Не стать зверем (СИ) - Гордеева Ольга Владимировна

Тут, в Анг Мирте, на городской площади, приносилось не несколько капель, и не добровольно. Жертва, жестокая и кровавая, да еще и не одна, да еще и поддержанная, как в храме во время молитвы, эмоциями верующих, должна работать посильнее, чем обычная охота.

Шандр был категорически против моего путешествия в Анг Мирт, особенно, когда узнал, что я не только казнь собираюсь смотреть, но и полетать над крепостями. В крепости Шен у Остина зафиксировался визуальный контакт, и перед отправлением во Фрейфен я поставил и настроил еще одно наблюдающее Зеркало.

— Да что там со мной может приключиться? — разозлился я, выслушав его нудную многословную отповедь.

— Подстрелят. Над крепостью.

— Зачем им палить по птице?

— По наглой птице, — уточнил Шандр язвительно.

— Я буду вести себя тише воды, ниже травы, — пообещал я.

— Попадешься местным властям в человеческом облике, — проворчал он.

— Гевор сделает мне любые электронные карточки. И универсальную отмычку. И я буду очень осторожен.

— Все твои клятвы быть осторожным заканчиваются какими-то особо извращенными неприятностями.

— Я выпутаюсь.

— Лучше не встревай. И не забудь про конкурс мастеров, он уже скоро.

— Я вернусь, — пообещал я.

— Целым и невредимым, — назидательно заявил он. — Если ты опять во что-нибудь встрянешь, я… я тебя сам убью, чтоб не мучился.

Вернулся Освин, ходивший узнать подробности сегодняшней экзекуции.

— Двое, — сообщил он с явным облегчением. — Не очень долго. Только… Народ все равно заводится. Тошнотворное зрелище.

— Сколько таких монументов вы насчитали в городе? — поинтересовался я.

— По два на каждой террасе, — ответил Хельм.

— Ничего себе, — пробормотал я. — 24 террасы, это значит — 48 открытых алтарей?

Хельм кивнул.

— Если Единый существует, он должен быть очень сильным созданием, — сказал он задумчиво. — Не слабее вас, Вечных.

Я кивнул. Именно это меня и беспокоило.

Площадь неправильной формы, в виде вытянутого пятиугольника, могла вместить — и вмещала — тысячи жаждущих зрелища. В центре, на фоне серо-стальных и грязно-коричневых высотных коробок, террасами и уступами лезущих к небу, возвышался гигантский монумент — черная колонна с навершием в виде языка пламени, из того же камня, из которого были построены военные крепости в пустошах. Постамент окружали до боли знакомые фигуры-образы, все те же олень, леопард, змей, зубр, ворон и прочие, умело и искусно выточенные в камне. Поразительно, но сквозь их звериные черты проступали почти человеческие лица.

Еще вчера мы с Освиным рассматривали их, поражаясь таланту скульптора, поймавшего ту грань, что разделяет человека и его зверя и сумевшего так точно выразить ее с помощью резца. Я, естественно, буквально приклеился к скульптуре ворона — клюв похож на нос, плечи крыльев выглядят как человеческие руки, из которых растут сами крылья. Смотрелось это натуралистично и жутко, и я предположил, что во время трансформации люди видят меня именно таким. Второе изображение, которое вызвало у меня не менее сильное восхищение — олень с головою зверя и корпусом человека, чья рука пыталась дотянуться до расположенной над ним фигуры Единого.

Единый находился выше круга тянущихся к нему демонов. Нагой юноша, чьи чресла были элегантно прикрыты ниспадающим через бедро покрывалом, стоял, чуть выставив вперед одну ногу, опираясь спиною на колонну, и взирал на собравшуюся у подножия монумента толпу с неизбывной глубокомысленной печалью. Там, у его ног, создатели монумента оставили широкое пространство, на котором была смонтирована конструкция вроде эшафота. Уже сейчас там копошились какие-то люди в форме, по словам Освина, местные блюстители порядка, называемые службой охраны спокойствия — СОС.

