Александра Лисина - Белые ночи

Убедившись, что больше сюрпризов не будет, я встала и, подсчитав стремительно утекающие секунды, почти бегом рванула в сторону городской стены — уже второй за сегодняшний вечер. Но, надеюсь, последней. Все, полчаса времени у меня теперь гарантированно есть: Стража в ближайшие минуты не вернется — больно доверяет нюху своих клыкастых поводырей. Цепных псов на улицу тоже никто не спустит, сторожевые привидения дальше хозяйских заборов не отходят, внутренняя охрана в дорогих особняках наверняка или спит, или с азартом режется в кости. А значит, больше мне никто не помешает.

Хорошим темпом преодолеваю длинную улицу, затем еще одну, ныряю в нужный поворот, ведущий к ярко освещенной площади. Немного выжидаю, выискивая глазами тень и признаки какого-нибудь неурочного патруля — в таком деле лучше перебдить. Но ничего плохого не нахожу и слегка расслабляюсь. Затем, стелясь серым туманом, быстро перебираюсь через вторую высоченную стену, не стесняясь ради такого случая и звериные коготки отрастить на пальцах… хорошо, что я это умею — никакие «кошки» не нужны… затем — еще один короткий рывок, и я уже на обширной территории роскошного, огромного, безумно красивого сада. Но любоваться на цветочки некогда, надо бежать, пока луна не выглянула из-за туч, потому что среди ухоженных дорожек я наверняка смотрюсь, как привидение посреди белого дня. Увидь кто, и воплей будет не на одну такую книгу. Поэтому молчу, бегу, вспоминаю подробную карту, нарисованную своей же рукой, и стараюсь не оставлять следов на рыхлой, недавно политой дождиком земле. Хищной волчицей прокрадываюсь через кусты, огибаю длинную вереницу тщательно подстриженных розариев. Перепрыгиваю через низенькую ограду и, не потревожив ни единого заклятия, стрелой мчусь на задний двор. Где, наконец, забираюсь на крышу ближайшей голубятни и, мысленно себя похвалив, принимаюсь терпеливо ждать.

Все. Осталось недолго. Теперь только сидеть тихо, смотреть в оба и честно отдыхать. А еще мне нужно терпение… совсем немного терпения… когда собираешься обчистить королевскую сокровищницу, надо уметь быть терпеливой.

В темноте дворец кажется неуютным, мрачным и готовым к обороне замком. Точнее, даже крепостью со всеми вытекающими отсюда последствиями: внушительной громадой дворцовой стены, высотой добрых четыре человеческих роста; проходящей по самому верху надежной сетью охранных заклинаний, самое безобидное из которых должно испепелить наглых воришек на месте; наглухо закрытыми центральными воротами, за которыми давным давно опущена стальная решетка; крохотной дверкой черного входа, охраняющегося не хуже, чем целомудрие старшей дочери короля; четырьмя сторожевыми башенками, откуда на раскинувшийся внизу город высокомерно поглядывает дворцовая стража. Да еще внутри — бесконечный лабиринт коридоров, бездонное подземелье и сама сокровищница, закрытая от любых посягательств всеми доступными способами: от живой стражи до магических ловушек… в общем, есть над чем призадуматься.

Не будь у меня помощника, я бы вовсе не решилась на это безумие. Потому что трех лет, почти ежедневно требующих посещения западного дворцового крыла вместе с королевским писарем и его поручениями, было слишком мало, чтобы правильно ориентироваться в путаном переплетении внутренних коридоров. Но помощник у меня есть, да еще какой, поэтому сегодня все должно получиться, как надо.

Я машинально коснулась висящего на шее амулета: крохотная капелька серебристого металла легонько кольнула пальцы даже сквозь перчатки, показывая, что вокруг моей персоны нескончаемо вьются десятки охранных заклятий. К счастью, его силы еще хватало, чтобы защитить меня от любого магического удара. Но, к сожалению, это не будет продолжаться вечно — по словам Рума, еще год-два, и он полностью истощит свой резерв, и тогда прощай, моя ночная жизнь. Без такого амулета я не вскрою ни один тайник, не войду ни в один приличный дом, не затаюсь ни в одной норе, если на меня вдруг решат объявить охоту. У меня будут связаны руки! А значит, придется начинать добропорядочную жизнь честной подданной, в которой мне уготован весьма небогатый выбор. Или идти на панель, что в принципе неприемлемо. Или в служанки в каком-нибудь третьесортном трактире (что, в общем-то, одно и то же). Или жалобно просить милостыню, дожидаясь какого-нибудь очарованного моей красотой спасителя, потом выйти замуж, нарожать «спасителю» детей, забыть о своем настоящем облике, благополучно стать какой-нибудь почтенной матроной, зачахнуть во цвете лет или прожить серую жизнь до упора, а потом все равно мирно отойти на кладбище. А может, податься в жрицы Двуединого… ах, нет, туда берут только мужчин, а женщин вовсе считают земным воплощением первородного греха… тогда что? Нацепить смазливую мордашку и искать себе богатого наследника? Итог: тот же грешный вариант номер три. Начать собственное дело? Денег не хватит, а чтобы их добыть скромной девушке… нет, все равно придется или воровать, или возвращаться к первому пункту.

Я вздохнула и покачала головой. Нет уж. Начала птичка песню, теперь пой до конца. Может, если бы в мои двенадцать лет нашелся бы мудрый человек, решивший подобрать с улицы несчастную, заплаканную и перепуганную шумом большого города замухрышку с ярко рыжими волосами, все сложилось бы по-другому. Может, я и стала бы кем-то, кто приносил бы обществу пользу, а не вечное беспокойство. Может, давно уже была бы с мужем, с парой очаровательных детишек, по праздникам навещала чужих родственников и считала, что так и должно быть… но нужного человека на моем пути почему-то не встретилось. Мимо прошел, наверное, или разминулись мы с ним буквально на секунду. Кто знает? Да только мне, сбежавшей из опостылевшего дома и бесконечных издевательств сводных братьев, тогда было просто некуда податься — или к нищим, где я быстро скатилась бы до животного уровня, или в стайку босоногих мальчишек, умевших ловко воровать вкусные пирожки прямо с лотков голосистых продавщиц. Или же… впрочем, нет. Я уже выбрала. Выжила. Приспособилась. Сумела. А маленький город Лерскил стал для меня одной большой школой, в которой пришлось на собственной шкуре узнавать, до чего несправедливая эта штука — жизнь. И я никогда не забуду то время, когда старая цыганка Нита терпеливо учила меня облапошивать доверчивых горожан. Когда за руку больно хватают чьи-то железные пальцы, а над ухом истошно верещит лишившаяся своих колечек толстуха. Когда за украденный кошелек здоровенный палач готовится отрубить маленькую детскую ладошку, а в груди холодной сосулькой застывает испуганное сердце…