Седьмой канал (СИ) - "Darrell Larsen"

Михаил должен был остаться в живых. Никто из нас не заслуживал этого больше, чем он. Человек, воспитавший нас. Создавший группу и единственный, кто вызвался её командиром, заслуживает большего, чем смерть на каком-то складе.

Первым же делом надо будет вернуться туда и похоронить его. Он заслуживает этого как никто другой.

Через гнилые стволы деревьев стало видно военный грузовик. Его кузов был накрыт бледно-бежевым брезентом. Насколько я знаю, в таких перевозят грузы или солдат.

Я уже сгорал от нетерпения встретить кого-нибудь. Не тех ублюдков, что нам попадались до сих пор, а настоящих людей. Тех, к кому мы направляли с самого начала.

Я осмотрел себя. Китель был расправлен с одной стороны. Рукава грязные и потрёпанные. Знаю, что лицо у меня тоже грязное.

Мама бы сейчас ругалась. Ей не нравилось, когда я выглядел неопрятно. На скорую руку заправив Китель за пояс, я двинулся дальше.

Уже было слышно голоса. Я не разбирал их речи, но был несказанно рад. Стоило бы подумать о том, как представиться. В первую очередь нужно уговорить их прийти к Саше на помощь.

Наконец, я увидел трёх солдат у машины. Рядом стоял ещё один грузовик. Один из военных сидел внутри кузова, потягивая сигарету. Ещё двое стояли подле машин и разговаривали. Я был уже в десяти метрах от них. На радостях я окликнул их:

— Хей, здравствуйте. Мне нужна помощь.

Они посмотрели на меня, только вышедшего из тени леса. Тот, что был в кузове слегка опешил, но потом выкинул сигарету и поднял с пола автомат. Двое часовых также вскинули оружие и направили на меня.

— Стоять! Руки за голову.

По спине пробежали мурашки. Противиться им смысла не было и я сразу выполнил требование, встав на месте.

— Послушайте, у меня нет оружия. Мы с группой шли из бункера, чтобы добраться сюда.

— Молчать! — громогласно прокричал тот, что до того выкуривал сигарету.

Главный уже спрыгнул на землю и шёл спереди двух часовых. Они тем временем расходились в стороны и окружали меня.

— На землю, живо!

Я не мог поверить происходящему. Возможно, они меня перепутали с кем-то, но такого приёма я не ожидал.

Молча наблюдая по сторонам, я встал на колени и ждал их действий.

Главный обошёл меня со спины и завернул руки за спину.

— Подождите, я пришёл с миром. Что вы делаете?

Он уже успел нацепить наруч ники и пнул меня в спину коленом. Это было чертовски обидно. Врезавшись лицом в сырую траву, я почти не мог пошевелиться. Неужели я теперь военнопленный?

Выложенные глянцевой плиткой стены отражали свет люминесцентных ламп. Пол, собранный из плитки покрупнее, уже потерял свою белизну. Всему виной обувь, ходившая по нему много лет. Она покрыла его мелкой чередой царапин, что даже при желании было сложно вывести. Постоянная уборка стерильного помещения также не могла внести свои правки.

Девушка, сидевшая на кушетке, непрерывно вглядывалась в случайные узоры этих царапин, несознанно пытаясь уловить знакомые сознанию черты. Ей не хотелось этого делать, но ничего другого не оставалось.

Сидевшая за столом женщина околопреклонного возраста заполняла бумаги и будто совсем забыла, что с минуту назад поддерживала с ней диалог.

Мысли девушки хотели собраться в единое целое, но постоянно отвлекались на стрелку часов. Кто вообще сделал эти часы такими шумными? С ними же невозможно спокойно работать.

Примерно эта мысль и всплывала в её голове, когда она пыталась отвлечься на личные темы у себя в голове. Гадкие часы.

— Ты не волнуйся, — перебила женщина тишину, — у нас много таких случаев было, и все как-то вставали на ноги.

— Что? — ответила ей девушка, — вы о чём?

Доктор опустила голову, разглядывая пациентку уже не через очки.

— Да я про отца ребёночка твоего. Он ведь в отряде был?

— Да, — грустно подтвердила она, снова опустив взгляд на случайные узоры.

