Михаил Кликин - Дом на отшибе

Чужаки помолчали тяжело, дыша перегаром, потом развернулись дружно, как по команде, и вышли один за одним.

Простонали под ботинками половицы. Хлопнула дверь. Мелькнули за окном тени; широкая ладонь легла на стекло, сжалась в кулак – и исчезла.

– Да что же это делается, Вася? – жалобно спросила жена, заглядывая в комнату.

– Из-за денег всё, Света… – сказал Василий, слепо глядя в телевизор. – Почуяли волки поживу… Эх, не успел я… Чуть-чуть не успел…

Вечером того же дня чёрный человек явился всей деревне. Вышел он из леса, с той стороны, где, вроде бы, был похоронен отец Гермоген со своей семьей. Зина Горшкова как раз отвязывала козу, что паслась у кустов. Выпрямилась с веревкой в руках, глянула – и аж затряслась.

Чёрная фигура словно плыла над травой. А сквозь нее тускло просвечивали белые берёзовые стволы.

Вдовая Танюша Смолкина, живущая на краю деревни, вышла запереть рассевшихся по насестам куриц. Увидела бредущего мимо человека в рясе, поняла, кто это, взвизгнула – и осеклась, вмиг онемев. Три дня потом еще заикалась.

Алексей Злобин, заядлый рыбак, вытащил из пруда проволочную вершу, вынул пяток карасиков, на чешуе которых отсвечивала вечерняя заря, повернулся к стоящему сзади ведру – и остолбенел, открыв рот.

По обкошенной тропке бесшумно двигалась чёрная одутловатая фигура. Вместо лица – мутное пятно с дырами глазниц, колючие травяные стебли босые ноги пронзают, а с белой, словно из прозрачного воска вылепленной руки кровь алой струйкой на землю течет – будто нить вьется.

Вдоль всей деревни прошел призрак.

Медленно шёл, будто каждому хотел показаться.

Видели его и Захарьевы, и Прокопьевы, и Измайлова бабка, и дед Кондратенков. Видел его и Василий Дранников.

Обмирали от страха люди, немели. Кого-то холодом обдавало, кто-то, наоборот, мелкой испариной от накатившего жара покрывался. Никто не решался потревожить призрака. Один только дед Артемий, собравшись с духом, чуть слышно окликнул Гермогена по имени. Тот приостановился, повернулся медленно. И, вроде бы, всхлипнул. Дед потом клялся и божился, что видел, как бесформенное серое лицо на миг обрело человеческие очертания.

Страшное, говорил, это было лицо…

Последним чёрного человека видел Иван Степанов.

– Меня напугать трудно, – рассказывал он после. – Но тут сердце словно в живот провалилось и замерло там. Волосы дыбом встали – и будто кто невидимый ледяной ладонью по голове провёл…

Прошел чёрный человек возле Степанового дома, высокого забора не заметив, и пропал за кустами.

Всем было ясно, куда он направляется.

Новость о том, что каменный дом ночью рухнул, принесла Анна Николаевна. Утром она, как обычно, отправилась за ягодами. Свернула чуть с дороги, обходя кладбище, поднялась на холм, глянула – а председателева дома-то и не видать. Только чёрный джип лакированной спиной поблескивает.

Развалился дом, рассыпался – будто взрывом его тряхнуло, а то и не одним.

Да только не было ночью никакого взрыва. Тихая была ночь.

С лопатами, с ломами сбежались мужики на развалины. Разобрали поломанную крышу, оттащили в сторону, взялись за кирпичные завалы, да быстро поняли, что с работой этой им одним не управиться.

– Без техники тут не обойтись, – сказал, отдуваясь, Иван Степанов. – Хуже бы не сделать. Да и милицию прежде надо дождаться.

– А люди как же? – спросил сердобольный Тимофей Галкин.

– А что люди? Ты погляди, это ж натуральная могила. Нет там живых. Всех, кто там был, сразу задавило… Пошли-ка домой, мужики. А то как бы чего не вышло…

Потихоньку разбрелись мужики. Остался на развалинах один Василий Дранников. Не давала ему, человеку с высшим образованием, случившаяся мистика покоя. Как же так может быть? – восемьдесят лет стоял крепкий дом, а потом вдруг в один миг по кирпичику рассыпался. Может, действительно, взорвалось что-то? Газ, может, в подвале скопился? Но почему тогда никто ничего не слышал?..

Долго бродил Василий по останкам дома, с собой разговаривая, высматривая сам не зная что. Ковырял ломом куски цемента, переворачивал кирпичи, ворошил ногами каменное крошево. О планах своих думал; смущаясь сдержанной радости своей, судьбу за второй шанс благодарил. Решал, с чего же начать планы свои реализовывать: запруду ли строить, или церковь начать восстанавливать.

Чтоб самую маленькую плотину поставить, кучу разных бумаг надо подписать, множество кабинетов необходимо обойти. С церковью, вроде бы, куда проще. Епархия поможет, обещала. А стройматериал – так вот же он, под ногами. На фундамент точно хватит. Хоть сейчас стройку затевай.

Эх, денег бы еще чуть…

Мысок его сапога ткнулся во что-то тяжелое, отозвавшееся глухим бряцанием.

Василий наклонился. Отодвинул обломок стены. Отбросил пластину застывшего цемента.

Из завала торчал мешок. Или что-то, очень на мешок похожее.

Василий еще раз пнул находку, проверяя, а не труп ли это.

Нет.

Он присел. Пощупал прелую ткань. Потянул ее – и подгнившие волокна легко разошлись.

Василий обмер.

На цементную пыль, на кирпичное крошево из прорехи полился сверкающий металл: старинные монеты, цепочки, браслеты, кольца. Охнул Василий, ладонями зажимая дыру, почувствовал, сколько еще драгоценностей прячется в мешке. Обернулся, зыркнул по сторонам.

Никого!

Что же теперь делать?

Да чего тут думать, дурачина?! Денег хотел? Так вот – пожалуйста! Только шустрее теперь надо, шустрее! Но с оглядкой! Мешок вытащить, мелочь по карманам распихать, крупное поблизости перепрятать.

Ах, нехорошо!

Ну а как иначе-то? Как?..

Он горстью подхватил просыпавшееся золото, пихнул в глубокий карман. Неуклюжими пальцами подцепил две серебряные монетки, крестик с зелёным камушком, цепочку с кулоном.

Будет, будет в Матвейцеве теперь церковь! Вроде бы новая. Но как старая.

Всё теперь правильно. Всё теперь сходится.

Всё теперь будет…

Через месяц после этих странных событий вернувшийся из райцентра дед Артемий с нескрываемым удовольствием рассказывал селянам всё, что удалось ему выведать через работающего в милиции внучатого племянника Гришку.

– Троица эта была из Ярославля. Братья они, двоюродные, что ли – не знаю точно. Искали они тут клад. При них письмо старое нашли, там всё написано было. А письмо-то знаете чье? – дед Артемий хитро щурился. – Мишки окаянного. Он, комиссарничая, золотишка-то, видно, изрядно понахватал. Ну и спрятал у себя дома. Разное золотишко – и с раскулаченных, на каторгу сосланных, и церковное. Вот эти трое его тут и искали. Да так ретиво искали, что дом обрушили.

– Ну да?

– Ага… Я вот тоже с этим не согласен, племяннику прямо так и сказал. Но милиции ведь надо грамотну бумагу написать. Вот они и решили: копали клад, да засыпались.