Джеймс Кейбелл - Таинственный замок

Благородство не покидало Михаила даже при икоте.

– Конечно, ведь пьянство – один из незначительнейших грехов.

– Напиток, о котором я говорю, сделан не из винограда. Нет, я бы выпил чашу пространства одним бесстрашным глотком вместе со всем, что там намешано. Когда-нибудь, возможно, люди приблизятся к пониманию моей доктрины, и даже наш маленький капризный герцог увидит, что жизнь и смерть, сознание с его мечтами и физические оболочки людей – всего лишь ингредиенты напитка, который мудрец пьет без страха.

Жанико поднялся со стула. Он подошел к Флориану, и замер, глядя на герцога. А Флориан продолжал притворяться, что находится в плену Морфея.

– Вот он не пьет, а всего лишь мечтает, этот маленький Флориан. Его мечты о красоте и святости разрушены; их воплощения, принесенные им на нашу грешную землю из таинственного места, где люди достигают своих безумных желаний, оказались несовершенными. Его страстные желания, веселье и черты характера, страдания и безумие, и все те табу, которые вы с ним называете грехами, существуют не сами по себе, они перемешаны в одной огромной чаше. Но он не способен приглядеться к ней внимательнее и понять, что эта смесь прекрасна, и даже божественна, если не добавлять к ней человеческое самомнение. А чего, собственно, ты хочешь от него, дорогой Михаил? Он и ему подобные останутся лишь капризными детьми, ищущими воплощения несбыточных фантазий.

Архангел стоял теперь рядом с Жанико, и недобрым взглядом смотрел на Флориана.

– Да. Ты абсолютно прав, он еще ребенок, – произнес Михаил.

Вдруг два склонившихся над герцогом лица начали сливаться в одно, и Флориан знал, что они превратились в одно существо, и оно мягко дотронулось до плеча герцога…

После всех прошедших лет его отец все еще носил голубые чулки с золотыми стрелками. Чулки сразу бросились ему в глаза, потому что носок отцовского сапога мягко толкал Флориана, пробуждая ото сна. Герцог сидел на скамье под маленьким деревом с востока. Над улыбающимся лицом отца Флориан увидел переплетающиеся оголенные ветви, кончики которых покрылись нежными зелеными почками.

– Вставай, бездельник! Ты умрешь от холода – во время жатвы земля уже не такая теплая, как летом.

– Во время жатвы… Я, кажется, заснул…

Флориан сидел, потирая глаза руками. Только теперь он заметил, какие маленькие у него руки. Земля тоже оказалась ближе к нему, чем раньше, а травинки стали по крайней мере в два раза больше… Флориан чувствовал, как растворялись детские мечты о боге и нечистых силах, о том, как он был взрослым. Он вспомнил, что еще ребенок, а все привидевшееся – лишь сон. Маленький герцог Лайзарта сидел на траве, моргая невинными и изумленными глазами… Он размышлял о том, что вновь попал в семнадцатый век: Луи Четырнадцатый все еще король и добродетель снова в моде. Должно быть, теперь и правда время жатвы, потому что умиротворенный Пуактесм, казалось, погрузился в глубокий сон, окутанный легким туманом.

Флориан произнес:

– Мне приснился очень странный сон, месье отец мой…

– Надеюсь, приятный сон, сынок. Никакой другой сон не стоит того, чтобы спать на холодной земле под деревом, которое некоторые называют волшебным, и использовать вместо подушки жесткую книгу.

Герцог указал на книгу месье Перро из Академии, которую Флориан читал тем утром с огромным интересом. Там были замечательные сказки об ужасном герцоге Синяя Борода, и Коте в сапогах, Спящей красавице и Золушке, и еще о многих волшебных персонажах.

Но сейчас мальчику было не до сказок. Все его мысли сосредоточились на только что виденном сне. Нахмурившись, ребенок ответил:

– Да, приятный, но очень странный. В нем я видел прекрасных женщин, с которыми ни один мужчина не мог жить под одной крышей, и святого, оказавшегося отъявленным мошенником, и… и злого человека, такого же плохого, как Коморр Проклятый. Он делал все, что хотел, совершенно безнаказанно, но и не получая удовольствия… – бормотал Флориан.

Герцог де Пайзен взмолился:

– Остановись! Вот к чему приводит этот новомодный пессимизм! Мой собственный ребенок в десять лет говорит мне, что красота и святость – всего лишь заблуждения, а греховность может оказаться достойным примером.

– Нет, мораль моего сна не в этом. Я обеспокоен, отец мой. Во сне вообще не содержалось никакой морали. Мне привиделось, месье, что я уже прожил долгую жизнь – мне уже исполнилось тридцать шесть лет, – не найдя никакой логики и смысла в жизни…

– Несомненно, в тридцать шесть твои занятия отличались от теперешних, и ты уже считал себя дряхлым стариком…

– …А люди, мечтавшие о чем-то очень сильно, переставали желать этого, как только получали. Напротив, они начинали даже ненавидеть…

– Из твоей путаницы в местоимениях я могу сделать вывод, что ты повторяешь рассуждения, уже звучавшие когда-то здесь, в Пуактесме. То же самое – только в более поэтической форме и грамматически правильно – говорили твои далекие предки – Дон Мануэль и Юрген, в те времена, когда еще не появился первый де Пайзен, – прервал герцог сына на полуслове.

– Да, но они жили так давно! Тогда люди еще не знали цивилизации. С тех пор все так сильно изменилось!.. Мне приснилось, месье, что мы живем уже в восемнадцатом веке, все нации подписали договор в Райсвике о предотвращении войн, а люди ездят на повозках с колесами без лошадей, многие живут в Америке и даже некоторые крестьяне имеют стеклянные окна в домах…

– Несомненно, мы живем в эпоху таких материальных благ, каких мир еще не знал. Все научные достижения поставлены на службу человеку. Война, еще вчера бывшая нашим естественным занятием, теперь стала бессмысленной, хотя мы и можем избавиться от целых армий с помощью новых пушек, стреляющих на сотни шагов. Мы можем пересечь бескрайнюю Атлантику за два месяца на своих быстроходных кораблях. Мы ловим и истребляем гигантских китов, независимо от капризов солнца, и можем сделать ночи светлыми с помощью масляных ламп. Быть может, мы уже исчерпали чашу секретов природы. Наш разум постоянно прогрессирует. Хотя все движется вперед, замечу, что управляют всем этим мудрые люди, следующие великому закону бытия…

– Что же говорит закон бытия, отец мой?

– Никогда не следует грешить против ближнего своего, сын мой. Мудрый человек всегда будет с уважением относиться к закону, невзирая на сиюминутные капризы и желания. Сначала следует взвесить все за и против, и только потом принимать решение, руководствуясь велением закона бытия. Надо научиться воспринимать жизнь не слишком серьезно, тогда неудачи не коснутся тебя, и даже трус последует за тобой куда угодно, сколько бы опасностей ни поджидало вас в пути. Ты сможешь сделать самого себя таким, каким захочешь, сын мой, – ответил герцог.