Они стучат дважды (СИ) - Вальх Лина

— Уверен, у вас есть очень много вопросов ко мне, — он развёл руками и, оттолкнувшись ногами, крутанулся на стуле. — Поэтому я по доброте душевной позволю вам задать один вопрос, прежде чем наши дороги окончательно разойдутся. Так что подумайте хороше…

— Кто ты? — оборвала его Александра. — Что ты такое?

— О, — выражение лица Джеймса кричало, что он ждал этого вопроса больше всего на свете, — отлично. Но ты задала два вопроса, поэтому, увы, я могу ответить только на первый. Я Джеймс.

— Я это знаю. Кто ты? Ангел? Демон? Или что-то еще? — Александра откинулась на спинку стула, сложив на груди руки.

Джеймс хмыкнул, еще раз крутанулся на мягком офисном кресле и, остановившись вновь закинул ноги на стол, даже не стряхнув с подошвы налипшую на неё подвальную пыль.

— Ангелы, демоны. Все едино. Это лишь человеческие попытки классифицировать окружающий мир, — он развёл руками. — Я тот, кем хочешь меня видеть ты. Нет ни ангелов, ни демонов. Это условность. Древние греки были близки в своей теории сотворения мира, считая всех, кто после Хаоса — богами. Но боги — всего лишь мы. Каждый народ придумывает собственное объяснение окружающим вещам. Мы же подыгрываем. Сейчас у людей популярно христианство. Что ж, значит будем играть в ангелов и демонов, если остальным это нравится.

Джеймс слегка подскочил в своем мягком кресле, и затем развалился в нем бесформенным телом. Он ответил на вопрос Александры самым бесчестным образом — не дав никаких ответов. Он скрывал от неё половину правды, давая только то, что считал уместным, и оставляя в неведении. Взгляд Звягинцевой метнулся на Феликса, который с интересом рассматривал потолок и иногда зевал.

— Всю жизнь мне говорили, что если я пойду по выбранному пути, то попаду в Ад, — Александра горько хмыкнула, поведя головой в сторону.

— Ад — слишком сложная концепция для сегодняшнего разговора, Александра Звягинцева. Все пошло от Хаоса. И в хаос вернётся. Вы ведь знаете, что такое Хаос?

— Беспорядок, — пожал плечами Феликс.

— Нет, — с полуулыбкой ответил Джеймс. — Хаос — это порядок. Идеальный порядок, когда даже пылинка лежит на своем месте, — он резко опустил ноги и подался вперёд, вперившись взглядом в маленькую пылинку по центру стола, — и ты не смеешь ее тронуть. В беспорядок хаос превратили ранние христиане. До этого же люди верили, что все произошло из Хаоса. Сначала появился он. Затем из него появились Титаны. По крайней мере, так их звали древние греки. А потом появились мы, — Джеймс снова улыбнулся и, оттолкнувшись ладонями от края стола, откинулся на спинку кресла. — Занятно, правда? Язычество незаметно перетекло в монотеизм.

Александра не видела в этом ничего занятного. Шестеренки в ее мозгу судорожно пытались соотнести друг с другом сказанное Джеймсом, но она не видела смысла ни в одном произнесённым им словом. Если то, что он говорит — правда, то… все, что она знала до этого было ложью? Все, что рассказывал ей дед, чему их учили на уроках в «Лихоборах», оказалось не более, чем воображением парочки спятивших стариков? Нет, это определенно не могло быть так. Она была в этом уверена…

…хотя Александра не была уверена даже в том, как ее сейчас зовут.

— Вселенная почти полностью состоит из темной материи, — тем временем продолжил Джеймс, не обращая внимания на замешательство Александры. — И энергии. Планеты, звезды и все остальное, что вы видите — лишь небольшая часть того, что дожило до наших дней. Да и то большая часть из них давно мертвы. Мы видим их следы, как палеонтологи[1] наблюдают следы давно исчезнувших растений. Если не поливать цветок каждый день, он зачахнет. Если не следить за мирами, они умирают.

Настолько простая и логичная установка казалась Александре нереальной. Еще безумней выглядело то, что это рассказывал ей парень, юноша, что, кажется, внешне был моложе ее. К тому же… Александра замотала головой. Нет, сейчас в этом разговоре не могло быть ни намёка на тайный смысл. И все же, не уточнить Звягинцева не могла.

— Зачем ты нам все это рассказываешь? — Александра вцепилась пальцами в собственные бока, словно пыталась вдавить кожу и вывернуть себя изнутри.

