Наталья Колесова - Северный ветер

— Это все ветер, — толковал пьяненький секре-тарь церковного суда отец Пафнутий, которого от щедроты солдатской души они сегодня потчевали. — Дурной, порченый ветер. Дует он с проклятой земли оборотней, смущает тех, у кого в крови имеется хоть малая толика колдовской крови. Даже нас, чистых духом и… — громкий длинный глоток, — телом и… да, духом, повергает сей поганый ветер в тоску и смяте-ние. Что ж уж говорить о тех несчастных…

Алькад смеялся. Бено оглядывался и шипел:

— Отец Пафнути-и-й!

— …нечестивцах, — не моргнув глазом, продолжал священник, — кто эдаким уродился!

Джер слушал внимательно. Подливал и подли-вал еще пива в бездонную кружку Пафнутия.

— А что ты вообще знаешь об оборотнях, святой отец?

— Много, сын мой, много чего, — снисходительно говорил Пафнутий, меряя изрядно косящим глазом глубину благословенного напитка. — Вот знаешь ли ты, как становятся оборотнем?

— А ты нас обучи, старик! — веселился Алькад.

Пафнутий послушно принялся загибать пальцы.

— Есть оборотни ложные и есть оборотни истин-ные. Ложными становятся по умыслу злому или по глупости своей. В случае первом порча насылается колдуном или ведьмой, и святая церковь может спа-сти несчастного и наказать измыслившего колдовст-во. Ежели кто из молодых-ретивых, глупых-нерадивых, прознав колдовское заклинание, желает его испробовать (ну там, в полночь перекинуться че-рез пень с семью ножами) — наше дело вразумить и наставить душу заблудшую…

— Видели мы, как вы их тут… вразумляете! — за-метил Алькад.

— …однако ж страшнее всего оборотень истин-ный, в котором оборотничество от природы заложе-но. Не поможет ему ни святая вода, ни молитва, не жизнь благочестивая. Рано или поздно — но возьмет свое поганая кровь. Только костер может стать от-пущением…

Малыш Мартин молча, одну за другой опусто-шал кружки. Вот устроить бы им состязание со свя-тым отцом — еще неизвестно, кто выиграет, прикиды-вал Алькад лениво. Было ему весело и пьяно.

— Но ежели родители спохватятся вовремя, и хоть побоятся обратиться за помощью к церкви, но повесят на шею дитю-оборотню, пока не вошел тот в полную силу (а еще лучше — в самой колыбели), обе-рег с серебра да с освященных в семи водах и семи огнях камней со святой горы великомученика Матвея Медвежьего… то сила оборотня будет скована тем ожерельем, точно капканом. И пока не снимется то ожерелье, оборотень и сам может не знать о своем проклятии…

Он бубнил и бубнил и не видел, как начал при-слушиваться к его бормотанью Бено, как вспыхнули волчьим огнем глаза подавшегося через стол Джера. Джер начал подыматься, и раньше его вскочил оше-ломленный южанин, и Бено растерянно тер лоб ши-рокой ладонью. А в прояснившихся покрасневших глазах капитана мелькнуло понимание — и мука…

— Ну что, Бено, Бено-ловкач, — сказал Джер, и белые зубы его сверкнули не в усмешке — в оскале, — повезло тебе сегодня! Ты поймал великого оборот-ня! Оборотня из оборотней!

Дверь выбивать не пришлось — Кидж-Кайя вооб-ще никогда не запиралась. Когда в ее комнату вва-лилась возбужденные солдаты, она рывком села на постели: сбитые простыни, сонное, чуть опухшее лицо, на котором недоумение сменялось понимани-ем… Осторожно положила рядом с собой меч, кото-рый выхватила привычно из висящей на спинке кро-вати перевязи.

И улыбнулась — как всегда кривовато.

Солдаты стояли у двери, не зная, что и как ска-зать или сделать, а Кидж-Кайя, мастер-скрад, Ловец оборотней, Великий Оборотень, сидела на кровати, сложив на голых коленях сильные руки, и молча ждала.

— Свят-свят-свят… — бормотал не протрезвевший Пафнутий, и непонятно было, что он имеет в виду: то ли колдовское ожерелье, то ли неприкрытую на-готу женскую.

Кидж-Кайя поймала взгляд капитана и улыбну-лась криво:

— Извини.

Малыш Мартин опустил глаза. Буркнул-скомандовал священнику выйти — снаружи дверь мо-литвой подпирать. Кидж-Кайя медленно и гибко под-нялась. Усмехнулась, заметив некоторое шевеление среди стражников. Непринужденно прошла от крова-ти к окну, вспрыгнула в проем. Встала, поглядывая то на них, то на светлеющее небо.

— Ну что, Бено, — спросила с хрипловатой на-смешкой, — станешь теперь первым Ловцом в округе, а? Какая слава, Бено, какая слава! Помнишь, когда следует брать оборотня? Заговоренной сетью — и в клетку, Бено, в клетку, пока он еще слаб и бессилен. А я уже проснулась…

— Все равно ты не сможешь уйти, — сорвавшийся голос прозвучал как-то неубедительно даже для него самого, и Бено откашлялся.

Она кивнула.

— Конечно, Бено, куда ж я теперь пойду…

Повернула голову и открыто улыбнулась горя-щим глазам лесника.

— Ну что, Джер, Джеро-волчонок, Джер-волк… Ты ведь пришел в город убить меня? Тебе это удалось. Счастлив?

Он с великим усилием опустил ресницы и сказал — так тихо, что услышала лишь Кидж-Кайя да стояв-ший рядом капитан:

— Ты не знаешь, что это такое — когда на твой зов всегда приходят волки. Просто волки. Только волки.

Кидж-Кайя с мгновение смотрела на него свер-ху, потом кивнула:

— Зато ты не знаешь, какая мука — не быть тем, кем ты можешь стать.

Ее взгляд скользнул по Бено, по глядящему в пол капитану. Остановился на серьезном — впервые она видела его таким серьезным! — Алькаде Бен-Али. Кидж-Кайя улыбнулась ему с неожиданной симпати-ей.

— Не ищи ее, парень. Ее просто нет. Давно нет.

— Что? Чего нет? — спросил Алькад испуганно.

— Земли оборотней. Там теперь лишь море и не-бо. Иначе почему бы мы оставались здесь?

Она помолчала и сказала — сразу всем:

— И знаете, я — рада.

Восток светлел. Кидж-Кайя повернула голову, профиль и тело обрисовало тонкой золотой линией. Руки ее, привычно поглаживающие гайтан, сомкну-лись, напряглись…

— Не давайте ей! — завопил Бено, кидаясь впе-ред, но Малыш Мартин схватил, смял его медвежьей хваткой. Кидж-Кайя благодарно кивнула капитану. Ссыпала с ладони за окно порванные звенья. По-терла шею со следами десятилетних отметин и вновь повернулась навстречу солнцу.

— Да не давайте же ей!.. — простонал Бено.

Но Кидж-Кайя уже шагнула вперед — так просто, будто вышла в другую комнату. С мгновение все стояли неподвижно, потом кинулись к окну, сталки-ваясь и мешая.

…Конечно, она разбилась. Она падала — так не-выносимо медленно и так бесконечно быстро. И ру-ки, распахнутые крыльями, не могли задержать это падение, потому что не были и не могли превратить-ся в крылья настоящие, и ветер не свистел, а ревел в ушах, пропуская сквозь себя изогнутое, стремя-щееся ввысь тело… и следом летел вой — тоскливый вой волка, так и не дождавшейся своей подруги… А потом она упала и подпрыгнула на камнях — как мя-чик, как упущенный детьми мячик.