Сергей Житомирский - Будь проклята Атлантида!

Когда грохочущий вал надвинулся на Паланта, он метнулся за камень и замер, прижавшись к земле. Через миг справа и слева, почти задев его копытами, пронеслись всадники и кинулись вслед бегущим. Из конца рассыпавшейся колонны, где горсть храбрецов сбилась вокруг Стропа, раздался визг лошадей, напоровшихся на упертые в землю копья, брань и стоны. На тропе всадники протыкали бегущих; мимо камня протрусил медведь, на котором лежал, вцепившись в шерсть, истекающий кровью проводник. Потом он упал, а зверь вернулся и, стоя над хозяином, лизал ему рану.

Придавивший Паланта ужас вдруг отступил перед жаждой спастись. Двумя скачками знаток пересек тропу и кинулся к речному берегу, заваленному обломками скал. Несколько врагов повернули лошадей вслед, но путь был непроходим для конных, и преследователи вернулись на тропу, рассчитывая перехватить бежавших у моря.

Все решило то, что для одних дело шло о поимке нескольких жалких беглецов, а для других — о жизни. Когда Палант, задыхаясь, на костенеющих ногах выбрался из завалов, двое воинов, обогнав его, уже подбегали к лагерю.

Моряки и оставленные в лагере стражи недоуменно смотрели на бегущих. Передний в изнеможении упал, не добежав нескольких шагов до лагеря. Вокруг него столпились… потом рассыпались в разные стороны: к шатрам, к кораблям… Проклятые глупцы! Палант из последних сил рванулся к бухте, где жалкие кучки моряков и воинов пытались столкнуть на воду каждый свой корабль, другие волокли из шатров мешки…

— Безумцы! — голос Паланта звучал так яростно, что все, прервав бестолковую суету, обернулись. — Все к кораблю Улунга — он самый легкий!

Корабль стоял, навалясь грудью на берег. Палант уперся в носовой брус, бежавшие следом навалились на борта, впряглись в ременные петли. Улунг, кривоногий, широкоротый кормчий, заорал голосом, привыкшим одолевать свист ветра:

— Раз качнем! Два качнем! То-о-олкнем!! — Усилия стали дружнее.

Подбегали последние, упирались в спины и плечи… и корабль тронулся, с негромким скрипом скользнул по песку, и корма качнулась на волнах несильного в этот день прибоя.

Просвистели стрелы, кто-то упал лицом в воду. Из-за холма неслись всадники Севза. Отталкивая друг друга, ломая зубы и пальцы, атланты лезли на корабль. Моряки отталкивались веслами от прибрежной мели.

Перевалившись через борт, Палант упал на настил. Кровь звенела в ушах, давила глаза, дыхание раздирало ребра…

Первым приблизившийся к кромке прибоя бо-реец с проклятьем метнул копье вслед кораблю. Оно вонзилось в корму и задрожало, словно от бессильной ярости.

Вожди сидели в шатре убитого Аргола вокруг стола, за которым Кормчий день назад готовил силок на Куропаток. Круглолицая румяная бореянка Гехра, сидя рядом с Севзом, метала ревнивые взгляды на Мать гиев, Гезд, которая, хохоча, кидалась костями в донце чаши Севза, когда он опрокидывал ее в рот. На столе теснились блюда с мясом и бурдюки некты — пенистого напитка, который борейцы делали из кобыльего молока.

Айд, вождь коттов, что-то шептал яптской жрице Даметре. Ее узкое бледное лицо казалось еще белее рядом с его блестящей черной кожей. Вождь пеласгов Зиланок тянул некту из большого рога, запустив пальцы в остроконечную бороду. Его сын, Посдеон, клевал ястребиным носом над полуобглоданной оленьей лопаткой. Солнце нагрело стены, и в шатре было душно. Над пищей и подтеками кекты жужжали мухи.

Вдруг через полураскрытый вход в шатер влетела птица — скворец Аргола. Когда дикари, захватив лагерь, принялись драть и валить шатры, он улетел в соседний кустарник, а теперь вернулся. Обнаружив в шатре стаи мух, он с возмущенным криком закружил над столом. Вожди с разинутыми ртами отшатнулись, не понимая, что затеял этот оборотень, и гнать ли его заклинаниями, или удирать самим. Между тем скворец, наведя порядок, сделал победный круг над вождями и уселся на плечо Сев-за. Поняла ли умная птица, кто стал хозяином шатра, или просто выбрала того, кто сидел на месте Аргола?

Вожди зашептались, испуганно сторонясь Севза. Самадр, длиннорукий, волосатый вождь оолов, прикрыл ладонями голову, Посдеон потянулся к трехзубому гарпуну, маленькая с пронзительным взглядом Мать бритоголовых коричневых либов, Хамма, сгоряча забормотала заговор против льва. Севз закачался от хохота:

— Эй, бесстрашные! Вчера вы избивали медно-шлемных, а сейчас испугались маленькой птицы! В Срединной она живет в каждом доме, — потом лицо его стало серьезным. — Добрый знак! Птицы Атлантиды признают меня повелителем.

Вожди сконфуженно придвигались к столу. Обиженный насмешкой Посдеон буркнул:

— Эка радость: птица признала! Вот если бы люди!

Широкое лицо Носящего молнии запятнал гнев. Но повороты судьбы уже обучили его обуздывать норов или срывать злость на тех, кто не может отомстить за обиду.

— А вот сейчас посмотрим, — сказал он и, обернувшись ко входу, крикнул: — Приведите атлантских вождей!

Пир возобновился, но все уже наелись и реже открывали рты для пищи, чем для беседы. Разговор шел на языке атлантов, перемешанном со словами других племен. За год совместной борьбы вожди приспособились понимать друг друга.

— Далеко еще до земли яптов? — спросила у Севза Даметра.

— Не пройдет одной луны, как мы будем там! — Севз метко швырнул кость в стоящий у стены щит, и тот отозвался воинственным звоном.

— Меньше луны? Как хорошо! — с улыбкой протянула колдунья.

— Не вернее ли сперва овладеть всей Бореей? — ворчливо сказала Гехра. — Мы ушли оттуда, не взяв каменных стойбищ. Твои сородичи, Севз, могут напасть сзади и даже склонить на союз южные кочевья, где меня не признают Матерью.

Севз с усилием подавил ярость, которую вызывало в нем всякое возражение:

— Полно, соратники! Каждому хочется освободить свою землю от врагов, которых сестра и жена моя Гехра неверно назвала моими родичами. Ибо, хотя отец мой — Хроан, повелитель атлантов, но мать — из земли бореев, а родство по матери главнее!

Да, каждый из вас бьется за свое племя, но лишь мне дано выбирать общий путь. В борейских крепостях атланты окружены и ждут подмоги. Откуда? Из Анжиера в земле яптов, где пристают корабли из Срединной. Надо, чтобы они не пристали! Для этого мы поднимаем яптов и умноженными силами нападаем на Анжиер, — голос Севза, тихий вначале, теперь гремел, заполняя шатер. — Мы возьмем его, и каждый убьет врагов столько, сколько просит его месть. И крепости Окруженного моря не дождутся помощи, а Срединная лишится горящей воды и зеленого камня, из которого делаются блестящие мечи и брони! — Слова Севза, его яростные глаза, взмахи могучих рук зачаровывали вождей: — И тогда я встану на берегу океана и голосом, заглушающим бури, крикну моему злобному и трусливому отцу: «Отдавай власть!»