Маргит Сандему - Кровавая месть

— Ничего себе! Уж не думаешь ли ты, что…

— Нет, это был не тот, кого ты имеешь в виду, чье имя мы не осмеливаемся произнести. Но давай уйдем отсюда, у меня мурашки бегают по спине!

Они направились к лестнице. И когда они закрыли за собой дверь и снова очутились в мире людей, Виллему прошептала:

— В нашем роду есть только один, кто мог вернуться в этот мир. И теперь я знаю, что это была не злая сила: она была грозной, но предупреждающей.

— Суль? — тихо спросила Ирмелин, когда они спустились с лестницы.

— Да. Ведь она, как тебе известно, никогда никому не показывается на глаза. Она только приходит на помощь.

— Да, это я знаю. Как ты думаешь, не сказать ли мне об этом отцу и матери?

— Только если в этом будет необходимость. Я думаю, что по чердаку все могут ходить спокойно. Но мы с тобой напали на след чего-то необычного.

— Да, тайна проклятия Людей Льда… Нет, если даже Тарье и Колгрим не раскрыли этой тайны, куда уж нам с тобой!

Тем не менее, Ирмелин теперь искоса посматривала на свою подругу: Виллему была более одарена, чем все думали, в том числе и она сама.

И когда они были уже в комнате, она спросила:

— Виллему… Тебе не кажется ужасным, если человек уступает…

— О чем ты? — смущенно произнесла она.

— Ты же знаешь, мы говорим о чувствах.

Виллему стало ясно, что она в этих вопросах невежда: таких сильных чувств, какими были охвачены Ирмелин и Никлас, она никогда не испытывала. Во всяком случае, пока. И после того, как умер Эльдар, она вряд ли их когда-нибудь испытает.

— Ах, Ирмелин, — с сочувствием произнесла она, — я не знаю, что ответить. Я знаю только, что глубоко вам сочувствую.

Сбросив маску кокетства, Ирмелин зарыдала на плече у подруги.

Наступил октябрь. Прошел целый год с тех пор, как Виллему встретила Эльдара и влюбилась в него. С ужасающим постоянством она лелеяла память о нем, стараясь поддерживать в себе угасающее пламя любви.

От Доминика не было никаких известий. Она чувствовала себя всеми покинутой, жалела, что отправила это письмо.

Никлас стал настолько замкнутым, что с ним трудно было о чем-то говорить. А Ирмелин отослали на время в Данию, в Габриэльсхус, чтобы молодые люди смогли забыть друг друга или одуматься.

В мрачном настроении Виллему вышла прогуляться В этом году октябрь не был столь хорош, как в прошлом. Осенний туман окутывал деревья, поля превратились в болота от непрерывных дождей.

Как это было принято среди Людей Льда, когда они чувствовали себя не в своей тарелке и были чересчур одинокими, Виллему направилась на кладбище, чтобы набраться сил вблизи этого устрашающего места. Возможно, это было язычеством, но это успокаивало — и так казалось не только ей, но и всей родне.

Случайно она набрела на самую старую могилу, неизвестную ей раньше.

— Тенгель Добрый, — прочитала она шепотом. — А это Силье дочь Арнгрима…

Силье. Все говорили о ней с таким почтением. Прабабушка Виллему по материнской линии. Говоря о ней и о Тенгеле, все выбирали самые прекрасные слова.

— Жаль, что я ничего не знаю о них, — прошептала Виллему. — А что будут говорить обо мне, когда я умру? «Виллему? Кто это такая?» или: «Ах, эта бескрылая гусыня, которой так ничего и не удалось совершить в жизни? Она только доставляла массу неприятностей своим близким. Кстати, она умерла девственницей, знаете? Потеряла своего единственного возлюбленного и после этого не могла ни за кого выйти замуж. Не хотела продолжать дальше дурную наследственность».

Ею опять овладела жалость к самой себе. Она быстро перевела взгляд на могилу Суль. Суль Ангелика, легендарная ведьма, которую все так любили!

— Я не стала даже более или менее приличной ведьмой! Я ничто, полное ничто!

Молча, с улыбкой разочарования и самоиронии, она покинула кладбище. Сеанс был окончен, она набралась сил, чтобы продолжать дальше свои странствия по жизни.

Она направилась мимо Гростенсхольма и Липовой аллеи к лесу. Состояние ее было неописуемым: грусть, недовольство собой, путаница в мыслях, оторванность от окружающего мира, нежелание общаться с кем-то.

Она шла и шла, пока дорогу ей не преградил ручей.

Она редко бывала в этих местах. Этот ручей протекал мимо деревни и уходил в лес. И теперь, очнувшись от своих мыслей, она обнаружила, что шум ручья заслушал звуки, к которым она не прислушивалась во время ходьбы: шелест, треск и шорохи среди влажных кустов, обычно слышимые в лесу, но на этот раз более отчетливые. «Дождь…» — подумала она и оглянулась по сторонам. Мокрые от недавно прошедшего дождя кусты и ветки, роняющие на землю капли воды, возня мелких животных, восстанавливающих поврежденные дождем жилища, ветки, трещавшие под тяжестью воды… Она посмотрела на ручей. «Скажи мне, не здесь ли находится омут Марты? — подумала она. — Да, я знаю, что здесь! Чуть выше по течению».

И она, как зачарованная, пошла вверх по течению. Она была здесь однажды, несколько лет назад, но это было до того, как молоденькая девушка Марта бросилась в омут. С тех пор она боялась ходить сюда.

Ручей становился все глубже и глубже, она едва могла различить теперь тени деревьев и утесов в воде. Она не осмеливалась идти по самому краю, потому что берег здесь был очень крутой.

Вон там… вода бурлит, словно в ведьмовом котле… там и находится омут Марты. Она не видела дна, скрытого в тени утеса. К тому месту, где стояла теперь Виллему, тянулась из леса узкая тропинка. И…

Она задрожала от страха. Она увидела маленький деревянный крест, возле которого были положены цветы.

У Виллему перехватило дыханье: кто же навещает место последнего успокоения бедной Марты?

Сама она мало что помнила о Марте. Тихая, застенчивая девушка, казавшаяся тогда взрослой одиннадцатилетней Виллему. У нее были небесно-голубые глаза. Угловатая, бедно одетая, она была прирожденной жертвой для соблазнителя. Именно с такими девушками, изголодавшимися по человеческому теплу и любви, не способными при случае сказать «нет», и происходят несчастья.

Нападение произошло столь внезапно, что в первый момент она ничего не поняла, почувствовав сильный удар в спину. Она инстинктивно закрыла руками лицо, но падения предотвратить не смогла. Слыша свой собственный вопль, она полетела с обрыва вниз головой — прямо в воду.

«В точности, как Марта…» — пронеслось у нее в голове. Так что теперь она сама все это пережила: стала утопленницей.

С тех пор как Марта бросилась с обрыва, молодой лес на берегу ручья подрос. Но он не был густым. Над водой склонялось несколько берез и елей — и Виллему подплыла к небольшой березке, растущей на покрытом травой мысе, и ухватилась за ствол.