Питер Бигл - Последний единорог

— Что это?

— Едем дальше, ваше величество, — отвечал волшебник, — едем дальше.

Солнце уже садилось, когда, перебравшись через опрокинутые городские ворота, они медленно пробирались по улицам, заваленным досками, пожитками, битым стеклом, обломками стен, оконных рам, дымовых труб, кресел, кухонной утвари, крыш, ванн, кроватей, каминов, туалетных столиков. Все дома в Хагсгейте были разрушены, все, что могло изломаться, было сломано. Город выглядел так, словно на него наступили.

Жители Хагсгейта сидели на своих порогах (там, где их можно было найти) и рассматривали руины.

У них всегда, даже во времена изобилия, был вид бедняков, и казалось, что гибель всего состояния едва ли не принесла им облегчение, и, уж во всяком случае, они не казались обедневшими. Они не замечали Лира, пока он не подъехал к ним и не сказал:

— Я — король. Что у вас произошло?

— Это было землетрясение, — сонно прошептал один из них, но другой тут же опроверг первого: — Это была буря, норд-ост. Она разметала город в клочья, а ветер грохотал, как копыта. — Третий же настаивал, что над Хагсгейтом пронеслась громадная волна, белая, как цветущий кизил, и тяжелая, как мрамор; волна, поглотившая все богатство хагсгейтцев, но не тронувшая ни одного человека. Король Лир слушал их, мрачно улыбаясь.

— Слушайте, — сказал он, когда хагсгейтцы замолчали. — Король Хаггард умер, и замок его исчез. Я Лир, сын Хагсгейта, которого подкинули, чтобы не свершилось проклятие ведьмы, чтобы вот этого не произошло. — Он обвел руками разгромленные дома. — Несчастные глупые люди, единороги вернулись, единороги, на которых охотился Красный Бык. Вы это видели, но не хотели замечать. Это они разрушили замок и город, но вас погубили собственные жадность и страх.

Горожане сокрушенно вздохнули, вперед вышла женщина средних лет и с неприкрытым негодованием сказала:

— Прошу вашего прощения, милорд, но все это несколько нечестно. Что мы могли сделать, чтобы спасти единорогов? Мы боялись Красного Быка. Что могли мы сделать?

— Могло хватить одного слова, — ответил Король Лир. — Теперь поздно говорить. — Он тронул было коня, но услышал слабый вяжущий голос:

— Лир… мой маленький Лир… дитя мое, мой король! — Молли и Шмендрик узнали человека, ковылявшего с распростертыми руками к Лиру, он шаркал и прихрамывал, словно он был старше, чем на самом деле. Это был Дринн.

— Кто ты? — властно спросил король. — Что тебе надо от меня?

Дринн хватал поводья его коня, мусолил бородой его сапоги.

— Да, ты не знаешь меня, мой мальчик! Конечно, откуда же? Разве я заслужил, чтобы ты меня знал? Я твой отец, твой старый бедный слишком счастливый отец. Это я когда-то зимней ночью оставил тебя на рыночной площади, предав в руки назначенной тебе героической судьбы. Как мудро я поступил, как горько мне было потом и как горд я сейчас! Мой мальчик, мой мальчик! — Выдавить из глаз настоящие слезы он не мог, но из носа у него текло. Не произнеся ни слова, Принц Лир тронул поводья, конь его, пятясь, стал выносить его из толпы. Старый Дринн картинно уронил протянутые руки.

— Так вот что такое — иметь детей, — взвизгнул он. — Неблагодарный сын, неужели ты покинешь в несчастьи своего отца, когда одно слово твоего ручного волшебника могло бы все исправить? Если хочешь — презирай меня, но то, что ты стал королем, дело и моих рук, и ты не можешь этого отрицать. У негодяя тоже есть права.

И все же Король проследовал бы дальше, но Шмендрик, тронув его за руку, наклонился к уху.

— Конечно, это так, — прошептал он. — Но для него, для них всех эта история должна была бы окончиться совсем по-другому, и, кто знает, так ли печален такой исход? Вы должны стать их королем и править ими столь справедливо, как того заслужил бы более храбрый и более верный народ. Ведь они часть вашей судьбы.

Тогда Лир поднял руку, и жители Хагсгейта, расталкивая друг друга, приготовились слушать. Он сказал:

— Я должен проводить моих друзей. Но я оставлю здесь своих воинов, они помогут вам отстроить город. Со временем я вернусь и тоже помогу вам. Я не начну строить себе замок, пока не увижу отстроенным Хагсгейт.

Жители Хагсгейта пытались упросить Шмендрика сделать все в мгновение ока с помощью магии. Но он ответил:

— Я не смог бы сделать этого, даже если бы мне приказали. Искусство магии имеет свои законы, непреложные, как времена года, как приливы и отливы. Магия однажды сделала вас богатыми, когда все кругом были бедны. Теперь время вашего процветания закончилось, и вы должны начать все сначала. То, что было пустошью при Хаггарде, должно снова стать цветущим и плодоносным, но существование Хагсгейта будет столь же скудным, как и живущие здесь сердца. Вы можете вновь возделать свои поля, засадить сады и виноградники, но они никогда не станут цвести по-прежнему, никогда… пока вы не научитесь радоваться им, какие они есть.

Он глядел на стоящих горожан без гнева, с жалостью.

— На вашем месте я бы завел детей, — сказал он, а потом обратился к Королю Лиру: — Что скажет ваше величество? Не заночевать ли нам здесь? Уедем на рассвете. — Но Король отвернулся от развалин Хагсгейта и помчался вперед так быстро, как только мог. Не скоро смогли догнать его Шмендрик и Молли, и долго скакали они потом, прежде чем остановились на ночлег.

Много дней странствовали они по земле Короля Лира, с каждым днем все меньше и меньше узнавая ее и все больше и больше восхищаясь ею. Впереди них стремительно, как пламя, неслась весна, одевая нагие сучья, деревья и землю, раскрывая так долго закрытые почки, прикасаясь к земле, как единорог к Лиру. Всюду на их пути встречались животные: от черного жука до медведя. Высокое небо, бывшее когда-то сухим и пыльным, как сама земля, теперь, словно земля цветами, было усеяно птицами, которые сбивались в такие густые стаи, что день казался сплошным закатом. В пенящихся ручьях плескались, сверкая чешуей, рыбки, а полевые цветы, словно бежавшие из тюрьмы узники, ликовали на склонах холмов. Жизнь шумела во всей стране, и по ночам троим путникам мешал спать тихий праздник цветов.

Жители деревень приветствовали их сдержанно и чуть приветливее, чем тогда, когда Шмендрик и Молли в первый раз проходили этим путем. Только самые старые из них еще помнили весну, и многие подозревали, что бушевание зелени вокруг — это какая-то болезнь или вторжение неизвестных сил. Король Лир говорил всем, что Хаггард умер, а Красный Бык исчез навсегда, приглашал посетить его в новом замке, когда тот будет построен, и уезжал. «Потребуется некоторое время, чтобы они привыкли к цветам», — говорил он.

Всюду, где бы они ни останавливались, Король объявлял амнистию, и Молли надеялась, что эта новость дойдет и до Капитана Калли и его веселой банды. Так и произошло, но, когда это случилось, вся веселая банда, за исключением самого Калли и Джека Трезвона, немедленно оставила зеленый лес. Все без исключения стали странствующими менестрелями и, как говорили, имели достаточный успех в провинции.