Алан Гарнер - Совы на тарелках

— Ладно, мне без разницы, — сказал Гвин.

— О чем они тут говорили? — спросила Нэнси.

— О тебе.

Дверь будки щелкнула и отделила Нэнси от окружающего мира. Гвин занялся серьезным делом — старался, чтобы капли дождь, стекающие с носа, попадали прямо в дырки для шнурков на ботинках. Он упражнялся в этом, пока не прибыло такси.

— Быстрей, — сказал водитель. — Еще минут двадцать, и мы не проедем… Из-за реки.

Гвин положил чемоданы в багажник, Нэнси вышла из телефонной будки, села в кабину. За ней сел Гвин.

— С вас течет, — заметил водитель. — Дополнительная плата за мокрые сиденья.

— Поехали, — сказала Нэнси.

Машина тронулась. Они ехали вдоль долины. Когда миновали последний дом, Нэнси откинулась на спинку сиденья.

Дорога была узкой, по обеим сторонам шла живая изгородь; дорога петляла вверх и вниз в поисках прохода между холмами и рекой.

Не проехали и мили, как водитель после очередного поворота нажал на тормоза так, что Нэнси и Гвина кинуло к дверце.

— Осторожней, болван! — крикнула Нэнси. Машина остановилась. Поперек дороги, в лощине, где они были, лежало большое дерево. Упав, оно задело провода, и обрывки их, свившиеся как пружины, валялись тут же. Двое мужчин стояли по другую сторону преграды.

— Привет, — сказал один из них.

— Что случилось? — спросил водитель такси.

— Вода подточила корни. Оно свалилось от слабого толчка. Хорошо, не на вас.

Водитель повернулся к Нэнси.

— Что будем делать, миссис?

— Надо очистить дорогу, — сказала она.

— Не глупите, миссис. К тому времени, когда эту штуковину сдвинут, вода отрежет нас от всего на свете.

— Тогда поедем в другую сторону. Через перевал.

— Через перевал? Это опасно в такую погоду. И дорого будет.

— Поехали через перевал, — повторила Нэнси.

— Как хотите, — сказал водитель. — Отодвиньтесь от заднего стекла. Тут мне не развернуться, придется задним ходом до поворота.

Машина доехала до поворота и остановилась. Дорогу преграждало другое упавшее дерево.

Водитель вылез и крикнул. Никто ему не ответил. Никого поблизости не было.

— Что ж, миссис. Такие дела…

— Да, мама… — сказал Гвин.

У Нэнси были безумные глаза. Она прижимала к себе сумку так, как будто ее собирались вырвать у нее из рук. Потом рывком открыла дверцу машины,

— Куда ты, мам?

Она перелезла через огромный ствол и побежала. Назад, к дому.

— А деньги? — заорал водитель. — Будет считаться, как за ожидание.

— Привезите чемоданы в тот дом, который стоит отдельно, — сказал Гвин. — Когда сможете проехать.

— Вы их не увидите, пока я не увижу денег, — сказал водитель. — Меня уже накалывали такие, как вы.

— Правильно, — сказал Гвин. — Не верьте никому…

Он пошел вслед за матерью.

Она не убежала далеко, но быстро шла своей прихрамывающей походкой и была уже возле первого дома.

Дождь стал еще сильнее, большая часть долины скрылась в тучах, но около домов и амбаров, у ворот стояли люди. Нэнси шла мимо них.

— Привет, Нэнси.

— Ты что-то быстро…

— Забыла что-нибудь, да?

— Может, передумала?

— Абер слишком далеко?

— Иди домой, Нэнси. Иди домой, милая.

— В такую погоду никуда не ездят.

— Не оставляй нас, Нэнси.

— Дважды уезжать — пути не будет.

— И ты, малый, оставайся с матерью.

— Гляди за ней.

— Будь хорошим парнем.

— Хорошим…

Гвин шел за Нэнси и тоже ничего не отвечал, не поворачивал головы.

Так они дошли до ворот своего дома, но Нэнси прошла мимо. Гвин обогнал ее и крикнул:

— Ты прошла ворота!.. Куда?..

— Ничего я не прошла.

Ее лицо сразу как-то похудело и заострилось, стало похоже на мужское.

— Куда ты идешь, мам?

— А как ты думаешь?

— Но ты не можешь в такую погоду!..

Дорога уходила дальше вверх, над домом, тянулась вдоль склона; дождь лил и лил — только ближние деревья и кустарники были видны да белые от дождя поля.

Гвин почувствовал вдруг, как от дождевых капель стало больно коже, словно каждая из них оставляет на ней синяк. Рот у него немного открылся — от боли и оторопи.

— Что же мне делать, мам?

— Поступай, как хочешь, мальчик.

— Гув сказал, я должен остаться.

— Значит, оставайся.

— Тебе все равно?

Они продолжали идти, подошли уже к задней стороне дома, где были вторые ворота.

— Тебе, значит, безразлично? — повторил он. — Тебе никто не нужен?.. Ни я? Ни он? Ни это место?.. Никогда не были нужны, да?..

— Зато тебя в Лондоне очень ждут! Соскучились!

— Я остаюсь. Мам, слышишь? Я остаюсь!

Нэнси уходила дальше, он стоял у ворот.

— Мама!

Она вдруг повернула обратно, но не задержалась ни на минуту. Она шла и что-то кричала, и дождь смывал все ее слова, и в нем таяло, растворялось ее призрачное лицо, а темные контуры фигуры светлели, превращаясь в паутину, исчезали…

Некоторое время Гвин смотрел на то место, где она только что была видна, потом полез в сад через запертые ворота.

Элисон сидела у окна, вытирая полотенцем волосы. Она слышала в доме какие-то звуки, движение. Роджер хлопал дверью своей спальни, входя и выходя, а теперь пустил воду в ванной.

Поверхность рыбного водоема под дождем была похожа на пластину олова.

Вот на дорожке появилась Нэнси, она шла очень быстро, Гвин следовал за ней значительно медленней, по чемодану в каждой руке. Он моргал под дождем, потом закинул голову, стал ловить ртом его струи. Казалось, чемоданы вырвут его руки. Кисти торчали из манжет рубашки, а рукава плаща задрались выше локтей.

Он шел за матерью по дорожке, мимо конюшни. Потом скрылся из вида.

Элисон обкрутила полотенцем голову, спустилась по лестнице на нижнюю площадку. Краны в ванной ревели.

— Роджер!

— Что тебе?

Он откашлялся: видно, захлебнулся водой.

— Роджер!

— Что случилось?

— По-моему, они уехали. Совсем. Нэнси и Гвин. Потихоньку, когда никто не видит. Мама очень разволнуется. Что нам делать?

— Я лично принимаю душ. Эти проклятые перья!

— Роджер, может, мне побежать за ними?

Роджер никак не мог откашляться.

Элисон помчалась в переднюю за плащом, оттуда выбежала на лужайку, через нее — к воротам. Полотенце по-прежнему окутывало ее голову, как тюрбан. Дождь стоял стеной.

Наверное, они пошли за такси. Вызвать по телефону. Из будки… Конечно, я их там поймаю.

Дорога проходила с одного высокого скалистого берега на другой, через хлипкий мост. Возле него из дождя и камня выросла фигура человека, которого она узнала, когда подошла ближе. Опершись на перила моста, стоял Гув Полубекон. Он смотрел, как прибывает вода в реке. На спину себе он набросил и приколол булавкой большой мешок, конец которого почти касался земли.