— Есть что-нибудь новое о частоте и месте прорывов? — спросил я, чтобы отвлечься от тягостного ожидания. Уже сейчас меня раздражали эмоции толпы, я чувствовал нервное, почти истерическое возбуждение, разлитое в воздухе, и Ворон во мне беспокойно заворочался. Я не так давно охотился, и мой демон был сыт и спокоен, но тут неожиданно для себя я почувствовал мучительный приступ голода, такой, что с трудом подавил желание обернуться и жадно кинуться на ближайшее теплокровное существо. Хорошо, что я настоял, чтобы Джана, мой дареный телохранитель, осталась дома, хотя она страстно рвалась защищать меня от неведомых опасностей. По правде говоря, я так и не сказал ей, куда направляюсь: до сих пор у нас к ней не было доверия.

«Подарок» Реваля зря времени не терял — она активно осваивалась среди Пауков, увязываясь за мной даже на боевые вылеты, когда рвалась Грань. Оказалось, что она отлично владеет парными саблями, только в первый свой бой она их сразу же потеряла. Дерзко запрыгнув в одну из уходящих по тревоге вимм, она сунулась со своими шамальскими клинками к какому-то мелкому нэргу и сразу же осталась с двумя тоненькими обгрызенными полосками — нэрги "съели" обычный клинок за один подход. Пауки, обнаружившие неожиданного добровольца, вручили ей огнемет — дожигать ошметки гранеедов. Шандр, когда бой закончился, устроил разнос ей и тому воину, что позволил ей сесть в вимму, отправив его на сутки под арест. С ней самой должен был разбираться я, а я не знал, что мне делать. Больше всего мне хотелось прикинуться, что ничего не произошло, что было в корне неверно.

— Есть некий предварительный график, — ответил Хельм. — Зависящий от накопления энергии на генераторных станциях.

— Как часто они собираются задействовать эгри-резак?

— Не часто, он энергоемкий, — пояснил тот. — Зато болиды клепают с утроенной скоростью. В прессе чуть ли не ежедневно сообщают об успехах производства, но по моим оценкам, все далеко не так радужно, как они рассказывают населению. Металла у них недостаточно, а композитные материалы хоть и разработаны, но их не так быстро произвести в нужном количестве.

— Наги больше не участвуют в защите Грани? — поинтересовался Освин.

Не зная, что ответить, я отрицательно покачал головой. Не хотелось их огорчать, но я уже и не надеялся на помощь Нигейра. За прошедший месяц мы усилили виммы по их образцам, обучили арл-стрелков, установили на них арлы с оптикой, усовершенствованные под стрелы Некроса. Я сам неплохо справлялся с болидами, если при вылете брал на себя много металла, усиливая когти и делая их острыми как штыри. Разгоняясь до их скорости, я пикировал сверху и протыкал кабину, разрывая ее над пилотом, но при этом я попадал под обстрел, а у этих ребят тоже имелось вооружение. Я почти ничего не чувствовал в пылу боя, но когда становился человеком, то обнаруживал на теле синяки или даже небольшие ранения. Еще я мог сбивать их концентрированным воздушным ударом, так же, как Нигейра в небе над Самандангом, но от подобных атак шел резонанс — воздушная волна распространялась дальше, сбивая все подряд, чужих и своих.

Против болидов хорошо работали эгри-стрелы, но при попадании в топливный бак болид взрывался, а его обломки разлетались на большое расстояние, раня своих и оставляя на земле вонючие куски пластика и искореженного металла. В итоге мы остановились на стрелах Некроса, как на самом эффективном оружии, но у нас были сложности с пополнением запаса и зарядкой этих многоразовых устройств — стрел-концентраторов, чей наконечник раскрывался звездочкой, входя в цель и выпуская наэр на свободу. Своих мастеров наэра необходимого уровня у нас не было, приходилось возить их на зарядку в Нуэйн. Иногда я сам заряжал их, изрядно выматываясь от работы с неприсущей мне стихией.

Мы справлялись. Пока что. Но как же тяжело и печально нам было без поддержки ордена Аспида… Такого не было даже раньше, в те времена, когда золотые крылья Нигейра еще не реяли в наших небесах.

Из печальной задумчивости меня вывал скрежещущий звук то ли гонга, то ли сирены, прозвучавший откуда-то сверху.

— Начинается, — поморщился Освин.

Толпа притихла, глядя, как на помост один за другим поднимаются люди в форме, ведя за собой двух приговоренных. Один из чинов долго и монотонно зачитывал приговор, в котором оказалось слишком много статей — от покушения на общественное спокойствие до измены родине. Ворон во мне опять заворочался, встрепенулся от чего-то хорошо знакомого, но давно забытого, с жадной готовностью облизываясь в предвкушении обильной, легкой, сладкой жертвы…