Наталия Ипатова - Волшебные подплечники

Мама Марджори невежливо хохотнула:

– Еще бы! Сколько раз он нас проверил?

– Гракху не откажешь в уме и в характере, – сказал папа Дерек. – То есть, мыслит-то он правильно. Если на мальчика возлагаются такие надежды… партии поддержки надо что-то показывать. И доказывать, что это не пустые слова. А сам он себя, насколько я понял?…

– Мальчик как мальчик. Застенчивый. Я подумал, может, если Соланж за него возьмется…

– А почему ты в этом деле, Альбин? – спросила Марджори. – Ты ведь даже не Шиповник, а время, когда они считали тебя своим игроком, потому что иначе тебе некуда податься, прошло. Почему Гракх тебя… эээ… попросил? Или тебе опять от него что-то нужно?

– Меня не Гракх, собственно… – Альбин щелкнул суставами, разминая пальцы. – Меня Люциус попросил.

– А почему Люциус сам не хочет заняться младшим родственником?

– Он старше на десять лет. Малец на него снизу вверх смотреть будет, а Гракх хочет, чтобы наоборот.

– Ясно. И поэтому, значит, Соланж…

– Не поэтому. Мы с Люциусом решили, что она девушка бойкая и справится. Гракх хочет, чтобы его сын явил себя и всех по местам расставил. Ну, мы думаем, что Соланж сможет объяснить ему, как что устроено, ну и не даст его поколотить, если Септим вдруг вызовет у кого-то такое желание. Беда в том, что он старается не вызывать. А, Соланж? Возьмешься?

Соланж слушала все это, прислонившись к косяку, со смешанным чувством «вот надо мне?» и «ну надо же!»

– Ладно, чего там, – сказала она великодушно. – Ведите. Назначу юнгой.

Прийти в библиотеку вдвоем, не составило никакой разницы. Соланж думала, что может быть какая-нибудь засада, ну, например, дверь не откроется, но опасения отказались напрасны. Эльфеныш, порученный ее заботам, вполне понимал команды голосом, держался поблизости, но позади, и был так послушен, что вскоре это начало ее раздражать. Они поздоровались с Хлое и юркнули на свою «зачарованную поляну», где уселись на пол, прямо на ковер, подобрав под себя ноги.

– Про тебя говорят, будто бы ты волшебный ребенок! – с места начала Соланж. – Каково это?

– Не знаю.

Темноволосый худенький мальчик, губки бантиком. В глаза не смотрит. В компании с таким не ввяжешься в драку с гномышами, кидаясь грязью через забор, а потом утекая от возмездия дворами и задами лавок. Его, наверное, до сих пор возили только в лимузине, с двумя бодигардами. В костюмчике с галстучком. И да, в жилетке!

– Ты умеешь что-нибудь интересное? Ну хоть в чем-то ты крут? Или от тебя ждут, что когда припрет, ты всех спасешь, явивши чудо?

– Не знаю, – повторил Септим, и в голосе у него прозвучала досада. – У меня самый крутой отец, под его рукой Великий Дом стал Величайшим. Когда он говорит в Палате Лордов, главы иных Домов бурлят, но делают, что он сказал. Я не просто намного меньше него, я никто, и всегда буду, если с ним сравнивать. Он уже умеет все то, чему я учусь или должен научиться. Я не знаю, чего он от меня ждет, и не знаю, как я могу поразить его… или кого-то.

– А сам ты чего хочешь? Тоже не знаешь? Или только боишься, что станут ругать, если не оправдаешь великих надежд?

– Я знаю, что не хочу быть плохим, – сказал Септим. – Но я не совсем понимаю, что значит быть хорошим. Это не делать чего-то, или это все-таки делать что-то?

Он посмотрел по сторонам.

– Тут не должно быть этих окон.

– Угу, – кивнула Соланж.

