Мервин Пик - Мальчик во мгле

– Дитя, – сказал Козел (продолжая скрести пыль), – не отшатывайся от меня. Хочешь, я тебя понесу?

– Нет! – вскрикнул Мальчик так быстро и громко, что улыбка Козла угасла и тут же снова включилась, как свет.

– Очень хорошо, – сказал Козел, – тогда тебе придется идти самому.

– Куда? – спросил Мальчик. – Я предпочел бы отправиться домой.

– Вот именно туда ты и отправишься, дитя, – сказал Козел, а следом, как бы напав с опозданием на новую мысль, повторил: – Именно туда ты и отправишься.

– В Замок? – спросил Мальчик. – В мою спальню? Где я смогу отдохнуть?

– О нет, не туда, – ответил Козел. – С замком оно ничего общего не имеет.

– Где я смогу отдохнуть, – повторил Мальчик, – и что-нибудь съесть? Я очень голоден, – и тут раздражение охватило его, и он крикнул облаченному в черное, долгоголовому Козлу: – Голоден! Голоден! – и притопнул ногой.

– Ради тебя устроят банкет, – сообщил Козел. – Состоится в Железной Комнате. Ты же первый.

– Первый кто? – спросил Мальчик.

– Первый гость. Мы так долго ожидали тебя. Хочешь погладить меня по бороде?

– Нет, – ответил Титус. – Отойди от меня.

– Как это жестоко, говорить мне такое, – сказал Козел, – и в особенности потому, что я еще самый добрый из всех. Вот подожди, увидишь прочих. Ты – в точности то, что им требуется.

Тут Козел расхохотался, и большие, обвислые, белые манжеты запорхали туда и сюда, потому что он заколотил себя лапищами по бокам.

– Я тебе вот что скажу, – произнес Козел. – Ты ругаешься, так и я буду ругаться. Тебе это понравится? – Козел наклонился, вглядываясь в Мальчика пустыми глазами.

– Я не понимаю, о чем ты, – прошептал Мальчик, – но найди мне еду, или я никогда для тебя ничего делать не стану, и возненавижу тебя даже сильней, чем сейчас, – и убью тебя, да, убью, потому что я голоден. Дай мне хлеба! Дай хлеба!

– Хлеб недостаточно хорош для тебя, – ответил Козел. – Тебе нужны камыши и фиги.

Он склонился к мальчику, и от его засаленного черного одеяния пахнуло аммиаком.

– А что еще тебе нужно…

Этой фразы Козел не закончил, поскольку ноги мальчика подкосились и он без чувств повалился на землю.

Длинные волосатые челюсти Козла отвисли, как у механической игрушки; упав на колени, он на дурной манер затряс головой, так что сухая пыль, покрывавшая его локоны, поднялась и поплыла по воздуху в безрадостном солнечном свете. Какое-то время Козел вглядывался в лежащего, потом встал и бочком отошел от него шагов на двадцать-тридцать, все время оглядываясь из желанья увериться, что он не ошибся. Но нет. Мальчик лежал там, где Козел оставил его, лежал без движения. Затем Козел остановился и обозрел кривой горизонт, по которому длинной вереницей тянулись, цепляясь друг за друга, холмы и деревья. И, вглядываясь, приметил далеко от себя что-то маленькое, величиною не больше букашки, однако бегущее. Временами казалось, что бежит оно на всех четырех, но потом существо это почти распрямлялось, ничуть не сбавляя ходу, – и увиденное подействовало на Козла мгновенно.

Проблеск тусклого света, в котором смешались страх и желание мести, на миг полыхнул в пустых глазах Козла, и он принялся рыть землю ногами, поднимая вверх струи гравийной пыли. Затем рысцой вернулся к Мальчику и, подняв его с легкостью, показавшей, какая страшная сила крылась под провонявшей аммиаком привольной одеждой, забросил его, как мешок, на плечо и нескладной, косой какой-то побежкой понесся к горизонту.

