Лучший из худших (СИ) - Дашко Дмитрий

Произнеся это он на секунду замолчал, словно проверял, поняли ли мы его слова.

- Я не знаю и знать не хочу, что натворил в прошлой жизни каждый из вас, но догадываюсь, что вы — говнюки и уроды, точно такие же, каким был я, — продолжил фельдфебель. — И потому, с вами, говнюками, я буду обращаться ровно так, как вы заслужили. Вы подали прошение в батальон осназа, его удовлетворили, но это не означает, что вас автоматически зачислили в нашу часть. До получения солдатских погон вы остаётесь рекрутами: недоёб…ми солдатами, переёбан…ми гражданскими. И только когда вас выеб…т как надо — вы получите заветные погоны на плечи. Остальные вернутся в ту помойку, откуда вас выгребли. Вопросы есть? — спросил он и сам же ответил:

- Вопросов нет. Напра-ву, вперёд шагом арш!

Мы потопали унылой цепочкой в направление бетонной стены.

Прошли КПП, где на нас с интересом смотрели бравые и подтянутые ребята в униформе, с красной повязкой на рукаве.

Фельдфебель и два его спутника, как выяснилось — ефрейтора, подвели нас к одноэтажному строению из серого кирпича. Из трубы курился дымок, навевавший мрачные мысли, хотя вряд ли это был крематорий. Скорее, баня.

Я не ошибся. Нас загнали в холодное помещение, заставили раздеться догола, выдали каждому жестяную шайку, мочалку и кусок вонючего мыла, а потом приказали мыться под почти ледяной водой.

Похоже, тёплая тут отсутствовала в принципе.

Само собой, долго в помывочной никто не задерживался, через пару минут рекруты пулей вылетали из неё в предбанник, где на лавках ровными стопками было разложено нижнее бельё: зелёные хлопчатобумажные трусы и такая же майка. Похоже, тут заранее знали размеры каждого из нас или мне повезло настолько, что майка не тянулась до щиколоток, а трусы не приходилось подтягивать руками.

Трясущимися руками я вытер себя длинным вафельным полотенцем с чёрной чернильной печатью на краю и облачился в казённые шмотки.

И тут же последовала очередная команда на построение.

Синие как утопленники рекруты выстроились в одну шеренгу.

Оглядев нас, фельдфебель хохотнул.

- А сейчас вы узнаете, что такое — забрить в армию.

В предбаннике появился парикмахер, единственным инструментом у него была машинка с нулевой насадкой, так что скоро головы у нас блестели и переливались на свету словно диско-шары.

Меня охватило грустное чувство: стриженные наголо мы походили друг на друга как близнецы — тощие, лысые, с растерянными лицами.

А вот фельдфебелю наше преображение понравилось.

- Ну, наконец-то, вы, долбоё…, стали хоть чуть-чуть походить на людей. Сейчас пройдём на склад, там получите форму и амуницию.

Выходить на улицу не понадобилось. Баня и вещевой склад оказались соединены подземным переходом. Мы прошли по гулкому и сырому тоннелю, прежде чем оказаться в пропахшем нафталином тёплом и сухом помещении, где лопоухий кладовщик, зевая, стал выдавать по списку обмундирование.

Мне достались оливкового цвета кепи, грубоватые штаны и плотная, пропитанная чем-то резиновым, куртка, застёгивающаяся на молнию, ремешок без пряжки, три комплекта носков и чёрные ботинки, одного взгляда на которые хватило бы, чтобы определить их как говнодавы.

Ни погон, ни кокард, ни эмблем… Нас словно нарочно пытались обезличить по сравнению с другими солдатами батальона. Одним словом, рекруты.

Это было так уныло и мрачно, что в сердце вселилась тоска.

Пять лет, произнёс я себе. Грёбанные пять лет, а потом на свободу. Какой она будет эта свобода, что меня ждёт — даже загадывать страшно.

Ланской-старший сказал, что не сможет мне помогать. Если, не приведи бог, всплывут факты, что его отречение от меня было фальшивым, семья пострадает. Так что мне придётся в будущем опираться исключительно на собственные силы.

Я оделся и обулся, зашнуровав берцы.

Форма оказалась немного свободной. Парни, служившие в армии рассказывали, что сначала резко худели, а на дембель возвращались просто раскабаневшими. Видимо, по этой причине куртка была где-то на размер больше, а штаны могли бы спадать, не будь в них зелёного тканевого ремешка.

