Барб Хенди - Дитя падшего бога

По пути он наугад открыл пару дверей, но за ними оказались всего лишь кладовые — не самое подходящее место, чтобы, уединившись, без опаски порыться в своем имуществе. Коридор завершился просторным помещением, где стояли длинные, грубо сколоченные столы и лавки — местная трапезная, — и Вельстил не стал тратить время на тщательный осмотр комнаты.

Откинув верхний клапан, он выудил из мешка хрустальный, покрытый ледяными узорами шар. Внутри шара мелькали три искорки. От прикосновения Вельстила они засверкали ярче, и этого оказалось достаточно, чтобы осветить стол. Вновь порывшись в мешке, Вельстил достал железную подставку и пристроил на ней шар. Затем он пошире открыл мешок.

Много лет прошло с тех пор, как ему приходилось использовать снадобья. Он сдвинул в сторону книги, железные стерженьки, стальную петлю и шкатулку с чашкой для кормления. На самом дне мешка пальцы Вельстила наткнулись на мягкую ткань. Вельстил достал из мешка предмет, завернутый в кусок темно-синего войлока.

Развернув войлок, он извлек узкий ларец, обитый черной кожей, и поднял крышку. Внутри в выстланных войлоком гнездах покоились шесть стеклянных сосудов с серебряными нарезными пробками. Пять сосудов были пусты, и только шестой наполнен мутной жидкостью, похожей на бледно-фиолетовые чернила.

Один сосуд содержит две дозы, а одной Вельстилу хватит, чтобы не впадать в спячку в лучшем случае пару дней. Ему нужно продержаться гораздо дольше — столько, сколько хватит сил. Нынче ночью Вельстил намеревался поискать в монастыре ингредиенты для снадобья. Остается лишь надеяться, что в потаенной общине монахов-целителей найдется то, что ему так необходимо.

Больше он не будет марионеткой — покорной куклой в руках повелителя своих снов.

Отныне он станет служить только самому себе и перестанет видеть во сне пресловутые черные кольца. Вельстил откупорил полный сосуд и, вдохнув обманчиво-сладкий запах, выпил ровно половину горькой жидкости.

И скривился, жалея, что не может перебить этот вкус глотком чая. Закупорил и уложил сосуд на место, в мягкое войлочное гнездышко. Закрыв и обернув синей тканью ларец для хранения снадобий, Вельстил вновь уложил его на самое дно мешка.

Предмет его страстных желаний — шар, обещанный во снах артефакт забытой истории мира, хранится далеко отсюда, в замке, скованном льдом, и стерегут его древние — вампиры. Когда Вельстил завладеет им, ему никогда больше не придется пить кровь смертных. По крайней мере так обещал повелитель его снов.

Когда-то Вельстил верил, что сумеет обрести желанное сокровище, подчинив своей воле Магьер — дампира, свою сводную сестру. Увы, ее поступки становились все более контролируемыми. И все же у Вельстила не вызывала сомнений одна фраза, нашептанная повелителем его снов.

Сестра мертвых поведет тебя.

Хотя повелитель снов частенько бывал уклончив, а то и попросту лгал, этим нескольким словам Вельстил верил до сих пор. Посещая во сне замок о шести башнях, он видел силуэт, который поджидал его у громадных чугунных дверей замка. Вельстил знал, что без Магьер ему не обойтись. То ли она нужна для того, чтобы отыскать замок, то ли для того, чтобы войти в него, или просто, чтобы сразиться с его хранителями. Однако же, если Вельстил не может напрямую подчинить дампира своей воле и не может доверять повелителю своих снов, ему для достижения цели понадобится не только Магьер.

Ему нужны слуги — безмозглые, свирепые, не отягощенные смертными слабостями.

Ему нужны дикие вампиры.

На третью ночь сидения в карауле рассудок Чейна начал сдавать. Он с трудом мог обуздать ложный голод, порожденный воплями и грохотом ударов, сотрясающих двери келий. И как ни старался он погрузиться в воспоминания о Винн и в мечты о жизни вдали отсюда — это не помогало.

Услышав треск дерева, Чейн очнулся и бросился к первой двери слева.

Верхний угол двери, над запором, изогнулся внутрь. В щель протискивались бледные пальцы с ободранными и растрескавшимися ногтями, вымазанные свежей и запекшейся черной сукровицей. Чейн со всей силы ударил по извивающимся пальцам железным шестом.

Донеслось яростное рычание, и пальцы исчезли из виду. Дверь выпрямилась, со стуком вернувшись в каменную раму, и Чейн протолкнул в дверную ручку еще один железный шест.

И зажал ладонями уши, пытаясь хоть как-то заглушить вопли, стоны и скрежет. Он отступил, пятясь, в дальний конец коридора — насколько мог отступить, не покидая верхнего этажа.

Охота… пища… кровь, сладостно вливающаяся в горло, — ни о чем другом Чейн сейчас и думать не мог.

Взгляд его переместился на двери по правую сторону коридора — двери, запертые только на деревянные жерди.

Как долго Вельстил намерен держать свои порождения впроголодь? Что, если запасенной пищи им окажется недостаточно… или же самому Чейну не останется ничего, кроме Вельстиловой чашки? Он отвернулся от этих дверей, и взгляд его упал на вход в шестую келью справа. Дверь этой кельи так и оставалась распахнутой с самой ночи Вельстилова «пиршества».

Чейн побрел туда, хотя фонарь, оставшийся возле табурета, светил так тускло, что, и обладая ночным зрением, мало что можно было разглядеть. Ветхая холщовая подушка на неказистой кровати была покрыта пятнами свернувшейся и засохшей крови. Прочая обстановка кельи — от обитого блеклой жестью сундучка до овального коврика, сплетенного из выцветших лоскутьев, — вряд ли могла отвлечь Чейна от мучительных мыслей. Ночной столик у кровати…

Взгляд Чейна зацепился за книгу, которая лежала на столике. Чейн проворно шагнул в келью и схватил ее.

Уголки страниц истрепались от частого чтения, прочная кожа переплета растрескалась. Для каких целей мог служить монахам-отшельникам этот внушительный, старый, но добротно переплетенный фолиант? Чейн вышел в коридор, где было светлее.

Тиснение золотом на обложке почти не сохранилось, но он все же сумел разобрать название на старостравинском языке.

— «Пастушеская тропа», — шепотом прочитал Чейн и наугад полистал страницы.

Это был сборник стихов. Чейн невидяще уставился в пустоту кельи, гадая, что представлял собой ее прежний хозяин… или хозяйка? С какой стати тому, кто вел такое аскетическое существование, взбрело в голову наслаждаться поэзией?

Плечо и шею Чейна вдруг свело судорогой боли.

Он бросился назад, к своему табурету, обходя стороной кельи живых и в то же время старательно отводя глаза от дверей, за которыми бесновались новообращенные вампиры. И все-таки, усевшись в углу коридора с книгой в руках, Чейн не мог оторвать взгляда от дверей справа, за которыми царила тишина, дверей, которые были подперты только деревянными жердями. В глубине его сознания мелькнула беспокойная, не облеченная в слова мысль.