Майкл Муркок - В поисках Танелорна

– Пора!

И, словно дождавшись этого мига, в правой руке его ожил и наполнился жизнью Рунный Посох, а на земле Черный Камень замерцал и запульсировал. Рука Хоукмуна взметнулась для одного-единственного могучего удара.

Изо всех сил он ударил Рунным Посохом по Черному Камню. И кристалл разлетелся вдребезги. И завопил, и заревел от ярости, и Посох в руке Хоукмуна тоже взорвался, и темное свечение одного слилось с золотым сиянием другого. И родился крик, жалоба, стон, постепенно затихшие вдали. Прямо перед ним в воздухе возникла красная светящаяся сфера, из которой исходило слабое сияние. Мощь Рунного Посоха уничтожила силу Черного Меча. Сфера начала подниматься в небеса, все выше и выше, пока, наконец, не зависла прямо у них над головой.

И тогда Хоукмуну вспомнилась звезда, которая преследовала Темный Корабль на пути по морям между мирами.

Но тут же шар растворился в теплом свечении Солнца.

Черный Камень прекратил свое существование, а вместе с ним и Рунный Посох. Точно так же уничтожены были Черный Меч и Космические Весы, чьи сущности одновременно бросились искать убежища в Камне и Посохе. И этот миг был тот самый, когда два эти предмета взаимно уничтожили друг друга. Именно об этом Хоукмун сговорился с Эрекозе, прежде чем последний взял в руки Черный Меч.

И вот что-то упало к ногам Хоукмуна. И Эрмижад, вся в слезах, рухнула на колени рядом с безжизненным телом.

– Эрекозе! Эрекозе!

– Он заплатил за все, – промолвил Орланд Фанк. – И наконец познал покой. Он отыскал Танелорн и нашел вас, Эрмижад… И, найдя их, отдал за них жизнь.

Но Эрмижад не слышала его слов. Она плакала. Для нее жизнь кончилась.

– Совмещение плоскостей подходит к концу, – промолвил Капитан. – И Вселенная начинает новый цикл. Избавившись от богов и от того, что вы, Хоукмун, могли бы назвать космической властью, возможно, она больше не будет испытывать нужды в героях.

– Лишь в героических примерах, – поправил Джери-а-Конел, который подошел к рядам статуй, между которыми еще оставались свободные промежутки. – Прощайте. Прощай, бывший Воитель. Прощай и ты, Оладан.

– Куда же ты собрался, друг? – спросил его потомок горных великанов, почесывая поросший шерстью затылок.

Джери остановился и снял с плеча черно-белого котенка, а затем указал на свободное место между двух изваяний.

– Займу свое место. Вы живы. Я тоже жив. Так что прощайте в самый последний раз.

И, пройдя меж статуй, он сам превратился в одну из них. Задиристый, улыбающийся, довольный собой.

– Теперь мое место тоже там? – спросил Хоукмун у Орланда Фанка.

– Пока нет, – отозвался оркнеец, подобрал крылатого котенка Джери и принялся поглаживать его. Зверек заурчал.

Эрмижад поднялась с колен. Слезы застыли в ее глазах. Не сказав никому ни единого слова, она также прошла сквозь ряды статуй, пока не остановилась перед еще одним свободным постаментом. Встав на него, она в прощальном жесте вскинула руку. Кожа ее моментально побледнела, как у соседних изваяний, и она застыла, подобно им.

Хоукмун лишь теперь увидел, что рядом с ней была другая статуя, изображавшая Эрекозе, который отдал свою жизнь за то, чтобы уничтожить Черный Меч.

– Ну что, – спросил их Капитан, – желаете ли вы с семьей и друзьями остаться в Танелорне? Вы заслужили это право.

Хоукмун обнял своих детей, увидел радость в их глазах и тоже испытал неподдельное счастье. Иссельда погладила его по щеке и улыбнулась.

– Нет, – промолвил он. – Мы вернемся в замок Брасс. Нам достаточно знать, что Танелорн существует. А вы, д'Аверк, Оладан, вы, мессир Ноблио?

– Мне столько нужно рассказать вам, Хоукмун, у камелька, попивая сладкое камаргское вино, и чтобы вокруг были добрые друзья! – воскликнул Гьюлам д'Аверк. – В замке Брасс мои рассказы будут хоть кому-то интересны. А здесь, в Танелорне, они быстро всем наскучат. Я пойду с вами.

– Я тоже, – заявил Оладан.

Лишь Ноблио на миг засомневался. Задумчивым взглядом он обвел ряды статуй, а затем устремил взор на башни Танелорна.

– Это поразительное место, откуда оно взялось, вот что меня занимает.

– Это мы его создали, – ответил Капитан. – Мы с братом.

– Вы? – Ноблио улыбнулся. – Понимаю.

– Но как вас зовут, мессир? – спросил его Хоукмун. – И вас, и брата?

– У нас одно имя на двоих, – ответил Капитан.

– И это имя – Человек, – вступил в разговор Кормчий, который взял брата за руку, вывел его из круга статуй и повлек по направлению к городу.

Не сказав ни слова, Хоукмун с друзьями проводили их глазами. Молчание прервал Орланд Фанк.

– Думаю, я здесь останусь. Я исполнил свой долг, завершил поиски. Я видел, как сын мой достиг покоя. Я останусь в Танелорне.

– И не хотите больше служить никакому божеству? – спросил его Брут Лашмарский.

– Боги – это лишь метафоры, – ответил Орланд Фанк. – Вполне приемлемые, конечно, но нельзя позволять им становиться самостоятельными существами.

Он вновь откашлялся и с неким смущением признал:

– Вино поэзии превращается в яд, когда из него делают политику. Не так ли?

– Вам троим будут всегда рады в замке Брасс, – обратился Хо-укмун к воинам.

Эмшон д'Аризо закрутил свои усы и устремил вопросительный взгляд на Джона ап-Райса, а затем на Брута.

– Наш путь окончен, – заявил этот последний.

– Мы простые солдаты, – сказал Джон ап-Райс. – Никакие летописи не впишут нас в число героев. Я останусь в Танелорне.

– Когда-то в молодости я был школьным учителем, – сказал Эмшон д'Аризо, – и никогда не желал воевать. Но вокруг было слишком много несправедливости, неравенства, и мне показалось, что лишь мечом можно навести порядок. Я старался как мог и заслужил покой. Я тоже останусь в Танелорне. Думаю, я попробую написать книгу.

Хоукмун склонил голову, признавая их правоту.

– Благодарю вас за помощь, друзья.

– Но вы-то почему не хотите остаться с нами? – спросил его Джон ап-Райс. – Разве вы не заслужили того, чтобы поселиться здесь?

– Может быть, и так. Однако, старый замок Брасс дорог мне, и я оставил там друга. Однако, может статься, мы расскажем другим о том, что узнали. И попытаемся показать людям, как отыскать в себе Танелорн.

– Если дать им шанс, многие достигнут цели, – заявил Орланд Фанк. – Между ними и Танелорном не было иных преград, кроме богов и культа иллюзий. С их помощью они пытались заслониться от страха, который внушала им собственная человеческая природа.

– О, теперь моей человеческой личности придется худо, – засмеялся Гьюлам д'Аверк. – Что может быть в мире скучнее, чем раскаявшийся грешник?