Черными нитями (СИ) - Николаева Лина

Когда дети выбежали из класса, туда проскользнул Дерит с кривой ухмылкой и ещё трое из его свиты. Амир, Оксандр и Нейт — Рейн хорошо знал каждого из них. С последними двумя он даже дружил, пока не начал служить в Церкви.

Они ухмылялись, совсем как Дерит, и их хитрые взгляды обещали то же, что и всегда. Костяшки на ладонях заныли. Они уже давно не заживали. Рейн старательно прятал руки от отца и матери, но в школе ему не раз слышалось брошенное вслед «ноториэс».

Аст скрестил руки на груди и хмыкнул.

— Началось. Что-то новое будет от них сегодня?

Рейн поддержал его тон и первым задал вопрос:

— Слышали мой рассказ? Понравился?

Дерит сощурился и ехидно спросил:

— Изменился ты, Л-Арджан. Я уже не узнаю в тебе старого друга. И молчать перестал, и шутить научился. Что, стал церковником и решил, ты правильнее нас? — он захохотал, и свита поддержала его смехом и улыбками.

— Легко быть правильнее тебя, — ответил Аст, и Рейн тут же повторил эти слова.

Демон сделал к нему шаг. Только благодаря его шепоткам он научился отвечать Дериту. Теперь не только Рейн боялся У-Крейна, но и тот — его и подходил только в компании с другими.

— Да что я слышу! — прошипел Дерит. — Кажется, надо тебе напомнить, кто есть кто.

Он обернулся к свите, ища поддержки. Троица быстро закивала.

— Знаем мы, кто есть кто, — усмехнулся Аст.

— А кто есть кто? Ты-то точно трус, никуда без своей свиты.

— Так, значит? Паршивый ноториэс, это тебе так твой демон говорит?

Аст изобразил обиду.

— Это кто ещё паршивый? Я хотя бы не прячусь за спинами других.

Рейн приблизил лицо к Дериту и повторил:

— Да. И мы не прячемся за спинами других.

В голове звучали слова отца, матери, старой Агни, учителей. Они всё твердили: «Слушай, смирись». Не получалось. Плевать, что узнают родители. Плевать, что назовут ноториэсом. Плевать, что накажут. Он сжал кулаки и воинственно посмотрел на Дерита.

— Вы все это слышали! — громогласно произнёс Дерит и схватил Рейна за плечи.

Он выскользнул, зашёл справа и сильным резким ударом по челюсти — до хруста — отправил его на землю. Свита уже подскочила сзади.

Рейн почувствовал себя быстрым, словно у него крылья выросли. Он проскочил под рукой Амира, развернулся и пнул под колено — парень взвыл и повалился.

Оксандр и Нейт начали теснить Рейна к столу. Он поясницей почувствовал шершавое дерево — дальше некуда. Оксандр занёс кулак. Рейн левой рукой ткнул Нейта в кадык, отбил кулак Оксандра, ухватил его за волосы и увлёк вниз, ударив головой об угол стола.

Парень как-то странно осел. Рейн поймал испуганный взгляд Нейта, тот сразу сделал шаг назад. Оксандр упал, из виска полилась кровь.

Рейн несколько раз открыл и закрыл рот. Перед глазами вдруг появился туман. Он услышал крики, но не понимал, кто кричал: он сам, Дерит, Нейт, Амир, а может, всё-таки Оксандр?

— Рейн, Рейн, Рейн, — голос Аста на миг прорвался сквозь этот туман.

В классе появлялось всё больше людей: кто-то из учеников постарше, церковники, несколько незнакомцев… Рейн переводил взгляд с одного на другого и отчаянно пытался понять: чего это они пришли? Ничего страшного же не случилось? Просто не могло случиться.

Вдруг послышался громкий крик:

— Это его демон! — Дерит ткнул пальцем в Рейна. — Он сам признался, что говорит с ним!

Дерит посмотрел на Нейта и Амира, ища их поддержки. Те переглянулись и медленно кивнули. Со всех сторон слышалось испуганное: «Ноториэс».

И вдруг одна фраза прозвучала громче других:

— Его нужно перевоспитать!

Рейн задрожал всем телом. Пусть обзывают, неважно как. Пусть наказывают. Пусть смеются и дальше, да сколько угодно! Только не перевоспитание. Рейн с отчаянием посмотрел на Аста. Он поддался ему. Проиграл свою битву с демоном и теперь должен ответить за это.

— Арджан, прошу! — отчаянно взмолилась мать и уцепилась за плащ отца.