— А я знала его. Хорошо помню. Лет тринадцать назад, когда его мама умерла, он лежал в коридоре на лавочке. Такой бедненький, маленький. И Оля тогда со мной была. Ох, хорошая девочка. Как по специальности она попросилась в медицину, так её ко мне и поставили. Я же всё думала, что на неё всё оставлю здесь, когда на упокой пойду. Так ведь опередила меня. Эх, жалко девчонку.

Она умолкла. Девушка не разделила с ней спонтанный акт ностальгии. Закрывшись рукой, она пыталась скрыть слёзы, что так и просил с наружу.

Женщине потребовалось совсем немного времени, чтобы осознать свою ошибку. Оторопев, она вскочила со своего места, чуть не опрокинув металлический стул и стремительно направилась к девушке, отбивая на плитке чечётку низким каблуком.

— Да ты чего? — удивлённо спрашивала женщина, пытаясь обнять пациенту, — всё наладится. Вот увидишь.

— Зачем Вы это говорите? — борясь со всхлипом, спрашивала она, — для чего всё это?

— Ну, прости. Понимаю, это тяжело, но я не хотела тебя обидеть.

— Я всё потеряла. Сестру, будущего мужа — всё. У меня ничего не осталось.

— Да зачем ты так? Всё у тебя впереди. Старого уже не вернуть, а вот для ребёнка ты ещё многое можешь сделать.

Её слова хоть и имели ценность, но не могли утешить. Это было лекарство, что боролось с причиной недуга самым жёстким методом, словно отхаркивающие лекарства от кашля, но сейчас она не чувствовала облегчения.

Доктор какое-то время пыталась её утешить, поглаживая мягкие волосы девушки, но та лишь продолжала плакать.

Стакан холодной воды немного привёл её в чувства. Дышать стало легче, и плач отступил.

— Слушай, у тебя всё будет нормально. С любой проблемой можно справиться. Давай так: сейчас ты пойдёшь и хорошенько выспишься, а завтра придёшь ко мне. Анализы у тебя нормальные, но проконсультировать тебя надо. Хорошо?

— Хорошо.

Собравшись с силами, она поднялась на ноги. Руки прошлись по поясу, но не обнаружили искомого. Девушка обернулась на кушетке, всё ещё продолжая всхлипывать. Потерянный предмет нашёлся, и на долю секунды её лицо озарилось улыбкой.

— А это тебе зачем?

— Это? — девушка повертела в руках рацию, собирая в лёгкие воздух, — да незачем. Просто так.

— Странная вещичка для побрякушки.

— Я знаю.

Крепление рации защёлкнулось на её ремне, и девушка повернулась к выходу.

— Спасибо Вам, — бросила она напоследок, прежде чем скрыться за дверью.

Вытирая покрасневшие глаза, она шла по коридорам, стараясь выбирать те, где не было людей. Лишние вопросы ей были не к чему. Это лишь испортило бы её настроение.

В итоге она добралась до своей двери, не встретив никого на пути. Закрытая за спиной дверь словно давила на неё, как тяжёлый взгляд сотни соседей.

Чуть было не скатившись на пол, она собралась с силами и прошла по комнате, озаряя её одинокими шагами. Некому было их услышать, как и некому было присоединиться к ней в тишине. Она осталась одна наедине с одинокой рацией на столе, которой больше не суждено принять сигнал.

С той мыслью девушка уткнулась в подушку на своей кровати и закричала во весь голос. Всё равно никто не услышит за толстыми стенами бункера.

Но время шло. Её рыдания невольно прекратились, и на неё напала прострация. Девушка уселась на кровати, положив на ноги подушку, что она прижала руками.

Тишину разрывал ход часовой стрелки. Он не унимался и отбивал в её голове гнетущий темп, что заполнял её мысли.

— Ты слышишь меня?

Соня рассмеялась в ответ. Кажется, одиночество сводит её с ума. Подсознание самостоятельно подсовывает желаемый ей голос и выдаёт за действительное.

— Соня, приём.

Но рация действительно шуршала в тишине. Казалось, даже треклятая стрелка часов на миг замолкла. Девушка не могла поверить сама себе. Будто переварив случившееся, она подскочила к столу, жадно схватив в руки рацию.

— Есть кто-нибудь?

В очередной раз раздалось по комнате.

— Паша, это ты?! Что случилось? Где вы пропадали?