— Чтобы вы не питали иллюзий. Ангелы, демоны. Чушь, — выплюнул Джеймс. — Вы имеете дело с более сложными вещами. Человеческое упрощение низвергло все до банальных религиозных констант. Увы, вы можете столкнуть с чем-то более опасным.

— Разве ты не должен хранить это в тайне? — снова подал голос Феликс, наконец оторвавшись от потолка. — В мою молодость лепнина была красивей. Теперь они просто сделали объёмный рисунок. Фи, дилетанты, — он посмотрел на Александру и ткнул пальцем куда-то наверх.

Как и Александра, Джеймс проследил за этим жестом Феликса и, подняв голову, на несколько секунд остановился взглядом на потолке. Маленькие румянощекие ангелочки смотрели на Александру с издевательски довольными улыбками, тянули к себе пухлые ручки, но чем дольше она смотрела на них, тем дальше, казалось, они отдаляются. Джеймс сжал губы в тонкую полоску, а затем протянул:

— Возможно. Но мне никто этого не говорил.

Было не совсем понятно, на какую часть фразы Феликса он отвечает. Возможно, на обе сразу. Александре казалось, что в такой момент, как этот, в ее голове будет тысяча вопросов, которые она вывалит на собеседника в поисках ответов на реальности бытия. Но вместо этого она слышала только завывание ветра и единственный непрерывно повторяющийся вопрос: «Почему ты не спас Стаса?» — Джеймс с виновато-невинной улыбкой посмотрел на неё, словно прочитал мысли.

— Что насчёт нас? — кажется, Феликс прослушал ту часть, где Джеймс говорил только об одном вопросе. — Таких как я? Вампиров, оборотней и призраков?

Скривившись, новый временный обладатель кресла Ростислава нехотя ответил:

— Генная инженерия. Вроде это сейчас так называют. — Джеймс взмахнул рукой, описав в воздухе неопределённые круги. — Кто-то был выведен искусственно. Некоторые же также являются результатом долгих лет эволюции. Взять к примеру кицунэ или тэнгу[2]. Этих прекрасных существ рука человека не касалась. Деятельность «Лихобор» всегда была ограничена тем, что вы сейчас называете христианским миром. Нет, конечно, мы, а конкретно я, слежу за всем, что происходит на этой планете. Но… — Джеймс помедлил, словно подбирал подходящее слово, чтобы не сказать ничего лишнего. — Мы те, кем вы нас считаете. Для жителей Европы мы были сначала жестокими, но справедливыми богами, которые порой не слишком следили за целомудрием, а затем скатились до уровня третьесортных ангелов и демонов. Не скажу, что мы жалуемся, нет. Какая разница, как нас зовут люди, если мы продолжаем всем управлять? А восток… — он улыбнулся, словно вспомнил что-то очень приятное. Александра даже не сомневалась, что именно так все и было. — Восток всегда был делом тонким и там наша работа всегда отличалась.

Феликс хотел спросить что-то еще, но замолк, стоило ему поймать на себе тяжёлый взгляд Александра. Джеймс качался на кресле, сцепив на животе руки в замок и глядя куда-то сквозь Звягинцеву. Пошевелиться было невозможно: пустой и отстранённый взгляд Джеймса все равно следил за каждым движением Александры, за тем, как она обхватывает себя руками, как вцепляется ногтями в бока и царапает кожу сквозь ткань кофты. Эта лёгкая боль приводила в чувство, и все же Звягинцевой было этого мало: хотелось попросить Феликса вонзиться в шею клыками и подарить ослепительную агонию хотя бы на несколько минут, чтобы забыться.

Увы, ее кузен никогда не сделает чего-то подобного.

Он слишком любит Александру.

Джеймс закряхтел в кресле, выпрямляясь и теперь уже глядя на Александру.

— И запомните главное, — он понизил голос, словно его кто-то мог услышать, кроме Звягинцевых, — если вы думаете, что за вами никто не следит, вы ошибаетесь. Вселенная наблюдает за каждым вашим шагом, знает каждую вашу мысль и может использовать это против вас.

О, Александра слышала это с самого детства. Сначала дед внушал ей, что следит за каждым ее шагом и знает все, что она делает, чтобы Звягинцева сама рассказывала ему обо всех проступках. Затем подобную тактику выбрали и учителя в «Лихоборах». Умелые манипуляторы, они все же не смогли сравниться с дедом Александры, а вскоре она и сама поняла, что никто не знает о проступках, кроме неё самой. Страх ушёл и Звягинцева вырвалась из-под гнетущего давления чувства вины.