Диана Джонс - Дом ста дорог

Ей совершенно необходимо вдруг стало знать, как долго придётся тут жить.

— Когда вылечится, — послышалось в ответ.

В шаге от маленьких железных ворот эльфы исчезли.

Ещё несколько минут смотрела Чармейн на опустевшую дорожку, а затем хлопнула дверью.

— И что же мне теперь делать? — обратилась она к пустынной комнатушке.

— Боюсь, моя милая, для начала тебе придётся убраться на кухне, — произнёс мягкий и уставший голос двоюродного дедушки Уильяма. — Прошу простить, что оставил горы посуды. Открой мой чемоданчик — и получишь подробные разъяснения.

Чармейн бросила взгляд на чемодан: значит, двоюродный дедушка и не думал брать его с собой.

— Чуть позже, — ответила девочка, — сначала разложу свои вещи.

Она взяла оба своих тюка и направилась к двери на другой стороне комнаты. Чармейн повернула ручку, но дверь не поддалась. Она переложила мешок со съестным в другую руку и попыталась снова, упорней напирая на дверь свободной рукой. Удача не улыбнулась и на этот раз. Тогда Чармейн скинула оба мешка на пол и налегла на ручку со всей силы — только тогда дверь отворилась, открывая путь на кухню.

Чармейн мельком оглянула помещение, втащила свою поклажу, захлопнула дверь и только потом осмотрелась, как следует.

— Ну и грязь! — только и вырвалось у неё.

В прекрасно обставленной просторной кухне имелось огромное окно, которое впускало в дом потоки тёплого солнечного света. Яркие лучи озаряли не только горные склоны по ту сторону стекла, но и бесчисленные стопки немытых тарелок и завалы чашек по эту. Вся посуда кучами была свалена в раковине, заполняла собой сушку сбоку и даже пол. Чармейн с нарастающим ужасом следила за золотистыми лучами солнца, которые опускались на два гигантских холщовых мешка, приставленных к раковине. Очевидно, в них хранилось грязное бельё, однако же скопилось его столько, что двоюродный дедушка Уильям решил использовать набитые мешки как полки для грязных кастрюль и сковород.

Взгляд Чармейн неспешно проследовал в центр комнаты, на обеденный стол, который стараниями двоюродного дедушки превратился в склад всевозможных заварочных чайничков и кувшинов из-под молока, местами обляпанных соусами и жиром. В целом, по мнению девочки, посуда на кухне смотрелась даже очень гармонично, олицетворяя собой идеи абсолютной захламлённости, грязи и хаоса.

— Видимо, болеет он очень давно, — сухо бросила девочка.

На этот раз ей никто не ответил. Чармейн с опаской приблизилась к раковине, её терзало смутное ощущение, что среди гор посуды чего-то не хватает. В следующий миг девочка осознала — краны, их тут не было! Вероятно, домик располагался в такой глуши, что сюда и вовсе не провели водопровод. За окном девочка приметила небольшой задний дворик с водокачкой.

— Итак, предполагается, что я пойду, сама накачаю воду, притащу её… и что дальше? — раздражённо выпалила Чармейн. Взгляд её упал в чернеющий зев пустого очага — ни уголька, ни огонька. Оно и ясно — ведь лето на дворе.

— Нагреть воду? — проворчала девочка. — В грязнющей кастрюльке, я полагаю. Интересно, а как вообще моют посуду и чем? А ванна, неужели я не смогу принять ванну? Неужели в этом доме вовсе нет ванной комнаты? И спальни тоже нет?

Чармейн бросилась к дверке за очагом и с немалыми усилиями открыла её. «Ну и двери тут — десять человек и те не откроют!» — пробурчала про себя девочка. Она ясно чувствовала силу чар, удерживающих все двери запертыми. За очагом оказался небольшой чулан. На полупустых его полках нашлись только маслёнка, чёрствая краюха хлеба да внушительных размеров мешок с загадочной табличкой «КИБИС КАНИНИКУС», по-видимому, набитый мыльными стружками. Внизу всё пространство занимали два огромных бельевых мешка, точь-в-точь такие же, как у раковины.

— Я же с ума сойду! — чуть не плача выпалила Чармейн. — Как только тётушке Семпронии пришло в голову отправить меня сюда? Почему мама не отговорила её?

Отчаянье с головой захлестнуло девочку. Она знала только один способ, как спастись от окружающего гнетущего ужаса — уткнуться носом в книгу. Чармейн быстро водрузила оба своих мешка на заваленный посудой стол, а сама забралась на стул, стоявший подле. Одев очки, она принялась торопливо рыться в мешке с одеждой в поисках книг, которые ей упаковала мать. Но там не оказалось ничего подобного, руки всё время нащупывали только ткань да большой кусок мыла, который тот час же полетел в пустой очаг.

— Не может быть! — негодовала девочка, продолжая поиски. — Она должна была положить их в первую очередь, прямо на дно.

Чармейн с нетерпением перевернула мешок и начала вытряхивать вещи на пол. Посыпались платья, великолепные юбочки с складками, чулки, блузки, оба вязаных свитера, кружевные комбинации и множество другой одежды, припасённой на год. Гору одежды увенчали новёхонькие тапочки, в мешке же осталась лишь пустота. Чармейн знала уже самого начала, ещё с пресловутого куска мыла, что никаких книжек там нет. Она смахнула с носа очки, повисшие на цепочке, и вот-вот готова была разреветься. Миссис Бейкер действительно забыла упаковать книги.

— Что ж, — едва сдержав слёзы, произнесла она, — теперь я вижу, что впервые по-настоящему покинула родной дом. В другой раз, когда я поеду куда-нибудь, я сама соберу вещи и, прежде всего, упакую побольше книг. Несколько мешков с книгами! Теперь же надо попробовать найти положительные стороны.

В поисках положительных сторон Чармейн взвалила на стол свой второй мешок, смахнув им на пол четыре молочных кувшина и заварочный чайник.

— Плевать, — только и буркнула девочка, глядя на падающую посуду.

Всё же ей стало чуточку легче, когда пустые кувшины коснулись пола и остались целы. Чайник тоже не пострадал, хотя заварка из него вылилась и теперь растекалась по полу небольшой лужицей.

— Вот и полезная сторона магии, — вздохнула девочка, угрюмо доставая мясной пирог. Она закатала юбку до колен, упёрлась локтем в стол и откусила щедрый пряный кусок.

Что-то холодное и дрожащее коснулось её правой ноги.

Чармейн оцепенела, не осмеливаясь даже прожевать пирог. «На кухне, наверняка, полным-полно больших магических слизней!» — судорожно мелькало у неё в голове.

Холод снова коснулся её ноги, но теперь к нему прибавился тихий скулёж.

Очень медленно Чармейн приподняла скатерть и глянула вниз. Из-под стола жалостливо смотрела косматая собачка, дрожащая всем своим крохотным тельцем. Собачка заметила, что Чармейн рассматривает её, и белые лохматые уши настороженно и чуть неуверенно поднялись вверх, тоненький хвост забил по полу. Снова раздалось тихое поскуливание.