Он бежал и бежал по белой пыли и на бегу бормотал:

– Прежде всего, наш верховный белоглавый властитель, Агнец, и никто, кроме Агнца, как он есть сердце любви и жизни, и это правда, потому что он нам так говорит. Значит, прежде всего я воззову к нему из мглы. Попрошусь на прием. И буду вознагражден, это возможно, мягкой слабостью его голоса. Это правда, потому что он сам мне так говорил. И это великая тайна, Гиена узнать не должен… Гиена узнать не должен… потому что я сам его нашел. Так что Гиене не следует видеть меня или создание… голодное создание… создание, которого мы ждали так долго… Мое приношение Агнцу… Агнцу, хозяину… белоглавому властителю… истинному Агнцу.

Козел бежал, все бочком, бочком, продолжая изливать мысли, путано пузырившиеся с краешку его бедного, бестолкового мозга. Казалось, бежать он способен бесконечно. Он не пыхтел, не глотал ртом воздух. Только единожды остановился он – да и то чтобы поскрести голову, глубоко запрятанную в подросте его пыльных, завшивленных локонов, почесать лоб и темя, зудевшие так, словно их жгло огнем. Для этого ему пришлось сложить Мальчика на землю, и примерно в тот же миг можно было б заметить, что несколько стеблей травы вдруг встали над пылью. Лесистые холмы уже заметно приблизились, и пока Козел скреб голову, пока это занятие вздымало облака пыли, повисавшие в воздухе, снова показался некто, наблюдавший за ним издали.

Впрочем, голова Козла была отвернута в сторону, и Гиена, неровной походкой двигавшийся от одного какого-то злого дела к другому, первым увидел товарища и тут же замер на месте, точно обратившись в кусок металла, и звериные уши его резко мотнулись вперед. Глаза навыкате наполнил Козел и что-то еще. Что там лежит в пыли под ногами Козла?

Несколько времени он, при всей остроте его сметливых глаз, ничего разобрать не мог, но затем, когда Козел, тряхнув длинными лохмами, повернулся к Мальчику, поднял его и забросил на спину, Гиена разглядел очертания человеческого лица и сразу же так затрясся от бешеного бурления крови, что далекий Козел принялся озираться по сторонам, словно погода вдруг переменилась или небо сменило окраску.

Почуяв перемену, но не ведая, что в связи с нею надлежит предпринять, поскольку ничего он не увидел и не услышал, Козел вновь припустился бегом, в черном, плескавшемся сзади одеянии вроде плаща и с мальчиком на плече.

Гиена осторожно наблюдал за ним, ибо Козел был уже в нескольких сотнях ярдов от изножья лесистых холмов. В лесной же тени выследить врага, как и найти друга, непросто.

Впрочем, Гиена хоть и отметил тщательно направление, в котором двигался Козел, и без того был совершенно уверен и в маршруте его, и в цели. Ибо Гиена знал, что Козел – прихлебатель и лизоблюд, который никогда не осмелится рискнуть навлечь на себя гнев Агнца. Вот к нему он и направляется. В самое сердце земли, где в глубоком молчании стоят Закрома.

И потому Гиена подождал еще немного, наблюдая и наполняя воздух вокруг костяным треском – он любил мозговые кости и набивал ими карман, точно колчан стрелами. Пасть у него была мощная, и когда Гиена жевал, мышцы между ушами и нижней челюстью так и ходили, – тем более приметные, что Гиена, в отличие от Козла, был в своем роде щеголь и с большим тщанием брился опасной бритвой каждые пять или шесть часов. Жесткая щетина его подбородка отрастала скоро, приходилось с нею бороться. А вот длинные передние конечности – те были другое дело. Густо покрытые перепелесой порослью, они составляли предмет его гордости, и по этой причине Гиену никто еще в куртке не видел. Рубашки он носил с короткими рукавами, дабы длинные пятнистые руки сразу бросались в глаза. И все-таки самое сильное впечатление производила его грива, вздымавшаяся из шедшей между лопатками прорези в рубашке. Ноги, затянутые в штаны, были у Гиены тощими и очень короткими, отчего он круто клонился вперед, изгибая спину. Так, на самом-то деле, круто, что нередко ему приходилось опираться длинными руками о землю.