Лана Тихомирова - Ноль

— Ну, а что такого?

— Не приятно же обоим.

— Мне приятно, не знаю как тебе.

— Так! Все! Хватит, — смеясь, говорила Пенелопа, — Надо было пока я жива была, тогда было бы еще лучше.

— Ну, прости.

— Да, оба хороши, не извиняйся. Ты лучше рисмотрись к той девочке, что двоится.

— Она меня любит.

— Она хорошая, присмотрись, Октео. Послушай старушку Пенелопу. Никто не заставляет выкидывать меня из твоего сердца, если ты сам того не захочешь.

— Присмотрюсь, — лениво ответил ван Чех.

— Давай. Иди.

Я покосилась. Пенелопа целовала ван Чеха в макушку и одновременно выталкивала куда-то.

Виктор дернул меня за рукав. Мы тоже тихо пошли назад, в конце концов, оказались в ординаторской. Ван Чех уже сидел в своем кресле и улыбался подобно коту, объевшемуся свежей сметаной.

Выглядел ван Чех устало и бледно, даже как-то болезненно. Но вместе с тем явно было видно, что он доволен, а пуще всего этого рад видеть нас с Виктором.

— То, что сегодня свершилось надо отпраздновать, но, я боюсь, что мне теперь нельзя пить какое-то время. Хотя чертовски хочется напиться.

— Так, что же все-таки произошло? — спросила я.

— Не тараторь, Бри, сядь, — поморщился ван Чех, кося хитрым глазом, — Дай отдохнуть. У меня перед глазами все еще стоят Аглая и Серцет, теперь им, правда, не помочь, но болезнь из взаимна, а что модет быть прекраснее взаимности?

Ван Чех замолчал и мечтательно улыбнулся. Я легла на плечо Виктора и быстро пригрелась. Он перебирал мои волосы, я почти уснула.

— Спишь? — доктор смотрел на меня через стол хитро.

— Уже нет. Ваши дурацкие вопросы мне мешают, — через чур резко отозвалась я.

— А у меня есть сказочка для непослушных девочек, — лукаво улыбнулся доктор, — Но не хочешь слушать, тогда проводи старого больного доктора до его больничной палаты.

— Но вы не сможете залезть в окно…

— А зачем мне окно? Я про бывшую палату Пенелопы, я уж там заночую.

— А вы не…

— Не собираюсь там оставаться на века, если ты об этом, — оборвал доктор и стал подниматься.

Тут я заметила, что бинтов на нем нет, но двигается он все равно с трудом.

— Нет, так дело не пойдет. Рассказывайте свою сказочку, — сказала я.

— Вот, как жаль, что я не Пенелопа и у меня нет железной силы воли не предлагать что-то второй раз, — шутливо сокрушался доктор.

— Это может быть и хорошо, что вы не Пенелопа, но может быть начнем?

— Что ты знаешь о древних египтянах, Бри?

Я обомлела, никак не ожидала такого вопроса.

— Не так уж и много. Ну, они хоронили своих мертвецов в пирамидах, заматываали в тряпки, солили в растворах… Еще е них были боги с головами зверей… Как-то так.

— Два тебе по истории теологии, — усмехнулся доктор, — Но это не суть. Сколько было душ у каждого уважавшего себя египтянина.

Вопрос поставил меня в тупик. Если душ, значит, она уже не одна, осталось назвать верное число:

— Пять.

— Молодец, пальцем в небо! — восхитился доктор, — Не буду заставлять перечислять, все равно сам уже не помню. Но была такая душа, как Ка или двойник. Считалось, что он живет в параллельном мире, и если там его убьют, то здесь человек сойдет с ума и умрет и уже никогда не возродится. Это не совсем верно. Вот, что смогла доказать Пенелопа.

Все по порядку. То, что мы обнаружили, место, где мы были, вовсе не пограничье. Это Заграничье, если хочешь коллективное бессознательное планеты. Законы его работы похожи на пограничные, но и отличаются. Это и есть тот самый параллельный нам мир, где живут наши двойники.

Но дело даже и не в этом. А в том, что великие люди с виду могут быть и невелики, и к тому же еще заурядны. Серцет из таких. Он смог не просто переиначить тамошнюю ткань, он нашел способ убить меня тихо и быстро, а главное так, чтобы его не заподозрили.

Он прочитал Пенелопины записи и решил, что умнее всех на свете. Правда, так оно и вышло в результате. Он не расчитал (да и никто не знал до сегодняшнего дня, что сила искусства способна на такое) и минуя пограничье попал в это самое бессознательное, в параллель. Эту параллель изменяет все.

Вот ты, Брижит, ругаешь старого доктора и это безвозвратно меняет параллель, я шучу или пью коньяк и это ее меняет. Но сильнее ее меняют такие люди, как Серцет или Виктор, выражающиеся словами, образами, музыкой они продуцируют реальность там, а тамошнее состояние реальности меняет здешнюю. Все путано, так успела мне объяснить параллельная Пенелопа, ее Ка, если выражаться по древнеегипетски.

Твое шестое, двенадцатое, двадцать четвертое или какое оно там у тебя чувство, оказалось совершенно правым. Серцет везде просчитался, однако, чуть не достиг цели. Кукбара была неотъемлемой частью Пенелопы, поэтому Пенелопа умерла, хоть и сражалась за жизнь. Смерть Ка — мгновенная смерть здесь, я бы даже побороться бы не смог. Серцет воспроизвел меня, так ему показалось. На самом деле он воздействовал на моего Ка и тот обратился в того неудачника (и сам я на некоторый период потерял и удачу и радость жизни).

Ты совершенно случайно попала туда. Сновидцам в этом смысле проще, они могут попасть туда, куда мне или Виктору и не снилось. Иные миры тебе не предел. Я бы на твоем месте занялся бы проблемой сновидчества. Но не уходи в сомнологи, я тебе этого не прощу никогда, — доктор погрозил мне пальцем и устало продолжил:

— Все, что мы сделали и что нам удалось, удалось только по причине того, что параллель и пограничье работают по схожим законам. Ты впустила нас именно туда, куда надо. Вообще только сновидец может попасть в тело своего Ка и при этом не доставить ему хлопот, а еще и управлять им. Хлопот не было, потому что при переходе тебе частично отбило память, совсем так, чтобы можно было делать все, что ты делала. Это опять же сновидческие штучки.

Виктора сразу перекинуло куда надо, а меня задержал Ка Пенелопы, с которым я разговаривал, когда меня по голове шарахнули. Сама пенелопа находится в лучших мирах, а вот ее Ка по мне очень скучает. Оказывается они были нечто большее чем просто друзья с моим Ка, но это детали. Она объяснила мне, по каким законам все работает, подтвердила твои опасения, потому что сама пыталась проникнуть в измененную часть параллели. Она научила что делать, когда встретимся с нашими Ка. А проникнуть нам не составило труда, проход был открыт тобой. Мы частично принадлежали и созданной Серцетом реальности тоже — проблем со входом не было.

По скольку мы с Виктором не сновидцы и не можем творить, что хотим и не хотим мы попали туда, где должны были быть. Пенелопа научила нас, как это сделать. Совсем не удивительно, что ты не смогла очнуться тогда, когда совершалось убийство. Гнев и желание Серцета были настолько сильны, что просто блокировали нас. Я вырубился, прямо при включенном свете, что невозможно было бы при других обстоятельствах.