Цельняпушистая оболочка 4 (СИ) - "Бебель"

Хватаясь за все что можно взяться, я дергал изо всех сил. Открывая куски то ли органов, то ли плоти, то ли хер знает чего. Ну почему я с собой штык-нож не ношу? Было бы в разы проще. А то приходится аж зубами грызть… Стенки камеры судорожно сжимались, а меня кидало то вверх, то вниз. Или вправо-влево — хер пойми. После одного из таких толчков, я почувствовал, как в лоб больно врезалось что-то твердое.

Пистолет! Вывернув руку, я ухватился за рукоять и начал палить наугад во все стороны, даже не понимая, стреляю я вообще или просто так на спуск жму.

Наконец, судороги начали ослабевать и я уже хотел было порадоваться, но почувствовал, что зацепился за что-то ногой. И это что-то никак меня не отпускало. Дырка какая-то, что ли? Блин, засасывает! И воздуха уже вообще нет. Нет, ну нахрен, давай лучше в эту дырку. Здесь уже ловить нефиг. Кое-как втянувшись в узкий канал я попытался вздохнуть. Но тут же закашлялся. Дикая вонь! Но жижи нет, за что можно сказать спасибо.

— Это опять кишечник или что вообще? Почему не одного, блять, указателя?! Долбанный лабиринт… — подбадривал я себя, бубня под нос и пытаясь протиснутся дальше.

Но все-таки было очень страшно. Стенки давили так, что никак не мог даже нормально вздохнуть этого вонючего воздуха. И, хоть я никогда не страдал клаустрофобией, но находясь посреди неизвестной тесноты, в полном мраке и не в силах пошевелится, во мне разгоралась паника. Я даже не разу почувствовал, что стенки пульсируют, проталкивая меня все дальше и дальше. Не знаю, сколько времени я так «путешествовал». По-моему даже сознание терял, настолько сильно давило. Но одуплился я от чего-то твердого, ударившего по голове.

Писк в ушах превратился в гул паровоза, отчего я немедленно вскочил и, подскользнувшись, грохнулся обратно в какой-то рыхлый студень. Откашлявшись от мерзкой субстанции во рту, я осторожно открыл глаза.

— Ну охуеть теперь… — буркнул я, глядя на большую зубастую пещеру, висевшую в полуметре надо мной.

Это была пасть. Здоровенная драконья пасть! Раскрытая в немом исступлении, усеянная рядом острейших зубов и парой неподвижных ноздрей сверху. Из ее недр, прямо на меня, лилась какая-то гадость. Закончив наконец охуевать, я все же решил, что принятие душа из слюней и дерьма не входит в мои планы и отполз в сторону.

Нашарив руками более-менее сухую поверхность, в виде занесенной снегом брусчатки, я наконец попытался подняться на ноги. Все тело били судороги, то ли от холода, то ли от страха, или от всего на свете. С одежды и головы падали куски всякой гадости и текла противная жидкость. Наконец распрямившись и проморгавшись, я огляделся.

Дракон неподвижно лежал на снегу. Видимо, он недавно то ли бился в конвульсиях, то ли катался по земле… Баррикады из корзин с песком, мешков с крупами и всякой мебели — превратились в щепки и пыль. Несколько деревьев вокруг оказались поломаны, а невдалеке, виднелось огромное бревно, застрявшее в пробитой крыше одного из домиков.

Но главное, Валентин валялся без движения. Его глаза тускло уставились на меня, без какого либо намека на жизнь. Он однозначно был мертв.

Хрен знает, что я ему повредил. Порвал какие-то сосуды, попал пулей в сердце или еще что, но он таки сдох. Эта огромная древняя тварь взяла и сдохла. И убил ее я. Правда какой-то радости по этому поводу я не почувствовал. Меня всего трясло и казалось, что сердце стучит как-то не так. Будто пропуская удары.

Попытавшись утереть глаза от всякой дряни, я уставился на пистолет все еще лежащий в руке. Ствол был разорван, а казенной части вообще не было. Одна рукоятка осталась невредимой. Я трудом пытался бросить бесполезную железку, но кулак отказывался разжиматься. Лишь когда я больно приложился кулаком о бедро, пальцы наконец разжались и железка со звоном грохнулась о камень.

А вокруг меня толпились люди. Много людей. Они с неподдельным ужасом таращились на меня, нервно теребя в руках оружие не решаясь ни выстрелить, ни убежать.

— Ох, а про вас-то, дебилов, я и забыл… — проворчал, с трудом подходя поближе.

