Гай Юлий Орловский - Патроны чародея

   — Просто доложите обо мне, — сказал я. — Ее величество решит само. Оно вообще все решает само.

Он ответил с облегчением:

   — Это в моих полномочиях.

К нам навстречу заспешил Мяффнер, за ним Эллиан и Кливард, эти двое на меня поглядывают с опасливым ожиданием. В глазах и желание поближе познакомиться с таким могущественным человеком, и боязнь в чем–то прогадать при моем неопределенном статусе.

   — Дорогие глерды, — вежливо обратился Мяффнер к спутникам, — я сам проведу глерда Юджина в королевский зал приемов.

Эллиан возразил не менее вежливо:

   — Ее величество сейчас принимает послов.

   — Знаю, — ответил Мяффнер, — но мы пойдем, когда ее величество закончит.

Терминус отсалютовал, на его лице было написано насчет бабы с воза, повернулся ко мне.

   — Глерд Юджин…

   — Глерд, — ответил я любезно. — Вы молодец, ни разу не споткнулись, а ступеней было много. Я вами почти горжусь.

Мяффнер поморщился, в глазах укор, но смолчал, обернулся в сторону лестницы. Там только что поднялись и двинулись через зал, неспешно и умело привлекая внимание одеждой и манерами, двое глердов.

Явно иностранцы, решил я, видно и по одежде, и по обуви, и даже шляпам, не говоря уже о манерах. Это не мой мир, где иностранца трудно угадать даже по языку, так как даже свои частенько говорят через нагрудные трансляторы.

Мяффнер сказал мне тихо:

   — Простите, глерд, я вас оставлю на минуту.

   — Не сбегу, — пообещал я.

Он быстро просеменил к этим чужакам, они живо повернулись к нему и встретили церемонными поклонами. Он раскланялся еще учтивее, а когда заговорил, мне почудилось, что советник королевы просто умирает от смущения и неловкости:

   — Дорогие друзья, спешу заверить вас в своей неизменной дружбе и расположении ее величества!

Они поклонились.

   — Спасибо, ваше глердство…

   — И потому, — договорил он несчастным голосом, — мне особенно неприятно вам сообщать, но ее величество пока не может вас принять… Простите, лорд Генрих.

Высокий глерд, которого он назвал лордом Генрихом, дернулся, откинулся всем корпусом и с изумлением посмотрел на Мяффнера с высоты своего немалого роста.

Второй воззрился на советника королевы с не меньшим изумлением и растущим, видно по его темнеющему от прилива крови лицу, возмущением.

   — Глерд, — проговорил лорд Генрих, — следует ли это понимать, как…

Мяффнер торопливо затряс головой.

   — Нет–нет, вовсе не следует!

   — Но тогда…

   — Все объясняется совсем иначе, — заверил Мяффнер. — Наши дружеские отношения с королевством

Уламрией совсем не изменились!.. Однако, благородный глерд, после захвата вашим королем земель Эстрингии и той резни, что там учинили ваши солдаты… как вы понимаете, все переговоры о браке с ее величеством королевой Орландией отпадают.

Лорд Генрих дернулся.

   — Но это в какой мере…

Мяффнер поклонился и произнес мягко:

   — Простите, но мне добавить нечего.

Он вернулся ко мне и кивком предложил следовать дальше. Я успел увидеть, как оба глерда, у них там это лорды, растерянно смотрят нам вслед. Похоже, даже не поняли, что у советника королевы за странный заскок. Дескать, королева, увидев мощь их короля, тем более должна возжелать выйти за него замуж!

Мяффнер остановился, оглянулся украдкой. Дрожащими пальцами вытащил из–за обшлага носовой платок, вытер потный лоб.

   — Подождем, — сказал он тихо, — нам еще рано.

   — А чего так спешили?

Он ответил еще тише:

   — Не хотел продолжать неприятный разговор. Не люблю говорить нехорошее. Но вынужден.

   — Вы все сказали, — подбодрил я, — чего еще там щелкать хлебалом?.. Мудрые не говорят многословно.

Он посмотрел на меня искоса.

   — Правда? Ну тогда подождите здесь. Я сейчас вернусь.

   — Не споткнитесь, — посоветовал я благожелательно. — Вы такой шустрый, ее величество на вас не нарадуется. Прямо пудель.

Он отмахнулся и укатил, часто–часто перебирая короткими ножками.

Я посматривал по сторонам, уже заметно, что отношение ко мне резко изменилось. Или не так уж резко, но изменилось.

Раньше одни стремились уничтожить меня как возможного шпиона, другие — как опасного дурака, что непродуманными изменениями может ввергнуть королевство в катастрофу.

Теперь же высокий статус говорит о том, что это уже и мое королевство, вредить ему не должен. Высокий статус подразумевает, что я понимаю, что делаю, и ничего опасного не сотворю.

Даже глерд Иршир, что совсем недавно велел привести меня перед свои ясны очи и требовал, чтобы я ничего не смел улучшать, пока не получу от него разрешения, вон издали поклонился как равному и прошел мимо без всякой вражды, ее я бы точно почувствовал.

И другие глерды тоже кланяются, хоть и нехотя, слишком быстро я взлетел в их высшее общество, как же, щас полезу со всеми целоваться, размечтались.

В сторонке, словно отделенные стеклянной стеной, беседуют двое: высокой дородный мужчина, великолепно одетый и с безукоризненными манерами, и глерд Кливард.

Я ощутил некоторую настороженность между ними, видно по изысканной вежливости и подчеркнутым знакам внимания и уважительности. Так часто ведут себя дуэлянты, уточняя условия, где, когда и каким оружием постараться лишить любезного собеседника жизни.

В ожидании Мяффнера невольно начал прислушиваться, стараясь этого не показывать слишком уж явно, даже вроде бы нечаянно приблизился, рассматривая роскошные портреты в массивных рамах на стенах.

Глерд Кливард бросил в мою сторону настороженный взгляд, чуть–чуть понизил голос, но я все равно услышал:

   — Доблестный лорд Тердлер, я все понимаю… но поймите и вы, трон королевства Кельмия настолько важен, что ее величеству нужно очень тщательно взвесить, кого из претендентов следует поддержать.

Похоже, это посол другого королевства, там в ходу «лорд» вместо «глерд», лишнее доказательство для меня, что когда–то наши миры были одним целым.

Тем временем посол, или некто уполномоченный от другого королевства, выслушал, обдумал, неспешно поклонился.

   — Кто в моем сердце, — произнес он церемонно, — всем известно.

Кливард ответил мягко:

   — Важно не то, кто в вашем благородном сердце, доблестный лорд Тердлер, а кто в сердце нашей королевы.

Лорд спросил скептически:

   — У нее есть сердце?