Тот не терял привычной холодности и уверенности.

— Так надо.

Они стояли перед зданием Инквизиции. В народе его прозвали Чёрным Домом. Каменные стены казались такими чёрными, словно в них заключалась сама тьма. Солнце обходило стороной улицу, на которой высился дом, и здание всегда накрывала тень. Крыша из тёмного стекла манила ворон и грачей, и рядом всегда слышались их хриплые крики.

Ноториэс. Перевоспитание. Эти два слова неотступно следовали за Рейном всю последнюю неделю. Он и сам шептал их себе каждую секунду.

После шестнадцати лет тех, кто совершил преступление и послушал демона, отправляли в тюрьму, на рудники или казнили. Всех до шестнадцати Церковь передавала в Инквизицию на перевоспитание. Это давало шанс.

Только выживали не все.

А если выживали, всю жизнь носили клеймо и печальную славу ноториэса — говорящего с демоном, преступника.

— Отец, прошу, — Рейн повторил за матерью.

Он не отводил глаз от Чёрного дома. Шептали разное: о бесконечных подвалах, где держали заключённых, о комнатах с сотней пыточных орудий, о камерах, где узник не мог даже шевельнуться.

Смирение и послушание всегда давались через боль. Церковь учила этому.

— Отец, — ещё тише сказал Рейн и умоляюще посмотрел на него.

Тот вплотную подошёл к сыну и процедил сквозь зубы:

— Думаешь, я ничего не видел? Твоих разбитых рук, синяков? В драке виноваты оба, это верно, но кто-то всегда наносит удар первым. Я видел, что твой демон силён, однако верил, ты стараешься усмирить его. Я позволил тебе присоединиться к Церкви так рано, и ты ведь старался, я видел. Но что же пошло не так?

Впервые в жизни Рейн услышал в голосе родителя нотки отчаяния. Отец запихнул руки глубоко в карманы пальто и продолжил:

— Рейн, мне было нелегко выносить приговор.

Он едва не заорал. Нелегко? Так зачем же он его вынес? Судьбой детей распоряжался глава местной Церкви. Отец мог озвучить другой приговор, это в его силах. А выбрал перевоспитание. И теперь перед сыном появилась простая развилка: умереть или стать изгоем.

— Рейн, это для твоего же блага. Я хочу, чтобы ты стал хорошим человеком…

На глазах у матери появились слёзы, и она отвернулась.

— …Раз ты не смог усмирить своего демона, тебе помогут это сделать.

— Арджан, прошу, во имя Яра! — снова взмолилась мама. — Ему всего тринадцать, он же не выживет!

— Как не выжил тот мальчишка? — холодно спросил отец.

Перед глазами снова появился образ: Оксандр оседает, а затем из его виска течёт кровь.

Рейн задрожал, упал на колени и взмолился:

— Прошу, отец, вынеси другой приговор! Я клянусь, что больше никогда не послушаю демона! Я научусь смирению, я буду во всём слушаться, я…

Отец рывком поднял Рейна, встряхнул за плечи и процедил сквозь зубы:

— Кто падал сам, тот и встанет сам. Ты должен был раньше подумать о том, что делаешь и кого слушаешь. Теперь выход всего один.

Отец развернул его сильным движением рук и подтолкнул.

Рейн замер перед дверью Чёрного дома, а затем сделал шаг вперёд.

Рейн замер перед дверью Чёрного дома, а затем переступил порог. Прошло уже восемь лет, но этот шаг через порог до сих пор давался с трудом, как тогда, в тринадцать.

Он быстро поднялся до третьего этажа, пронёсся по пустым коридорам, рывком открыл дверь и, не здороваясь и не глядя на присутствующих, сел на углу стола. В нос ударил тяжёлый запах дешёвых сигарет и пота.

По привычке Рейн первым делом обратил внимание на окна и двери — профессия велела быть готовым ко всему. Уже потом он заметил, что приёмная изменилась. Прежде всё вокруг сверкало позолотой, а от обилия красных оттенков болели глаза. Словно это была приёмная главы шутов, а не главы отделения Инквизиции. Но вот у власти встал другой и сразу взялся за перемены.

Теперь стены были оклеены обоями, имитирующими дубовую обшивку. Вдоль одной из них тянулся ряд картин: битва с демонами, победа Яра, побег на Кирийские острова — ничего нового. Посреди стоял прямоугольный стол с резным краем, а рядом — кресла, обтянутые чёрной тканью.