Передо мной оказалась какая-то молодая девчушка, которая при моем приближении взвизгнула, пытаясь отскочить назад, но напоровшись спиной о чью-то грудь, лишь в испуганно уперла в меня ствол какой-то винтовки. Оптику еще присобачила… Дилетанты.

— Дай сюда! А теперь пошла нахрен отсюда! — скомандовал я, хватаясь за ствол винтовки и без труда отшвыривая ее в сторону.

Девчушка даже не сопротивлялась. Она затравлено подняла плечи и упершись взглядом в землю пошла в указанную мной сторону. Будто ее мамка в угол поставила…

Я приблизился к следующей. Приглядевшись, я понял что мы уже знакомы.

— Гитлер капут, ептить. — сказал я первое, что пришло в голову.

Как будет «здрасте» по немецки я просто не знал. А говорить «бонжюр, ебать» не тянуло. Немка, вперившись в меня округлившимися глазами, нервно сглотнула и сама отшвырнула от себя автомат. Затем несколько раз моргнула, кивнула самой себе и обернувшись назад в толпу, сама выкинула оружие из чьих-то рук.

Дальше процесс пошел быстрее. Люди, уже сами начали сдавать стволы, без моей помощи. Они бросали винтовки в кучу и молча отходили в сторону, стараясь не смотреть на меня. Я поначалу не понял, с чего это они вдруг такими сговорчивыми стали. Пока не заметил, что позади меня, у тоннеля, выстроилось не меньше сотни мурзилок в доспехах. Среди них, болезненно морщась и опираясь на Кабанова, стояла Солерия. Арфа, Бэйри, Пугачев и даже Сивира. Судя по их взглядам я выглядел ну очень хреново…

Ну да, весь в дерьме, крови и грязи. Куда уж хуже.

— Могли бы и помочь, хули вытаращились! Слышьте, я кому… Ух е-мое… — я вдруг снова закачался, чувствуя как сердце пропускает удар за ударом.

Странное это ощущение, чувствовать как твое сердце совсем не бьется. Такая тишина вокруг сразу. И почему-то очень спокойно. По-моему, я сейчас упаду.

Было темно, холодно и пахло какой-то дрянью. Тело сильно сдавливало что-то горячее и очень склизкое. Мне никак не удавалось ни вздохнуть, ни открыть в глаза. Внутри черепа пульсировала паника, разрастаясь с каждым мгновением. Еще чуть-чуть и я останусь тут навечно и тогда…

— Ох епт! — выдохнул я, рывком принимая сидячее положение.

Ошалело крутя башкой по сторонам, я пытался понять где я, кто я и что тут, блять, вообще происходит.

С первым разобрался быстро — вроде бы я в какой-то комнате. Она вся белая, есть широкое окно, за окном солнце. Ага, я еще и на кровати. На тумбочке рядом какие-то пузырьки и бутылка с бесцветной жидкостью. Больница? Да вроде нет, балдахин какой-то над койкой да и уж слишком просторно. Дворец, что ли? А я… Кто я? М-м-м… А! Я же самый тупой ублюдок на свете!

— Блять, точно! — буркнул я, ощущая, как сознание приходит в порядок.

Дракону он в жопу залез! Да как мне такое вообще в голову-то пришло?! Ты бы еще себя керосином облил да поджог! Лейтенант хренов. Отлично! Оказывается я гребанный суицидник! Шахид-жополаз! Да твою же мать…

Несмотря на то, что я лежал на мягкой широкой кровати живой и в очевидной безопасности, я все сильнее и сильнее ощущал накатывающий приступ паники. В голове бешено проносились еще свежие воспоминания. Разорванные трупы, закопанный прапорщик, летящие в лицо гранаты и огромная пасть сраного дракона.

— Просто пиздец… — вслух прошептал я, хватаясь обеими руками за сердце и с досадой отмечая, уже привычную пустоту на месте левой кисти.

Вид свежей повязки на левой культе произвел странно-успокаивающее воздействие. Я медленно откинулся обратно на подушку, продолжая ощупывать грудь в области сердца. Вроде бьется. И на том спасибо.

Наконец успокоившись, я удивленно уставился на новенький гипс, в котором была подвешена правая нога. Что-то не помню, чтобы ногу ломал. Я хотел уже нагнутся и посмотреть поближе, но вдруг услышал какие-то голоса, доносившиеся из-за только что замеченной двери. Через мгновение она открылась и в гордом одиночестве в комнату вошла Солерия в своем обычном прикиде, в виде дорогущего белого платья и охеревших туфель с драгоценностями. Ну прямо сама скромность…