Кайрин Дэлки - Война самураев

Киёмори усмехнулся и покачал головой:

— Никак не возьму в толк: зачем твой отец дал мне в советчики женщину?

Токико выпустила его руку и прошла чуть вперед.

— Затем, что женщины редко входят в раж, в отличие от мужчин, и могут видеть то, что недоступно вам. К тому же ты будешь не только воином. Если тебе суждено появляться при дворе на равных со знатью, предстоит еще многому научиться.

Киёмори вспомнил насмешки аристократов Хэйан-Кё: как они гнушались его общества, каким невеждой и деревенщиной он чувствовал себя перед ними. «А ведь я императорской крови, ровня им, если даже не лучше. Мне бы только набраться манер, тогда бы я им показал…»

— Твои речи не лишены смысла, Токико-сан.

— Конечно. Я могу научить тебя и твоих сыновей дворцовому этикету.

— Это было бы… Сыновей, говоришь?

— Да. Их я подарю тебе немало. И все они прославятся искусностью манер и ловкостью в бою. А дочерей ты сможешь в свое время выгодно сосватать.

— Ух. Было бы… было бы превосходно, Токико-сан! — Киёмори вообразил оторопь на лицах придворных, случись ему с семьей приехать в столицу и вести себя с той же грацией и изыском, что и они. — Я должен еще раз поблагодарить твоего отца за незаслуженную щедрость.

Токико сделала несколько шагов вперед и лукаво оглянулась:

— Ты все получишь, но… мой отец просит тебя об одном одолжении. Одной мелочи взамен.

Киёмори подошел к ней.

— Для него — все, что угодно, моя госпожа.

— Неужели всё? Что ж, полагаю, ты знаком с тем, что носит имя Кусанаги… Коситрава?

Киёмори встал как вкопанный.

— Кусанаги? Какой воин не слышал об императорском мече? Да ведь он — одно из Трех священных сокровищ[12]!

— Отлично. Тогда ты должен знать и о кузнеце. Его выковал мой отец.

— Ходят и такие легенды, Токико-сан.

— Они верны. Меч проглотил змей Ороти, один из драконов моря. Быть может, ты слышал, что дракона этого убил Су-саноо, бог ветра и грома, а после отыскал меч в его хвосте. Суса-ноо отдал его смертному, к которому благоволил, — некоему Ямато Такэру, тот же дал ему это имя: Коситрава. Но это — предание глубокой древности. Мой отец был терпелив и милостив, позволив мечу пребывать в смертном пределе. Однако Рюдзин предвидит наступление темных времен для мира людей и опасается, что меч будет использован с дурными намерениями. Поэтому он хочет вернуть его.

Киёмори отшатнулся назад.

— Дева, знаешь ли ты, чего просишь? Как я могу украсть священный меч…

— Разве я говорила о краже? — прервала его Токико. — Особам императорской крови разрешается брать Кусанаги. Мой отец предвидел, что отпрыск императора однажды вернет его. Разве мы не сказали, что ты сын правителя? Когда станешь канцлером и твой внук взойдет на трон, кто посмеет тебя остановить?

— Да, но я бы не… Внук, говоришь?

— Ты что, не слышал моих сестер? Одна из дочерей, которую я тебе подарю, станет женой наследника. Потом она родит сына. Таким образом, твой внук станет императором.

— Император из рода Тайра, — произнес шепотом Киёмори. — Высшей почести для рода и представить нельзя.

— Нельзя, — согласилась Токико с улыбкой.

— Значит, требуется только вернуть меч?

— Только и всего.

— Всего-то — за столькие благодеяния. — Да.

Киёмори потер подбородок.

— Выходит, отказываться нет причин?

— Вот именно. — Токико протянула руку.

Киёмори неловко шагнул к ней, оскальзываясь на мокрых камнях. Девушка поймала его за рукав и повела в сгущавшиеся сумерки.

До ладьи они добрались уже глубокой ночью. Тусклый свет месяца едва очерчивал ее силуэт на фоне морских вод.

— Господин Киёмори, это вы? — окликнул моряк с палубы.

— Я и кое-кто еще. Эта дама сегодня поплывет с нами.

— Повелитель, вы… уверены?

— А кто будет нас развлекать? — ворчливо осведомился другой.

— Будьте повежливее с гостьей, — сказал Киёмори, — она дочь Царя-Дракона и сводная сестра Бэндзайтэн, а к тому же моя будущая жена.

После недолгого молчания первый моряк сказал:

— Прошу нижайше простить меня, господин и госпожа, за дурные речи. Милости просим, о дочь великого Рюдзина! Но с вашего позволения, повелитель, нам нужно собрать на острове хворосту для факелов, чтобы осветить путь. Ночь слишком темна, а вокруг сотни скал.

— Скажи «нет»! — шепнула Токико. — Этот остров священен, с него ничего нельзя брать. Я дам твоим людям свет.

Киёмори помог ей взойти на ладью, хотя Токико, казалось, сама с легкостью находила путь в темноте. Моряки и воины почтительно, хоть и с опаской, расступались перед ней, и она грациозно проследовала вдоль палубы на корму. Там девушка вытащила из рукава небольшую раковину и подула в нее. Раковина издала несколько чистых приятных нот, напоминая звучание флейты.

Миг, другой — и у самой поверхности появились переливчатые всполохи, лучась бледно-голубым и зеленым. Киёмори ахнул. Он слышал, что моряки называют их драконовыми огнями, когда они появляются из-под воды летним вечером. Поговаривали, что они отражают сияние подводного дворца Рюдзина. Рыбаки уверяли, будто фонари ками рождаются на спинах живущих в этих местах кальмаров. Однако, каков бы ни был секрет, огни, вызванные Токико, выстроились в сверкающую дорожку, ведущую от пристани Миядзимы через все Внутреннее море.

— Вот, — произнесла Токико. — Теперь можете спокойно плыть вдоль полосы, что зажег для вас мой отец.

Моряки и воины, благоговейно перешептываясь, поспешили ставить паруса.

Киёмори поклонился и сказал:

— Истинно, если я сомневался в тебе, отныне все позади.

— Славно сказано, — ответила Токико. — Верь моим словам, исполняй обещанное, и успех тебя не минует.

Когда Киёмори родился, страной правил молодой император Тоба. Как говорилось, его царствование протекало в согласии с. Обетованием тысячи милостей, и государем он был мудрым и великодушным, но к тому же еще прозорливым и не чуждым честолюбия.

«Что за честолюбие может быть у императора? — возразит смиренный слушатель. — Разве не достиг он высшей власти, уподобившись самим богам?» Да, так говорят, однако дела в государстве Хэйан поздних лет обстояли иначе, нежели в ранние беспечальные времена.

Для Киёмори не было секретом, что в правительстве Хэйан-Кё всем заправлял клан Фудзивара и его ставленники. Веками они выдавали дочерей за наследников трона, тем самым добиваясь бесконечных повышений по службе и самых почетных чинов. Основав к тому же немало святилищ и храмов и сделав немало щедрых подношений, Фудзивара заручились поддержкой всех мало-мальски влиятельных жрецов и священников. Они стали задавать тон в изящном, поовфяли развитие искусств, музыки и каллиграфии, пока само их имя не стало символом утонченности и благородства. Задушенные их покровительством, императоры превратились в заложников Фудзивара, которыми те вольны были повелевать как своими вассалами.