Пока фельдфебелю и ефрейторам было не до меня, отыскал глазами зеркало. Пойдём, что ли посмотрим, как выглядит рекрут батальона смертников.

Видок конечно был тот ещё: испуганные глаза, голова на тоненькой лебединой шейке (интересно, тут придётся подшивать подворотнички или обойдётся?), всё какое-то мешковатое и несуразное. Даже напяленная на лоб кепи не спасла.

Чухан, какой-то, а не боец.

Увидев меня, противник если и помрёт, так только от смеха. Утешало, что и другие были не лучше. Зато как браво смотрелась форма на нашем фельдфебеле. Такое чувство, что он в ней и родился.

Может, через какое-то время и я буду являть собой не столь душераздирающее зрелище?

Эх, свежо придание…

Очередное построение (похоже, несть им числа), марш-бросок, причём бегом через плац до казармы (неожиданная новость: рекрут не имеет права передвигаться по территории части иначе, чем рысью), очередной кишкообразный отсек с надраенной до блеска «взлёткой» по сторонам от которой находятся металлические кровати с жёсткой, панцирной сеткой. Кровати в один ярус — и то дело.

- На первый-второй рассчитайсь! — рявкнул Белов.

Дождавшись, когда выполним команду, велел:

- Первые номера по очереди занимают правый ряд коек, второй — левый. Марш!

Я замер возле доставшейся мне койки. Она ничем не отличалась от других: такая же металлическая и скрипучая, выкрашенная в защитный цвет.

Постельных принадлежностей на ней не было, рядом стоял покрытый коричневой морилкой табурет с инвентарным номером и небольшая деревянная тумбочка с единственным выдвижным ящиком и двумя дверцами ниже его.

- Запоминайте свои места. Обмениваться без разрешения старшего по званию запрещено, — довёл до нашего сведения Белов (само собой снова выстроив нас в шеренгу). — Бельё, подушку, одеяло получите перед отбоем у каптёрщика. Он же выдаст вам мыльно-рыльные принадлежности и полотенца. Запомните: руки вытирать тем, что поменьше, жопу и прочие части тела — тем, что побольше. Хотя… если перепутаете, мне насрать! Бриться, сукины дети, каждый день до характерного синего блеска. Увижу небритую морду — сгною на гауптвахте. Ботинки пидора…ть так, чтобы лицо в них отражалось. За грязную обувь в расположении пробиваю грудную «фанеру» кулаком. Сейчас покажу, как именно. Ты, рыжий, два шага вперёд, — Он посмотрел на парня, чьё лицо действительно представляло смесь из светло-коричневых конопушек.

Рыжик покорно вышел из строя, замер перед Беловым.

- Руки по швам, смирн-а!

Кулак фельдфебеля вылетел подобно пушечному ядру и угодил в грудь конопатого.

Парень охнул и невольно согнулся.

- Стоять, сука! — загремел Белов. — Команду смирно никто не отменял.

Рыжик едва сумел распрямиться. Его шатало.

- Встать в строй! — велел фельдфебель. — Запоминайте, гандоны: если я наказал вас за проступок таким образом, считайте, что вам ещё повезло. Даже если просто отмудохаю вас так, что вы ссать кровью будете — тоже думайте, что легко отделались. Гораздо хуже, если вас отправят на губу. Там очень любят пидорас…ть таких засранцев. Мой вам совет: учите уставы, беспрекословно выполняйте приказы старших по званию и тогда, может быть, — он зловеще ухмыльнулся, — кто-то из вас получит солдатские погоны.

Он поднёс к глазам руку с часами, посмотрел на циферблат.

- Так, мне пора, увидимся перед отбоем. А пока передаю вас в надёжные руки ефрейтора Санникова. Санников!

- Я, — откликнулся один из встречавших нас мордоворотов.

Он, конечно, тоже был здоровый, но на фоне башнеподобного фельдфебеля терялся, как продуктовый ларёк перед небоскрёбом.

- Вые… и высуши рекрутов как следует.

- Есть, господин фельдфебель! — вытянулся стрункой тот.

Стоило только фельдфебелю уйти, как ефрейтор заговорил на удивление ровно и спокойно: