Тиа Атрейдес - Песнь третья, О Троне и Дороге в неивестность

— Ну и что?

— Ничего. Красить тебя будем.

— Зачем?

— Шу, помолчи лучше, ладно? Иначе у меня сейчас истерика будет. И валерьянки выпей, что ли.

Принцесса послушно замолчала.

Изрядный слой косметики не помог вернуть жизнь на её неподвижное лицо, но хоть придал некую видимость подобия этой самой жизни. Если смотреть издали. Балуста одевала ей серьги, собирала волосы в изящный сложный узел, вертела туда-сюда… кукла. Холодная фарфоровая кукла.

Без единого возражения Шу спустилась вслед за ней в гостиную, без малейшего протеста принялась за кофе. Баль была совершенно уверена, что, окажись в чашке вместо кофе деготь, принцесса с тем же отсутствующим видом выпила бы и его.

— Какого демона, маэстро! Я же знаю, что он у себя!

— Имейте совесть, молодой человек. Он только недавно уснул.

— Ничего, на том свете отоспится.

— Приходите через пару часов.

— Нет уж. Он нужен мне прямо сейчас.

Громкие сердитые голоса, доносящиеся снизу, не давали ему соскользнуть обратно, в тяжелое забытье сна. Мокрый холодный ветер задувал из окна, довершая черное дело возвращения Лунного Стрижа в ненавистную реальность. Поёживаясь и натягивая по дороге штаны, он добрался до умывальника и сунул голову под холодную воду, шипя и ругаясь сквозь зубы на отсутствие привычного комфорта.

— Живем, как орки какие-то, без душа, без горячей воды… бррр… — он встряхнулся брезгливо, разбрызгивая воду с волос. — И апельсинового сока, разумеется, нету. Варварство.

Мокрый, взъерошенный и злой тип с покрасневшими веками уставился на него из зеркала с явным намерением растерзать на месте.

— Ну-ну, спокойно. — Хилл постарался придать собственной физиономии более благопристойное выражение. — Все. Уже. Закончилось. — Физиономия в зеркале попалась плохо поддающаяся убеждению. Синие глаза щурились презрительно, словно говоря: «врет и не краснеет!»

Вот таким — сердитым, мокрым и растрепанным — и застал приятеля без стука вломившийся в комнату Свисток. И, не тратя времени на приветствия, с размаху засадил ему в челюсть. Дальше разобрать, кто, кого и каким образом мутузил, не представлялось возможным. По полу катался шипящий и сопящий клубок из двух тел, сосредоточенно и вдумчиво брыкающих, колотящих и пинающих друг друга. Через несколько минут им все же удалось опрокинуть на себя с комода кувшин с водой, и они отскочили в разные стороны, плюясь и отфыркиваясь, как большие коты.

— Ну? — злобно уставился на друга Орис, посасывая разбитые костяшки пальцев.

— Что ну? Полегчало? — Хилл растянул разбитые в кровь губы в насмешливой ухмылке.

— Зачем?

Полегчало явно недостаточно. Свисток крадучись приближался к приятелю, явно примериваясь возобновить прерванные кувшином физические упражнения.

— Надо было.

— Ты не забыл, что он мой отец?

— Если бы забыл, его бы нашли немного в другом состоянии.

Юноши хищно кружили по полуразгромленной комнате, не решаясь напасть.

— Ты… демонов ублюдок!

Орис прыгнул, подминая Хилла под себя и нанося быстрые сильные удары. Сквозь пелену ярости он не сразу заметил, что друг не сопротивляется, только прикрывает руками лицо.

— Ты почему не дерешься, тролль болотный? — отвесив последний пинок, он отодвинулся немного, успокаивая дыхание. — Трусишь?

— Угу. — Отняв от ладони от лица, Хилл поморщился и сплюнул кровью. — Именно.

Подниматься на ноги он не спешил, давая Свистку возможность прийти в себя и заодно полюбоваться на изрядное количество ссадин и свежих кровоподтеков. За неимением рубашки взгляду Ориса представилось большинство плодов собственных усилий, включая длинную, но неглубокую рваную рану на плече.

— Вставай, сукин сын.

— Хочешь добить? Давай. — Лунный Стриж снова ухмыльнулся как-то нехорошо. — Так пойдет, или ножик дать?

Незаметным движением вытащил из-за спины нож и бросил его Орису рукояткой вперед. Тот, не успев ничего понять, его поймал и тупо уставился на блестящее лезвие.

— Ну? — неторопливо встал, опустив руки, напротив слегка растерянного друга. — Или все же поговорим для начала?

— О чем с тобой разговаривать?

Перекидывая нож из руки в руку, Орис рассматривал Лунного Стрижа. Что-то в нем было не так. Совсем не так. Чтобы он отказался подраться? Да и вообще, такое впечатление, что эти две недели для него превратились лет в десять.

— Тебе видней.

— Ты сукин сын. Ты убил моего отца. Ты покойник.

Все просто и правильно. Но вот метнуть нож в беззащитное горло, испытывая при этом уверенность в том, что ни нападать, ни уворачиваться Хилл не будет, не получалось.

— Угу.

На миг Орису померещилось, что человек напротив него с нетерпением ждет этого самого ножа в горло, как милости богов.

— Все демоны!

С чистым звоном лезвие вонзилось в стену позади Хилла, срезав по пути пару соломенных волосков. Как он и подозревал, сукин сын даже не пошевелился. Только ухмыльнулся. Грустно, иронично и по-детски, напомнив шкодного мальчишку по прозванию Лягушонок.

— Будешь ты наконец драться, или нет?

— Не буду.

— Почему?

— Потому. — Отвернувшись от Свистка, Хилл намочил полотенце в умывальнике и приложил к разбитой скуле. — Хочешь сдохнуть, так пойди утопись. Я тебе в этом не помощник.

Орис опешил от такой наглости. Но в уголке сознания закопошилась здравая мысль — если друг справился с самим Мастером Тени, то что для него он, Орис? На что он вообще рассчитывал, набрасываясь на Лунного Стрижа? Не говоря уже о том, что подумать просто забыл. Видел бы отец…

— Да, Мастер просил тебе сказать, чтобы ты не вздумал перечить Исмарскому ублюдку. — Хилл продолжал промокать кровь с плеча.

— То есть?

— Придется признать его Главой Гильдии. Он не просто так на нас свалился.

— Этот гоблин будет Главой Гильдии?! Да пошел он!

— Будет. Именно этот гоблин. А ты сделаешь умное лицо, покиваешь, и подтвердишь, что всю дорогу об этом мечтал.

— Так он и поверил.

— Неважно. Или ты не доверяешь мнению Учителя?

— Ладно, с Пронырой разберемся потом… Хилл!

— Ммм?

Лунный Стриж наконец обернулся, и Орис поймал себя на мысли о том, что уже как-то и не хочет больше ни мстить, ни выяснять подробности.

— Пойдем, что ли, в таверну заглянем? Я не завтракал.

— Пойдем.

За тот час, что Орис с Хиллом провели в таверне, к вопросу оскорбленных сыновних чувств вернуться они не удосужились. Хоть Свистка и разбирало любопытство, он посчитал бессмысленным расспрашивать друга о том, что тот делал последние две недели, удовольствовавшись пока догадками и слухами. Он подозревал, что история, рассказанная Мастером, гораздо меньше соответствует действительности, чем на первый взгляд дикое предположение о причастности Лунного Стрижа к последним дворцовым сплетням. И что у Хилла были достаточно веские причины для мести Учителю, о которых ему самому пока вовсе не хотелось знать. Тот же старательно обходил щекотливую тему молчанием.