Она как раз достала из ранца бутерброды. Септим пальцем отодвинул край занавески, сам держась в проеме, как будто в окно могли полететь камни или стрелы.

– И пляжа там нет. И океана. Там только улица и стены пакгаузов.

– Угу, – согласилась Соланж с набитым ртом.

– Ты в это играешь?

Она воззрилась на него изумленно.

– Ты думаешь, будто это я?!

– Ну, мне ты кажешься существом вполне волшебным.

Соланж мысленно оглядела себя. Юбка в клетку, чулки в гармошку, полосатые гетры. Ботинки на толстой подошве. Зеленый свитер и оранжевый шарф. Буйные рыжие кудри, за которые так славно врагам хвататься в драке. Не ребенок, а взрыв на анилиновой фабрике. Мама это очень поощряла.

– Это не я, – сказала она. – Это место такое. Ты про что книжки любишь?

– А разве они не все одинаковы?

По мнению Соланж это была невозможная бессмысленная глупость, сказанная, чтобы ее позлить. Потом подумалось, что ему, наверное, только специально одобренные книжки разрешают. О природе и механизмах власти, как-то так. Его все время воспитывают, немудрено, что он смурной.

– Вот, – сказала она, закидывая руку назад и вытягивая книгу с полки, не глядя. – Что тут у нас?

Соланж была почти уверена, что книжка будет про корабли и море, и угадала. Мелкие черные буквы на желтоватых, словно подмокших страницах бежали, как матросы, по реям, выбирая марсели на сезни, и это было дело жизни и смерти, а где-то за завесой дождя маячил вражеский корабль с командой из ненаших букв, складывающихся в непонятные слова, они боролись за свою плавучесть и были бы рады, если бы мы не справились со своей. И весь рассказ летел, кренясь под штормовым ветром, и Соланж чувствовала, как вибрируют рулевые тяги так, будто они проходили через ее собственные руки и ноги. Стеллажи раскачивались и скрипели. Что-то белое пролетело в темноте: то ли книга упала с полки, то ли чайка…

Септим устроился рядом, глядя в книгу через ее плечо. Похоже, он читал быстрее, и пока они оба летели сквозь ночь и шторм, что-то изменилось. Страница стала сухой и хрупкой, обуглилась по краю, раскаленный ветер погнал буквы с края на край, как пепел. Соланж подняла голову: перед ней извергался вулкан, тучи с изнанки были багровыми, черная тень пала на земли вокруг, на пестрый ковер и на лица… Слова разбивались на буквы, потоки букв пересекались, смешивались, разделялись. Картинка в тексте стала совершенно иной. Одна история превращалась в другую на одном развороте страниц. В панике Соланж попыталась погасить страницы ладонями, и это оказался достаточно неприятный опыт.

– Брось, – сказала Хлое, которая встала и теперь стояла над ними обоими. – Книги не горят.

– И не тонут? – поднял к ней лицо Септим.

Библиотекарша, кажется, растерялась:

– Ну, это смотря какие.

Они засмеялись оба, и Соланж почувствовала легкий укол ревности. Она почему-то думала, что мальчишка придан ей ходить следом, и совсем не рассчитывала, что Хлое не увидит разницы между нею, первой, и им, вторым. А у них тут уже и шуточки между собой, не для всех!

– Может быть, – спросил ее Септим, – ты и окна можешь в той стене сделать?

– Может и могу. А зачем?

И, храбро:

– Если бы я взялась, я бы сделала сразу дверь!

Они еще много раз приходили сюда вдвоем. Стояли рядом, опираясь на изгородь из жердей, на траве, колкой от изморози, а за изгородью по песчаной дорожке неслись друг на друга закованные в железо гиганты на закованных в железо лошадях, и с каждым ударом копыт гулко, как в колодец, падало сердце. Ветер был свеж и остер, как нож, и полоскал алые флаги, и трубы пели серебряными голосами, и все-все-все, даже твердый, словно хрустальный, воздух, было из маленьких черных букв.