Юлия Григорьева - Волчья ночь (СИ)

Вода уже начала остывать, я включила душ, выдернула пробку из сливного отверстия и начала мыться. Высушила волосы, вышла из ванной и вздрогнула. Дима сидел на кровати Эдуарда, так похожий сейчас на него, что мне даже на мгновение показалось… Но волна тепла, охватившая от взгляда серых глаз, тут же указала мне на ошибку. Я оделась, не глядя на Диму, потом подошла и села рядом.

— Прогуляемся? — спросил он.

Я кивнула, и мы вышли из спальни, спустились вниз, покинули дом, а потом и территорию особняка. Лес затих, лес молчал, прислушиваясь к нашим шагам, к нашему дыханию. Дима взял меня за руку, потом вовсе обнял. Я прижала голову к его груди, слушая размеренные удары сердца. Затем вскинула глаза и посмотрела на лицо.

— Эля, — негромко произнес Дима, перебирая пряди моих волос, — что будет дальше?

— Не знаю, — честно ответила я.

— Останешься? — он спрашивал, не утверждал.

— Я устала от оборотней, Дима, и я очень хочу домой, — ответила я и отвернулась.

— Ты мне нужна, малышка, но я не буду тебя удерживать, — в его голосе была тоска. — Если хочешь уйти, я отвезу тебя домой.

— Я хочу уйти, — прошептала я, прижимаясь к нему, чтобы запомнить его тепло, чтобы унести его с собой.

Мы так и стояли обнявшись и молчали, сказать было нечего, все было и так понятно. Затем взялись за руки и пошли к границе. Вскоре молчание стало совсем тяжким, и я начала задавать вопросы, чтобы отвлечься от этой пугающей тяжести в душе.

— Почему ты изменился внешне?

— Зверь несет в себе наследственные черты рода Кнудсон, — ответил Дима.

— Тебя нашли на дороге? — я украдкой поглядывала на него.

— Нет. Отполз в кусты и лежал там, пока шла регенерация. Организм был ослаблен, и зверю стало легче сломить мое неосознанное сопротивление, потому вместе с регенерацией усилилась трансформация. Малоприятные ощущения, — усмехнулся он.

— Ты уже не можешь отказаться от зверя? — я с надеждой посмотрела на Диму, и он покачал головой.

— Пока он только перестраивал мой организм, еще можно было задавить. Теперь уже поздно. Я оборотень, Эля, — в его голосе прозвучала какая-то обреченность. — Столько времени подавлял его, а в итоге пришлось принять в себе волка. Ради тебя принял, а в результате из-за него же и потерял. Нелепость какая-то. — Дима снова усмехнулся, взглянул на небо и больше ничего не говорил.

— А серые? Волки говорили, что ты ведешь их, — я попыталась отвлечь его от тех мыслей, которые мучили моего друга.

— Они признали во мне вожака, но я не взял их с собой. Одному проще было пройти. Теперь у меня самая большая стая на всех территориях. — Дима положил мне руку на плечо и улыбнулся. — Буду привыкать к волчьей жизни. Если честно, скорость и сила оборотней мне понравилась, пьянящее чувство.

Мы медленно приближались к границе. Рука Димы все сильней прижимала меня к себе, я все отчаянней жалась к нему. Сердце рвалось надвое, желая остаться с ним и вернуться домой. Я выбрала дом. Мы миновали пространственный барьер. Не было ощущения рвущейся резины, мы просто шагнули из древнего леса на современное шоссе. Дима подвел меня к автомобилю, спрятанному в лесочке, открыл дверцу, и я скользнула на переднее сиденье. Он сел за руль и выехал на дорогу. Я не спрашивала, где он взял машину, так же не покупал, как и Эдуард, а подробностей я знать не хотела.

Через два дня мы въехали в Питер. Я жадно разглядывала улицы любимого города, смотрела на мрачную по осеннюю Неву, на мосты, на дворцы, на ростральные колонны и тихо плакала от сознания, что мой путь закончен. Молодой волк молчал последний час, вел машину, не глядя на меня, я не смотрела на него. Он остановился перед двором тети Лены и тогда только повернулся.

— Эля… — начал он, но тут же замолчал. А когда снова заговорил, то произнес всего три слова. — Я буду ждать.

Я ничего не ответила. Молча поцеловала его в щеку и вышла из машины. Я не оглядывалась, шла, глотая слезы и улыбалась. Я возвращалась домой, оставляя свою измученную душу рядом с молодым вожаком стаи оборотней…

Эпилог

… Я бреду по редколесью, повторяя, как заклинание:

— Я хочу все забыть, хочу все забыть и снова быть счастливой. Я так хочу найти дорогу к своему счастью и забыть весь этот кошмар.

Мне кажется, что камень в моих руках отзывается на мои слова, начин ая светиться чуть ярче. Я зажмуриваюсь, когда снова открываю глаза, то он опять такой же, как и был. Оглядываюсь, никого рядом нет, потом встаю на колени и начинаю рыть. Сырая рыхлая земля легко поддается, и я рою ее, прямо голыми руками. Я спешу, потому что ЭТО надо было спрятать, пока меня не нашли. Ямка становится все глубже, но я продолжаю остервенело рыть, шепча одно и то же:

— Забыть, все забыть, я хочу все забыть, забыть…

Я кладу камень в ямку, закапываю, притаптываю землю ногой и поднимаю взгляд, глядя на старый дорожный знак, красный треугольник, предупреждающий об опасном повороте. Потом распря мляюсь, делаю шаг и… меня выкидывает на окраине маленького городка. Жесткие струи дождя наотмашь хлещут по лицу, противно барабанят по плечами, стекают за шиворот, превращая одежду в промокшее насквозь тряпье…

… Дорожный знак стоял на том же месте, что и год назад. Я огляделась и уверенно направилась к молоденькой ел и, присела на корточки и начала капать ямку. Рука наткнулась на цепочку, я потянула за нее, и камень, обычный сероватый камень размером с грецкий орех, качнулся, словно маятник, когда я его подняла на уровень глаз. Он больше не светился. Я аккуратно обтерла его и пошла через дорогу, внимательно глядя по сторонам, шагнула на обочину, сделала еще шаг, еще, и пространство растянулось, подобно резине, потом мне послышался легкий хлопок, и я вышла в древнем лесу. Обернулась назад, шоссе исчезло. Затем повернулась обратно и замерла, глядя на огромного черного волка с серо-голубыми глазами, стоящего рядом со старым дубом. Волк испытующе смотрел на меня. Я выпустила из руки камень, и он закачался на цепочке.

— Я пришла вернуть камень с Волчьего острова, — сказала я, волк чуть склонил голову на бок и все еще смотрел на меня. — И остаться, — тихо добавила я. — Моя душа осталась рядом с тобой, а я не могу жить без души.

Волк подошел ко мне, постоял мгновение, все так же глядя в глаза, а потом перекинулся.

— У нас одна душа на двоих, — ответил Дима.

Я протянула ему камень, он взял, и камень начал менять цвет, подсвечиваясь изнутри. Мы проследили за этой метаморфозой. Дима повесил реликвию на шею, взял за руку и повел за собой.