Гай Кей - Поднебесная

На следующее утро они увидели всадников, в первый раз.

Примерно пятнадцать человек, впереди от них, на холме, на фоне горизонта. Слишком мало, чтобы их бояться. Эти всадники пустились в бегство при их приближении, галопом ускакали на запад и скрылись из виду. Тай подумал о преследовании, но в этом не было особого смысла. Всадники появились с севера. Тай не знал, что это значит; он вообще не очень хорошо понимал значение происходящего.

Листья на деревьях были красными, янтарными и золотыми и начинали опадать. Теперь люди все время видели над головой косяки гусей, бесчисленное множество, словно те убегали от чего-то, что находилось там, куда направлялись всадники, как звери бегут от лесного пожара. А еще два лебедя на другом озере, в сумерках. Они плавали на темнеющей воде и казались белыми и странными, когда взошла луна. Никто из людей Тая не пытался их подстрелить.

Катайских всадников все больше охватывал страх перед постоянным отступлением от правил, словно они перешли какую-то внутреннюю границу. Тай слышал, как его люди огрызаются и ссорятся друг с другом, когда они сворачивали стоянку утром, и потом, когда ехали в течение дня. Он делал все, что в его силах, чтобы сдерживать их, но не был уверен, что преуспел в этом.

Здесь трудно чувствовать свое превосходство, думал он. Это само по себе вызывало тревогу у катайцев, меняло их способ существования в этом мире, подрывало его. Ему хотелось назвать цвет лесов и осенние пейзажи прекрасными, но это слово, эта мысль с трудом пробивалась сквозь дурное предчувствие внутри него.

В конце концов, он признал этот страх, осознал его. Это случилось в ночь накануне того дня, когда они добрались до озера шамана.

Когда отряд остановился на склоне холма, внизу, в вечернем свете, люди увидели дом. Это была не юрта: необычно крупные бревна, хорошо подогнанные, с пристройкой и обнесенным изгородью двором и поленницей дров на зиму. Что ж, дома менялись вместе с климатом, а они уже оставили пастбища позади.

Мешаг все еще был жив.

Он не шевелился всю дорогу на север. Это было неестественно. Его тело переворачивали через некоторые промежутки времени, чтобы не допустить пролежней, но он сам ничего не делал, только неглубоко дышал.

Кто-то вышел из хижины, остановился у двери, глядя на них.

— Ее слуга, — сказал маленький шаман. — Пойдем!

Он начал быстро спускаться вместе с людьми, несущими Мешага на носилках, а четыре всадника богю ехали рядом.

Последовал жест, слишком выразительный: сопровождающим катайцам велели оставаться на гребне холма. Тай заколебался (он помнил этот момент), потом тряхнул головой.

Он поговорил со своим помощником, отдал тихий приказ пока оставаться на месте и наблюдать, потом дернул поводья и спустился по склону в одиночку, вслед за бесчувственным человеком и его сопровождением. Кочевники злобно посмотрели на него, но промолчали.

Он здесь для того, чтобы наблюдать. У его народа свой интерес к этому человеку, к наследованию в племени богю. Не во власти пастухов-варваров запрещать катайцам идти туда, куда они хотят. Не в том случае, когда пятнадцать тысяч катайских солдат оказывают помощь Хуроку в получении власти. Такое количество воинов дает вам некоторые права.

Это один взгляд на положение. Если посмотреть с другой стороны, у них не было своего места здесь, среди враждующих заклинаний кочевников. Им вообще не следовало находиться так далеко от дома: чужое яркое небо, сине-зеленое озеро, ослепительно сверкающий листьями лес за спиной и дальше, освещенный солнцем, и первый намек на горы в далекой синеве на севере.

Интересно, видел ли кто-то из его народа те горы? Или холодную жемчужину этого озера? Эта возможность должна была его волновать. Но в тот момент, когда Тай осторожно спускался на коне по склону, она его не волновала. Зато заставляла чувствовать себя ужасно далеким от родины…

Всадники остановили коней у входа. Люди, несущие носилки, тоже остановились. Перед хижиной не было ограды, только вокруг заднего двора, где стояла пристройка. Тай решил, что это сарай или конюшня. Или, может быть, этот слуга там ночует? Есть ли здесь другие? Никаких признаков самой шаманки или признаков жизни внутри. Когда единственный человек вышел, он старательно прикрыл за собой дверь.

Командир кочевников спешился, они с шаманом подошли к слуге, заговорили тихо, с необычным почтением. Тай не разбирал слов, слишком быстро и тихо они говорили для его ограниченных познаний в их языке. Слуга что-то коротко ответил.

Командир богю обернулся и махнул рукой в сторону склона. Еще два всадника отделились от отряда и стали спускаться, ведя двух лошадей — тех, которые всю дорогу сюда несли подарки.

Магия и лечение не были бесплатными.

Дома то же самое, криво усмехнулся Тай, и это его почему-то успокоило. Надо платить за лечение, поможет оно или нет. Обмен — условие сделки.

Эта сделка будет ужасно странной, но элементы того, что должно произойти, точно такие же, как у алхимика в Синане или Еньлине, когда он лечил похмельную головную боль или когда вызывали пухлого, седовласого лекаря из деревни в их дом у реки, если Вторая мать не могла уснуть по ночам или у третьего сына появлялся сухой кашель.

С этой мыслью пришло воспоминание о доме. Очень четкое. Запах осенних костров, плывущий в воздухе дым. Журчание реки, словно звук текущего времени. Листья павловнии уже облетели, подумал Тай. Он видел их на дороге от их ворот, почти слышал, как они шуршат под ногами.

Слуга шаманки снова заговорил, когда подошли лошади с дарами. Тон был неподобающим, это понял даже Тай. Но он знал, что шаманы пользуются огромным почетом среди богю, а еще, что здешняя шаманка обладает особой силой и ей придают особое значение. В конце концов, они проделали большой путь к ней.

Всадники разгрузили подарки. Слуга ушел в дом с некоторыми из них, вышел, унес следующую порцию. Ему потребовалось четыре ходки. Каждый раз он закрывал за собой дверь. И он не торопился.

Когда он ушел в дом в третий раз, они ждали под солнцем. Кони переминались с ноги на ногу и всхрапывали. Люди молчали, напряженные и встревоженные. Их тревога передалась и Таю. Возможно ли, что они, проделав такой путь, получат отказ, что их отправят обратно? Он спрашивал себя, какой будет его роль, если это произойдет. Входит ли в его обязанности попытаться уговорить шаманку принять Мешага? Облегчит ли задачу богю, если катайцы возьмут это на себя? Или он проявит неуважение к их религии, которое поставит под угрозу их будущие взаимоотношения?

Ему пришла в голову мысль — с опозданием, — что через несколько минут ему, возможно, придется принять серьезное решение, а он об этом раньше не подумал. Тай рассматривал возможность, что Мешаг умрет раньше, чем они приедут сюда, или что все попытки шаманки закончатся неудачей. Однако он никогда не допускал возможности, что им просто откажут в лечении.