Дмитрий Ахметшин - На Другой Стороне

Да. Часовая башня в исторической части города подходит идеально.

— Что у тебя на уме, сын?

Отец теребил бороду.

«Раскрыть эту тайну!» — собирался заявить Денис, но в последний момент ничего не сказал. Несмотря на то, что ему ни разу даже не грозили ремнём, тяжёлый, непроницаемый взгляд как будто говорил: «Заведи-ка у себя в голове сейф, малой, и прячь туда свои мысли». Глаза у папы были ровно тёмные очки.

— Ничего особенного, — сказал Денис, отводя глаза.

И всё же, что значит этот разговор? Для Дениса он значил очень много — просто самим фактом своего возникновения. Но он терялся в догадках, что мог он значить для папы.

Отец никогда не выглядел как человек, которому интересен собственный сын. Скорее, он выглядел как человек, которого тяготит какая-то тайна. Денис полагал, что с ранних ногтей открыл у себя нюх на тайны. Когда Рупор утащил папин носок и зарыл его на заднем дворе, под кустом облепихи, она была тут как тут. Она — тайна, которая, прицепившись к хвосту пса, пригибала его к земле. А теперь из фильмов Денис наконец узнал, как может выглядеть человек, которого что-то тяготит. Папа однозначно тянул на героя какого-нибудь странного, жестокого и большей частью непонятного кино, вроде «Крёстного отца».

— Абсолютно ничего, — повторил он и, дождавшись когда папа наконец устанет от созерцания краснеющих мальчишеских щёк, выбежал прочь.

До вечера оставалось достаточно времени. Достаточно, чтобы кое-что проверить.

Крутя педали велосипеда, Денис надеялся не столкнуться с матерью, возвращающейся из магазинов. «Куда катишь, Дениска?» — последовал бы вопрос, если, конечно, доброе расположение духа уже к ней вернулось. И ему пришлось бы выкручиваться, юлить, может, даже соврать… не то, чтобы Денис был примерным сыном, но врать он не любил.

Часовая башня с некоторых пор была закрыта для посетителей. Она ведь очень старая, эта башня. Возможно, по ней сверяли время какие-нибудь маркизы и графы… или кто здесь жил до того, как город перекочевал под крыло советской власти? Мама рассказывала, что в юности, когда они с папой только-только сюда переехали, башню как раз начали заворачивать в кокон строительных лесов. Доступ на смотровую площадку тогда уже закрыли. Когда дул ветер, вся конструкция стонала, как древняя старуха, а в досках пола с пугающей регулярностью образовывались дыры. Остатки тех лесов теперь чернели у самого её основания, вместе с красными, будто отвалившимися от древней, потухшей в незапамятные времена звезды, кирпичами. «Добрые намерения не всегда значат, что дело будет доведено до конца», — говорила по этому поводу мама. И после добавляла небольшое нравоучение: «Помни об этом, сынок, и когда понимаешь, что у тебя не хватает сил и терпения что-то доделать, подумай, ради чего ты вообще это начинал».

Именно так Денис и собирался поступить. Разговор с отцом только укрепил его решимость.

Денис решил, что неплохо было бы заиметь в напарники Митяя. Этот малый поддерживал его во всех начинаниях. Но Митяй, как оказалось, укатил на сутки к бабушке, оказывать посильную помощь в переселении кроликов из одного вольера в другой. Несмотря на то, что друг должен был быть дома уже с вечерним автобусом, Денис не собирался ждать. Будоражащая идея поселилась в его голове. Он должен увидеть брата уже сегодня!

— Эй, Дениска-космонавт, ты выглядишь сам не свой, — с подозрением глядя на него, сказала тётя Лена, Митяева мама. — Уж не задумал ли ты высадку втайне от экипажа на какую-нибудь необитаемую планету?

— Ничего подобного, — сказал Денис, чувствуя, что конспирация его вновь под угрозой. Да, положительно, с взрослыми нужно быть осторожными в этот день. Иногда они слепы, как котята, видят только свои огромные дома и небольшие зарплаты, и содержимое витрин, и всякие металлические штуки, но какие-то хитрые приборчики порой дают им возможность читать мысли детей.

Уложив красные ладони на руль велика, Денис рванул к башне с часами, по дороге увернувшись от тучи, которая осыпала дождём угол Выборгской и Ленинградского проспекта. До исторического центра не так уж далеко. Миновать две хрущёвки, где за дырявой сеткой пинали мяч старшие мальчишки. Срезать через сквер. Вот уже все строения вокруг дряхлеет, как будто мчишься на машине времени, и с каждым оборотом педалей за спиной остаётся добрый десяток лет. Каждый камень брусчатки чувствуется в костяшках пальцев. Все головы поворачиваются к нему, улыбки на лицах или возмущение — наплевать! Денис весело хохочет, проносясь мимо на железном скакуне, и вопит во всю глотку: «У меня есть братик!»

Остановился он только на минуту: посмотреть на магнитики и значки, выставленные возле сувенирной лавки для туристов.

Эта часть города в самом деле будто другой мир. Здесь много упитанных кошек, которые лежат на подоконниках и нагретых солнцем откосах. Много бездомных бродяг и пьяных забулдыг. Вообще-то мама не разрешала Денису ездить сюда одному, но запрет этот был из категории «за закрытыми глазами»: то есть глаза на него закрывали и мальчик, и она сама. Что может случиться с ребятишками в людном месте, где к тому же машины не ездят, а крадутся?

Однако Денис видел множество странных и местами пугающих, будоражащих детский организм вещей, и каждая поездка сюда, в одиночку ли, или (что чаще) с Митяем была для него волнительным событием.

Он поднялся по Крепостной улице, звеня в звонок и объезжая прохожих, повернул в арку, в скромный внутренний двор башни, где делалась добрая треть фотографий, увозимых туристами домой (большую их часть снимали с другой стороны, откуда были видны часы). Железный конь нашёл себе убежище в узком пространстве между подсобными постройками.

— Здесь я тебя и оставлю, — прошептал Денис, приложив палец к губам. — Смотри не выдай меня!

Немногочисленные туристы рассеянно бродили по двору, некоторые тянули за ручку кованой двери, которая, конечно же, была заперта. Иногда сверху появлялась краснощёкая физиономия смотрителя башни в кепке, которую можно было увидеть в старых советских фильмах. Снизу он походил на ожившего садового гнома — одного из тех, наткнувшись на которого в темноте можно напрочь лишиться речи. Денис почувствовал, как начинают стучать друг о друга голые коленки. Ему, быть может, придётся встретиться с этим существом там, внутри.

Но потом он подумал о Масимбе, который заперт наверху, за «замершим временем» циферблата, и стиснул кулаки. «Я тебя вызволю! Вызволю, во что бы то ни стало…»

У них с Митяем давно уже был готов план. Как и любое недоступное для ребятни место, башня с часами была, помимо легенд и преданий, шёпотом пересказываемых друг другу, десяток раз выдвинута на должность вершины, которую необходимо покорить, и десяток раз восхождение откладывалось. Потому что, одно дело — представлять, как ты обозреваешь сверху город, посмеиваясь над малышнёй и даже взрослыми, что ползают внизу как муравьи, и совсем другое — получать от сторожа, а потом и родителей всамделишные подзатыльники.