Елизавета Михайличенко - Очень наглая ведьма

— Наверное, мне давно стоило исправить это недоразумение, как думаешь? — высокомерно произнесла я, глядя на красивую женщину с черными провалами вместо глаз.

Моя левая рука держала меч, тонкий, из странного черного вещества. Не камень, не металл, не кость и не дерево — я так и не смогла определить, из чего сделан клинок.

— Ты… ты не посмеешь! — срывающимся голосом, звучащим одновременно отовсюду, прошипела женщина, и от безумного выражения ее лица у меня мороз по коже пошел.

Вместо ответа я наклонилась к сидящему ко мне спиной князю, избитому, закованному в светящиеся лунным светом цепи. Мужчина напряженно ждал своей участи. Вдох, и я с самодовольной ухмылкой пронзила черным мечом сердце князя.

— Не-ет!.. — раздался пронзительный, нечеловеческий крик, и тело Танатара-нор грузно упало у моих ног.

Я вынырнула из видения как из холодной проруби, широко раскрыв глаза и жадно глотая воздух. Первой моей реакцией на наплывающую реальность был удар под дых князю, причем удар такой силы, что объятия разжались, и мужчина рухнул обратно на стол без чувств. Что ж, оно и к лучшему, не стоит травмировать и без того неустойчивую сейчас психику пострадавшего общением с ненормальной мной.

Вот только что это была за чертовщина? Сон? Чужие воспоминания? Или же предсказание? Видение было чересчур настоящим и конкретным, чтобы списать его на случайное предвидение будущего. Но если это прошлое, то чье? И почему князь жив, если в моем видении его убили?

Я схватилась за голову, разболевшуюся от многочисленных вопросов. Но если вопрос о том, чем было видение, я могла худо-бедно игнорировать, то воспоминание о жуткой женщине с черными глазами вызывало у меня тошноту. Уж на что у меня крепкие нервы, но эта дамочка напугала меня до полной потери самоконтроля. Надеюсь, что воспоминания были не мои, и мне не придется знакомиться с этой леди-нир лично.

Пошатываясь, я поднялась и практически на ощупь добралась до шкафа. Открыв дверцу, я уверенно потянулась к самой большой бутыли. Никаких зелий, никаких эликсиров, только чистейший галантийский ром, который я тут прячу от Диса на такие вот непредвиденные случаи.

Крепко прижимая бутылку к груди, я вернулась к стулу. Опустилась на него и подозрительно посмотрела на дрыхнущего князя. Не увидев признаков подозрительной активности как со стороны демонической магии, так и со стороны больного, я откупорила бутыль и, не отрываясь, осушила ее наполовину. Обычно я выпиваю совсем чуть-чуть, но сейчас мне хотелось отрубиться и забыть об этом пугающем видении. Последствия в виде головной боли, похмелья или неприятного запаха изо рта меня не пугали. Все, что мне сейчас нужно, — это здоровый крепкий сон на пару суток.

Кирин Танатар открыл глаза и тупо уставился на высокий потолок. Прислушавшись к своим ощущениям, он понял, что жив и даже, кажется, относительно здоров, если не считать чувства опустошенности и безразличия.

«Попал же я в переделку», — подумал князь, продолжая пялиться в потолок.

Последнее, что он помнил, это как на него накинулись те мелкие негодники, а Надай, этот мнительный дурачина, вместо помощи принялся усиленно молиться. И ладно бы, кому дельному молился, нет же, Лирею помянул.

Танатар при воспоминании о Богине Смерти невольно скрипнул зубами. Мертва давно Лирея, эта Старая Богиня. Вот только для таких диких да набожных крестьян, как Надай, это значения не имеет. Кому привык с детства молиться, того и помянул.

Князь прикрыл глаза, пытаясь понять, почему же он тогда отключился. Неужели даже силы, дарованной контрактом с демоном, оказалось недостаточно, чтобы не терять сознания от таких пустяковых ран? И как долго он пробыл в отключке?

Положив руку на лоб, Танатар с некоторым удивлением констатировал отсутствие жара. Он был уверен, что у него горячка, лихорадка, или как там лекари называют то состояние, когда человек мечется в бреду и видит всякие невероятные вещи. То, что он находится именно в таком состоянии, Кирин не сомневался, ведь ему привиделась Аша, измученная, осунувшаяся, но все-таки Аша. А ведь она уже тринадцать лет как считается погибшей…

Князь снова открыл глаза и опустил руку, задев огромную бутыль, стоявшую незакупоренной у его бока. Тара с утробным грохотом упала на пол и покатилась, щедро расплескивая по полу янтарную жидкость. Танатара окутал густой запах дорогого рома, да такого крепкого, что князь, убежденный трезвенник, невольно закашлялся.

Закашлялся и вдруг осознал, что на его животе кто-то лежит. До этого ощущение небольшой тяжести под солнечным сплетением казалось каким-то естественным, как если бы там лежал кот или книга, но теперь, при кашле, чужеродность этого объекта ощущалась особенно остро.

Князь осторожно приподнялся на локтях и посмотрел на девушку, спавшую на стоявшем рядом стуле и положившую для удобства голову ему на живот. Коротко стриженные пепельные волосы, торчащие во все стороны, тонкие черты лица, нос пуговкой и неожиданно угольно-черные брови, даже во сне угрюмо сходящиеся на переносице.

— Это, должно быть, шутки моего воспаленного разума… — прошептал Танатар, тупо глядя на мирно посапывающую девушку.

Та недовольно заворчала, потревоженная его движением и шепотом, но явно не желающая просыпаться.

— Он меня убьет, — простонал Кирин, осознав, что это не сон, и девушка ему не привиделась.

Стон получился слишком громким, так как спавшая леди распахнула серые глаза и мутным взглядом уставилась на князя.

— О, ты очнулся, — удивилась она, икнув и окатив Танатара крепким перегаром.

Затем ее взгляд переместился на укатившуюся бутылку и разлитый ром. По тому, как менялось выражение ее лица, князя одолевали все большие и большие опасения за сохранность собственной жизни.

— Что за дьявол! — заорала девушка, осознав, наконец, что это за ехидно желтеющая жидкость на полу. — Я же этот ром за бешеные бабки купила! От Диса больше года прятала!

Она вскочила и, рухнув на колени возле бутылки, едва не разрыдалась. Едва — это потому, что о себе дало знать похмелье, и девушка застонала от приступа тошноты и головной боли.

— Ох, да с такими последствиями только туда этой гадости и дорога, — резко поменяла она свое мнение и, кое-как поднявшись на ноги, побрела к одному из многочисленных шкафов.

Покопавшись внутри, она извлекла на свет какую-то склянку и выпила ее одним махом. Спустя несколько мгновений с ее лица ушла переходящая в зелень бледность, взгляд прояснился, а стойкий запах перегара сменился едва уловимым мятным ароматом.