Светлана Багдерина - Люди и монстры

При виде его все чувства девочки зашлись криком — ужас, отвращение, паника смешались в одно ощущение непоправимого, пронзившее грудь ледяными когтями. Она охнула, покачнулась, всем существом стремясь бежать…

Куда?

…делать…

Что?

…звать…

Кого?

…и замерла, бессильно повесив голову.

Она ничего не помнила. Ничего, кроме того, что должна была что-то предпринять, чтобы этот узор… этот шар… эти стены…

Что? Что, что, что?!..

Память снова молчала.

— Ты ничего не помнишь, бедняжка… — прозвучал над ухом сочувственный голос повелителя, холодные пальцы коснулись ее щеки, стирая чудесным образом сомнения и нерешительность.

— Я подскажу тебе, — мягко проговорил он. — Надо замкнуть узор.

Белка нахмурилась, удивляясь своей несообразительности. Конечно же, нужно замкнуть узор!

— Как, мой господин? — обратила она взгляд на бородатого, и тот по-отечески улыбнулся:

— Отдай ему частичку себя. Сосредоточься на нем. Подумай о нем. Полюбуйся на него. Смотри, какой он сложный, огромный… и прекрасный. Ну?.. Попытайся, Эмирабель фамилии Ронди. По сравнению с тем, что ты уже сделала, остались сущие пустяки.

— Я сделала?!..

— Ты. Мастерская работа. Вдохновенная. По-женски изящная и надежная. У меня такое никогда бы не вышло.

Чтобы скрыть смущение от похвалы, девочка мотнула головой на отвратительный грязный шар:

— А… что делать с пузырём?

— Когда рисунок замкнется, о пузыре… как ты изволила выразиться… можно будет забыть.

Что-то далекое закричало в глубине души — неистово, безумно, отчаянно, и музыка кружевной паутины поплыла фальшивыми нотами, на краткую долю секунды обнажая вокруг ужас, разруху и тьму, но повелитель тронул ее за плечо, и всё испарилось, как морок.

— Чего же ты медлишь?

— Д-да. Да. Сейчас, мой господин, — она обвела взглядом стену, отыскивая в сплетении алых и черных линий глубинную логику, погружаясь в них, теряясь, растворяясь — и ощутила, как получив ее внимание они запульсировали жизнью.

Ее жизнью.

Они засветились — слабо, поначалу едва заметно, но сильнее с каждым мгновением, и принялись расти. Даже не оборачиваясь, Эмирабель знала, что рваные края рисунка за ее спиной ожили и тянутся друг к другу, стремясь соединиться. При мысли об этом волна ужаса и ярости неожиданно всколыхнулась где-то глубоко в душе, и чей-то голос выкрикнул ее имя — раз, другой… Но повелитель ласково дохнул ей в лицо свежим льдом — и всё пропало.

— Спокойно, девочка. Всё будет хорошо, — глаза его вспыхнули.

«Отражая узор», — отрешенно подумала Белка. Ведь не могло же у человека быть угольно-черной радужки — и кроваво-алого зрачка.

— Он захватил ее!!! Помогай!!! — выкрикнул Филин, и в ту же секунду огромная тварь, похожая на летучую жабу, спикировала на него из открывшихся Врат, растопырив когти. Старик метнулся вбок, выплетая руками узор, и порыв ураганного ветра ударил чудовище об потолок. Повинуясь жестам, вихрь заметался по донжону, подхватывая и расшвыривая камни, доски и монстров, но на место каждой отброшенной твари из провала выпрыгивало три. Рамай вплел в его заклинание огненную струю, и рядом с голубым ветром Пасаре вырос и понесся на монстров торнадо, сыплющий синими искрами.

— Прекрати, куриная башка!!! — проревел старый граф. — Помогай ей!!!

— Они сожрут нас! — закрывая лицо от огня, юноша подался вперед, посылая ураган навстречу стае крылатых чудовищ.

— Лучше пусть сожрут они, чем!.. — прорычал дед. — К ней!!!

Рамай взмахнул руками, рассеивая свое заклинание и, пригибаясь и закрывая голову от летевших обломков, побежал к девочке. Наперерез ему кинулась свора чешуйчатых тварей. Он уложил заклятьем одну, ранил вторую, но остальные накинулась, сбивая с ног и целя на горло. Виконт рухнул под их натиском, закрывая лицо и шею. Челюсти, словно капканы, вцепились в руки, разрывая плоть и дробя кости — и вдруг монстры забились в агонии, а слух резануло родное: «…Ветер и волки!..»

Он вскочил, но тут же согнулся от боли, схватившись за искалеченную правую руку. До хруста стискивая зубы, чтобы не закричать, он вскинул глаза на спасителей. Отцовские гвардейцы!

— Охраняйте Рамая и девушку! — прохрипел он и бросился к Белке.

Девочка лежала, подтянув колени к подбородку и закрыв руками лицо. Виконт отвел ее ладони и увидел широко распахнутые глаза. Не мигая, они смотрели в никуда, и если бы не слезы, промывавшие дорожки в жуткой маске из крови и копоти, можно было подумать, что она умерла.

— Доамна Эмирабель?.. — юноша торопливо стиснул ее плечо.

Она даже не вздрогнула.

— Доамна Эмирабель!!! — выкрикнул он, перекрывая шум сражения — но девочка не шевелилась.

Рамай оглянулся, ища деда среди хаоса монстров, стали и магии — и замер. В нескольких клозах от них в свете Шара под слоем мусора и грязи блеснули черно-алые трещины. Переплетаясь и ветвясь, будто стрекала какой-то мерзкой твари, они тянулись к Шару.

— Доамна Эмирабель… — виконт обхватил ее, прижал к груди и заглянул в глаза, касаясь лбом ее лба. — Это я… Тень… Услышьте меня… Пожалуйста… Это Тень… Вы меня помните?

Он потянулся к ней всей силой, всеми мыслями, стремясь пробиться сквозь незримую стену между ними. Торопливо шепча ее имя, он вызывая в памяти их краткие встречи, образы Филина, матери, замок с его башнями, галереями и тайнами, небо и птиц над ним, траву, растущую на его древних стенах, и как колышет ее теплый ветер под утренним солнцем, и как веселые нарядные крестьяне собираются по праздникам на ярмарку к мосту… Оживляя в памяти то светлое, что видел, не покидая замка ни разу в жизни, он дарил собранные по крупицам драгоценные воспоминания ей, выплескивая разноцветным потоком, открываясь перед ней, чувствуя, как в страдающей душе Белки что-то пробуждается в ответ. Еще немного — и преграда падет, и он сможет разбудить ее и вытянуть в этот мир. Еще чуть-чуть… еще самую малость… еще…

— Доамна… Эмирабель…

Взгляд девочки просветлел, на краткий миг обретая осмысленность, и на Рамая обрушилась, обжигая, буря ее ужаса, боли и отчаяния. Он вскрикнул, как от удара раскаленным прутом, но рванулся к ней — и в ту же секунду черно-багряные молнии полыхнули в ее глазах, заставляя отпрянуть. С ужасом он ощутил, как Белка исчезает за возрождавшейся стеной — невидимой, как воздух, и непроницаемой, как гранит. Еще мгновение — и до нее уже не докричаться никогда…

Очертя голову, он бросился в сплетение чернильно-алых разрядов, и стена, как чудовищное надгробие, взметнулась за спиной, отсекая от мира.