — удивилась я.

— А потому, что ее отец здесь завпроизводством и имеет большие деньги наряду с широкими связями, — огрызнулся доктор и с удивлением отметил, как я отложила ее карту в стопку избранных.

— С огнем играешь, милая, — плотоядно улыбнулся он.

Я пожала плечами.

Последним для разнообразия я выбрала банального бухгалтера, со все той же манией величия и сверхценной идей написания величайшего в мире романа.

— Опять ты выбрала самых интересных, — обиделся ван Чех, просмотрев имена на картах, — Чем раньше начнешь заниматься с делириями, тем легче тебе будет.

— Не а, — мотнула я головой.

— Вот потом не приходи и не сопливь мне халат, когда они станут тебя обижать. С другой стороны классика тоже хорошо: блондинка, брюнетка и рыжая. Брюнетка мечтает, чтобы по одному ее приказанию я выбросился из окна. Блондинку кроме своего дитяти ничего не волнует. А от рыжей я еще ни слова не слышал, один раз еле ушел живым.

Мужчина… Почему именно этот? Любишь литераторов?

— Просто интересно, что это за роман?

— Бухгалтер, он и есть бухгалтер, — брезгливо отозвался ван Чех, — Вот Виктор, человек искусства, то и было видно сразу, что он от искусства, глубина, художественность, трагизм. А этот… простой любитель, обыватель, клоп.

— Паук? — осадила я.

Ван Чех поджал губы.

— Я имел ввиду литературу, что он пишет. Точнее даже фантазирует. Ты не дочитала, видимо, у него графомания сочетается в старном виде с фобией. Он боится замарать бумагу. Чистой бумаги он не боится, а писать боится. Это произошло после того, как он поставил свою подпись под заведомо фальшивым бланком. Переклинило, — резюмировал ван Чех, — впрочем, я немного покопался в его биографии, он всегда имел вкус к художественному вымыслу, даже к фантастическому. Его отчеты… м-м-м-м, — сладко покачал головой доктор, — что это были за отчеты. Сплошная фантастика.

— Если бы не вы его бы посадили? — уточнила я.

— Натурально, — кивнул доктор, — хватит сидеть. Идем знакомиться. Начнем снизу.

— Снизу?

— Они на разных этажах.

За первой дверью скрывалось зрелище не для слабонервных: "Ты в дурке, детка!" напомнила я себе, сыграв в доктора ван Чеха. В помещении царил первозданный хаос. Откуда-то белым вихрем вылетела какая-то женщина и вцепилась в ван Чеха.