Lliothar - Волшебники в бегах: часть первая

Нинна заворочалась, устраиваясь поудобнее, и принялась обдумывать недавнее видение. Что-то в нем было не совсем обычное... Она всегда странным образом теряла память, оказываясь в пустыне, помнила только, что ей нужно что-то узнать. И всегда натыкалась на мертвых. Но сегодня один "мертвец" оказался жив и даже заговорил с ней... Вот оно! Впервые кто-то из живущих в этом будущем обратился к ней, словно она и впрямь там присутствовала. А может, так и было? Или, вернее, будет? Нинна передернулась. Пережить это еще раз, наяву, не хотелось... Но нечего отвлекаться. Итак, эльф заговорил с ней, очевидно, приняв за свою. Но она же совершенно не похожа на эльфийку, разве что южную, те тоже черноглазые и темноволосые. Хорошо, пусть, он все-таки был на пороге смерти, в таком состоянии и торванугримка сойдет за эльфа, но как тогда объяснить то, что она поняла его слова? Она знала несколько фраз на южноэльфийском диалекте, и этого явно не было довольно. Нинна беспокойно сжала пальцами виски. Какая же она глупая и беспамятная, он говорил с ней вовсе не по-эльфийски, а на языке графств! И что это значит в таком случае? Что у них будут союзники среди людей? Но откуда ему знать, что она -- не враг? Почему он так уверенно послал ее к неведомому Ирвиллу, как будто для первой попавшейся в западных пустошах женщины это имя непременно должно что-то означать?

Вернулась Ирси с кувшином, принесла какое-то лекарство, носовой платок и чистое белье, да благословят ее боги. То, на котором лежала ясновидящая, годилось только в стирку. Пока Нинна, морщась, пила горький отвар от простуды, Ирси проворно перестелила простыни, свернув грязные в небрежный комок, зажгла новую свечу, шуганула нахальную мышь и приладила отошедший от рамы ставень, из-за которого в комнате так дуло. "Вы его просто посильнее захлопывайте", -- пояснила она. Нинна поблагодарила девочку, потрепала ее по макушке и заверила, что больше никакая помощь ей не требуется, только отдых. Ирси снова сделала книксен, как заправская горничная, и убежала, зевая во весь рот. Женщина с наслаждением забралась в свежую постель. Жаль, что у нее нет запасной рубашки, эту -- только выжимать... Попробовать снова ввести себя в транс или уж плюнуть и заснуть? Пожалуй, хватит с нее на сегодня пустынного мира. Однако сон тоже не спешил...

За пятнадцать лет бесплодных странствий она пришла к одной весьма неутешительной мысли -- что, возможно, ей попросту не хватает таланта, чтобы "проломить" невидимый барьер и узнать наконец, что за ним. И искала она не только того, кто ее послушает, но и человека с аналогичным даром, в надежде, что другой увидит больше. И вот недавно, кажется, нашла. Все получилось очень странным образом, как будто ее занесло в чужое видение, в чужой мир, где с неба лился ослепительный свет и колыхались от невидимого ветра высокие серебристо-голубые стебли. И в этом мире, на который Нинна смотрела с высоты полета птицы, она была не одна. По дымчатому разнотравью размеренно и неторопливо шла женщина. У нее были светлые волосы и голубое платье, а больше Нинне разобрать не удалось. Не то почувствовав, что светловолосой под силу то, что не удается ей, не то просто в безумной надежде она воззвала сквозь пространство, а возможно, и время. Воззвала -- и была услышана. И с тех пор каждый раз, когда в трансе Нинну переносило в странный мир серебристого света, она, со всем доступным ей умением, пыталась направить светловолосую провидицу на путь, который для нее самой был закрыт. А наяву -- искала ее, хотя это было похуже пресловутой иголки в стоге сена, ведь она не могла быть уверена, что та, кого она видит, человек и даже -- что она уже родилась. Но рано или поздно Нинна найдет светловолосую, и вместе у них, может быть, получится то, что не под силу ей одной.

Нинна зевнула и принялась разбирать пальцами слипшиеся черные пряди.

Завтра она почувствует себя лучше.

Завтра она попробует снова.

Часть первая

Вначале, как всегда, истаял свет.

Еще мгновение назад он видел очертания предметов, отразившиеся на внутренней поверхности век, и едва заметную пляску теней, порожденных пламенем единственной свечи. Теперь вокруг было бесцветное ничто. Звон в ушах растворил в себе шепот ветра и шелест колышущихся занавесей, но спустя миг затих и он. Последними ушли запахи -- предрассветной свежести, нагретого воска, сирени и яблок. Все поглотила бесконечность мрака. Тот, кто сказал, будто тьма есть лишь отсутствие света, явно никогда не бывал в этом месте. Здесь, в пространстве, как его называли, не существовало понятий "где?" и "когда?", не было теней, цветов (темнота -- черная? чепуха!..), звуков и запахов. Был только он сам, точнее, его сознание -- крошечная искра, горевшая тем ярче, чем больше была его сила.

Больше не было ничего, но окружающий мрак казался почти материальным.

Тяжесть, давившая на него, была столь явственной, что хотелось вскинуть несуществующие руки, зачерпнуть бархатистую пустоту фантомными ладонями и отбросить ее в сторону -- сродни тому, как заживо погребенный царапает, загребает горстями еще рыхлую землю в тщетной попытке прорыть себе путь на поверхность, к жизни и свету.

Здесь, как и под землей, не существовало воздуха, а дыхание было не более чем иллюзией.

Он ненавидел это место. Тому имелось несколько причин, но первой и главной являлось то, что покинуть пространство по своей воле было невозможно. И те, от кого зависело, получит ли он разрешение уйти или нет, должны были вот-вот появиться.

В этот раз ждать пришлось долго. Слишком долго; так, что это уже смахивало на оскорбление. Они хотят заставить его мучиться неизвестностью? Гадать, зачем его сюда позвали? Лихорадочно соображать, в чем он провинился, а заодно и присочинить десяток ложных причин? Вероятно, тактика эта сработала бы в абсолютном большинстве случаев, но не теперь. Не на того напали. Он твердо знал за собой только одно-единственное деяние, которое можно было вменить ему в вину. Другой вопрос -- как они прознали? И что собираются предпринять?

Но времени на размышления уже не оставалось.

Он больше не был один.

Искры вспыхивали одна за другой, выстраиваясь в разомкнутую окружность. Одиннадцать членов Высшего Совета магов. В отличие от него, они всегда имели здесь устойчивую форму. Никак не соотносящуюся с действительностью, разумеется. Ни имен, ни внешности одиннадцати избранных и главы Совета не знал никто. Приходя в пространство, они обретали иллюзорный облик -- порой весьма оригинальный. Мышь. Птица. Ребенок с неестественно длинными глазами в пол-лица. Еще несколько фигур, бесформенных и бессмысленных. Он даже не пытался их различить. Чья-то личина горела ярче, чья-то бледнее, но разница была невелика. Слабых магов среди членов Совета не держали. Слабые просто не выживали.