Генри Олди - Витражи патриархов

Брызжущего искрами, раскаленного, тебя выхватили из огня и грубо швырнули на наковальню. Тяжким, изрезанным морщинами молотом сверху рухнули руки, обтянутые серебристой тканью, и прищуренные стальные прорези в бесстрастной маске лица.

Ты менял форму, получал удары, зная о невозможности ответить, воздать мерой за меру, уйти от…

Ты закричал. Пар обволакивал мир, холодные струи душили пламя, ты исчезал в текучей глубине, в синем влажном взгляде из-под нависшего над бровями плотного капюшона, не дававшего дышать, взрывающего легкие, заглушающего…

Комья вязкой сырой глины падали на лицо. Скорбный хор отпевал заблудшую душу, погребенную под холмом, а у подножия холма стоял человек с землистым цветом лица, в черном балахоне, рвущемся на ветру, и ты не мог стереть слезы, превращавшие пыль на лице в липкую грязь, и…

Холм устоял, но ты сумел раздвинуть два камешка и выйти в мир. Ветер трепал твой торс, не давая желанного дождя, обрывая листья, ты проклинал его, и взбалмошный ветер запутался, наконец, в ветвях растущего рядом гиганта. Ты поднял голову, и спокойный зеленый взгляд был тебе ответом…

…Плиты пола согрелись от босых ног, ты качался, еле удерживаясь от падения, дрожа от озноба. Пять Мастеров растворялись в темноте зала, уходили, не оборачиваясь, зная, что ты стоишь, что ты не упал, что ты будешь ждать, что ты теперь свой…

– Ты хотел правды, чужеземец? Тогда имей в виду – это еще не правда. Это так… Немного мистики, немного представления и очень много банальности. Нет, я не иронизирую, это действительно так. Ты был прав. Но сам знаешь… Если отражение луны одинаково в любой луже, то могут ли быть разными сердца людей?

Ты обернулся. На потрескавшемся трехногом табурете сидел давешний старик, грея у камина остывшие сухие руки. Синие набрякшие вены. Бесцветный и бесформенный балахон. Спутанные седые волосы, схваченные тонким ремешком, костлявые плечи, ехидные выцветшие глаза… Я смогу узнать его? Смотри внимательно, если сумеешь. Многие из нас не сумели…

Сидящий перехватил твой взгляд. Узкие треснувшие губы тронула усмешка. «Не смотри на меня собачьими глазами, человек. Переход от нахального щенка к восторженной дворняге слишком утомителен для меня. Я стар, чужеземец. Ты сам давно заметил это».

Он зашаркал к выходу, волоча стоптанные подошвы домашних мягких шлепанцев. У самых дверей он обернулся еще раз.

Двери бесшумно закрылись.

– Совсем немного театра, – жена погладила Мастера по небритой щеке. – И очень много банальности.

– Да, – он перехватил ее ладонь и прижался к ней лицом. – Да. Оригинальность хороша для эмоций. Но приемы следует брать старые.

Всякому известна сложность укладки восьмилепесткового косого узла на трех коротких стилетах, и лишь немногие из Склоняющихся у Ложа рискнули бы на такое при порывах горячего восточного ветра, раскачивающих резной навес над балконом.

Аль-Хиро откинулась на спинку кресла, предоставив пепельные пряди своих волос в распоряжение служанок, и прикрыла глаза. Сквозь ажур ресниц ей хорошо был виден внутренний двор Зеленого замка со свежесколоченным помостом, возле свай которого суетились плотники, заканчивающие скамьи магов дворцовой Ложи. Сами маги, как обычно, запаздывали – к счастью лентяев-плотников.

Зря она согласилась присутствовать на сегодняшней Витражной Схватке. По первому разу это еще может пробудить интерес, но стражи Ложи ловят подмастерьев не реже одного в декаду, и любопытство скоро уступает место пресыщению. В детстве она предлагала отцу устраивать публичные казни. Святая наивность. Конечно, щенков, рискующих складывать слова в витражи и со всей детской отвагой играющих стихиями, карать необходимо, и карать сурово. Но нельзя выводить на площадь человека, способного расколоть уже занесенный меч палача у него же над головой под аккомпанемент надвигающейся бури… Никто не спорит, аристократов такими трюками не удивить, Ложа и Большой совет не отказывают знати в мелких забавах – но чернь!… Незачем простолюдинам видеть лишнее, ни к чему. Чернь есть чернь. Желающий говорить слова да пройдет через дворцовую Ложу и, склонив голову, будет ждать подтверждения. Желающий говорить без разрешения Ложи, а тем более скрывающийся в каризах или залах Мастеров – если это не очередная легенда плебеев! – да выйдет на Витражную Схватку. Он будет говорить с членами Ложи, вплоть до Верховного, и пусть стихии будут милостивы к проигравшему. Правда, до Верховного не доходил никто. Это простая вежливость формулировки.

Аль-Хиро вспомнила одного из первых погибших подмастерьев. Мальчишка непозволительно долго держал лучшего из новых магов Ложи. Молнии сплетались над помостом, сумасшедшие гвозди сами вылетали из свай, скамью Совета до половины залило мутной водой – а они продолжали говорить, говорить над стихиями, меняя тембр, сталкивая внутренние созвучия, напрягая из последних сил связки горла. Две пантеры бились во дворе замка, разрывая окровавленный мех, пытаясь когтями мощных задних лап вспороть сопернице брюхо, а над ними, диктуя каждое багровое пятно, царили голоса соперников. И лишь когда Аль-Хиро прискучило однообразие поединка, и она нехотя направилась к выходу – тогда встал Верховный. Она не запомнила брошенной фразы – не простым смертным запоминать витражи – но черная кошка мальчишки рухнула с перебитым хребтом, а под самим проигравшим обвалился помост, накрыв его опорными бревнами. Служители вытащили казненного, и Верховный склонил большую голову, прося прощения у госпожи. Мага – участника схватки – Аль-Хиро больше никогда не видела. Да и не вспомнила бы никогда, если бы не сегодняшняя вынужденная скука.