Глеб Исаев - Короли соседнего мира-4

Андрей, глаза которого успели привыкнуть к полумраку, всмотрелся в лицо спящего. Не признал, впрочем, и не мудрено, откуда королю знать каждого мелкого дворянина. А вот он, когда проснется, наверняка может задать кучу вопросов. И главный из них, наверняка, будет связан с разительным сходством соседа с правителем. Следующим по значению, с большой долей вероятности, станет интерес к покрою платья странного двойника. Ну, а какие выводы может сделать сокамерник после, неведомо никому. В лучшем случае, принять за призрак.

"Значит, стоит воспользоваться временной передышкой и постараться избежать сложностей", — решил Андрей и принялся за работу.

Первым делом он стянул пиджак. Свернул в плотный узел и запихал под кучу лежащей в углу камеры прелой соломы. Следом пришел черед галстука и роскошных туфель. Жаль, но ничего не попишешь, изделие итальянских модельеров начала двадцать первого века никак не гармонирует с грубыми сапогами средневековья. Сложнее пришлось с брюками. Оставаться вовсе без них показалось Андрею не слишком разумным. Он ограничился тем, что безжалостно вывозил добротную ткань в грязи и подвернул штанины по щиколотку. "Авось удастся отговориться нездешностью мастера", — махнул он рукой на историческое правдоподобие.

И в завершение маскарадного преображения варварски расправился с сорочкой. Оторвать воротник и манжеты удалось без труда. После чего он завязал полы узлом.

"Ой, халтура, ой, не похож…" — пробормотал король, пытаясь глянуть на себя со стороны.

"Остается надеяться, что мой сосед не слишком разбирается в модных течениях…" — успокоил себя Ильин и перешел к следующему пункту своего плана.

Размазывать по щекам жидкую грязь — удовольствие ниже среднего, однако, другого способа конспирации как-то не придумалось. Примирило с варварской процедурой только одно, после нее руки Андрея приобрели вполне современный вид. Глубокая кайма под ногтями и серая корка не могли вызвать ни малейшего сомнения в принадлежности оборванца к славному ордену бродяг.

"Растрепанные волосы, грязь на лице и одежде, босые ноги", — решив, что сделал достаточно, Андрей осторожно прилег на сырую солому и задремал. Неожиданно, быстро заснул. Разбудил его скрип поворачивающегося в замке ключа. Узник приоткрыл глаз и попытался рассмотреть помещение уже при свете, струящемся сквозь неплотно забитое досками окно. Ничего сверх ожидаемого, обычный каменный мешок. Толстая, окованная железом дверь, каменные плиты пола, клочья соломы, и недвижимое тело спящего в противоположном углу сокамерника.

Дверь отворилась, и в каземат протиснулся невероятно полный, одетый в потертые кожаные доспехи стражник. Он брезгливо потянул носом и уставился на Андрея. — Вот тебе и раз… — с некоторой озабоченностью пробормотал тюремщик. — Это еще кто? — всмотрелся в спящего дворянина, вновь перевел взгляд на нового персонажа.

— Не стоило мне открывать третий кувшин, — наконец произнес толстяк. — Похоже, что кухарка намешала в пойло всякого… Иначе, я бы помнил, кто и когда привез это чучело.

Он медленно приблизился к Андрею. — Ну и рожа, — уточнил нелестную характеристику узника наблюдатель. — Наверное, это ночная стража. Поймали какого-то шаромыгу… Нет, чтобы вздернуть его там же, на месте, так, не поленились, притащили сюда. Одно слово, мужланы. Не тюрьма, а проходной двор, — похмелье явно развязало стражнику язык.

— Ну и ладно, больше — не меньше, — принял он соломоново решение и пнул бродягу: — Эй, ты, хорош дрыхнуть.

— Ты тоже вставай, днем спать в камере не положено, — это охранник произнес уже для второго заключенного.

Старожил поднял голову и посмотрел на окно.

— Жюль, какого пса?.. — несколько фамильярно поинтересовался он у толстяка. — Такую рань?

— Заткнись, морда, — без особой, впрочем, злобы, а скорее следуя привычке, прикрикнул сторож. — Там отоспишься, — заржал он, и ухватился за голову.

— Вставай, скотина… — рявкнул уже совсем иным тоном средневековый «вертухай». — Эй, бродяга, я тебе говорю, что, особое приглашение нужно? — он с силой врезал в бок Андрею зажатой в руке колотушкой.

Впрочем, на этом его энтузиазм иссяк. Он развернулся и направился к двери, потеряв к арестантам всякий интерес.

— Жюль, приятель, а как насчет завтрака? — потягиваясь, спросил арестант у ключника.

— Перебьешься. В полдень придет судья, так что, хватит тебе жрать казенный харч… — Он не закончил отповедь и хлопнул дверью.

— Паршиво, — озвучил новость сокамерник. — Ну что ж, такая, значит, наша планида…

Он провел пятерней по засаленным волосам и обернулся к Андрею.

— А, опять деревенщина, — разочарованно протянул дворянин, вглядевшись в соседа.

— Куда катится мир? Меня, потомка знатного рода, — в одну камеру с каким-то сбродом… Все рушится… Хотя, какая разница, с кем предстать перед вратами святого Петра?

— Эй, здоровяк, кто таков? — соизволил он, наконец, обратиться к протирающему глаза Андрею.

— Анд… — едва не представился своим именем король, но вовремя поправился: — Андрю… сударь, к вашим услугам. Андрю Блоккар, — назвал он первое, пришедшее в голову имя. — Я не местный, из… — он озадаченно замолчал, не решаясь определить себе историческую родину.

Но, похоже, слушатель вовсе не горел желанием выяснять это. Он поднялся и, разминая тело, исполнил несколько фехтовальных приемов, изобразив довольно корявый укол и плие.

— Меня можешь звать граф де Гордье, — наконец процедил сквозь зубы оборванец.

— Простите, граф, — взял быка за рога Андрей. — Я вижу, на вас форма гвардарийской армии… Вы служили?

— И этот о том же… — досадливо поморщился граф. — Ну что за напасть. Мало того, что именно из-за этого старья мне приходится терпеть все, так еще выслушивать от неотесанной деревенщины, которая даже не умеет правильно обратиться, всякий бред.

Но тут высокородный господин отвлекся и произнес, не обращаясь ни к кому конкретно:

— Я ведь так и сказал лейтенанту стражи: — Ну как мог я служить в армии короля? Неужели я выгляжу таким старым? Почти пять десятков лет минуло… Просто глупая шутка, маскарад… Но разве эти полицейские ищейки станут слушать?.. — дворянин огорченно махнул рукой. — Вот и результат. Не стоило мне так напиваться. Все беды от невоздержанности.

Граф опустился на солому и задумчиво произнес: — А как хорошо начиналось? Мы закатились в кабачок, выпили… Ну, видишь ты, что уже хватит, остановись, так нет. Скажите на милость, с какого беса мне пришло в голову лезть в чулан и отыскать там это рванье? Мало того, еще нарядиться в него? И все бы ничего, да эта каналья, Ромио, сын трактирщика, едва увидел меня в таком наряде, мигом кинулся в участок и донес. По-человечески я его очень даже понимаю, три форинта на земле не валяются… Однако, обидно…