Алексей Фирсов - ДРАКОНЫ СЕВЕРА

Через мгновение его голова в стальном шлеме гулко ударилась о ступени где‑то внизу, и заорали его товарищи, идущие следом:

— Там кто‑то есть!

— Он зарезал Мэтью!

— Сержант — нужно копье!

— Вперед псы, чего струсили! — заорал внизу хриплый бас, видимо сержант.

Я лихорадочно нащупал камень, открывающий вход в подвал, и спустя мгновения уже отделен от солдат стеной тайного хода. Глухо и неразборчиво бубнили голоса. Еле слышный топот — они бежали наверх — решили, что я убежал именно туда — иного же пути нет.

С мечом в руке я прокрался назад к потайному лазу и опять на четвереньках поспешил назад в винный погреб. Трофейный меч мне мешал ползти, задевая за стены тесного лаза, но с ним я чувствовал себя увереннее.

До кухни я добрался, никого не встретив, до нее огонь еще не дошел. Но в дверях и в коридоре уже бушевало пламя и было полно дыма — единственный выход в сад был перекрыт — я оказался в мышеловке… Оставаться здесь и ждать когда потолок загорится и рухнет на голову? Через узкие окна–бойницы не пролезть. Вернуться тайным ходом в донжон — а если солдаты нашли вход в подвал?

От пронзительного мяуканья я чуть не подпрыгнул на месте. Кошка мамаши Сюзон терлась о мою ногу. Бедняжка Поли была испугана до смерти. Я взял ее на руки — она мгновенно засунула голову через порванный камзол мне под мышку и затихла — бедняжка решила, что нашла убежище от окружающего ужаса…

Я обернулся — на кухне можно было дышать, потому что дым из коридора вытягивался в трубу большого очага.

Быстро подхватил парадный передник поварихи, намочил его в чану и обмотал мокрой тряпкой голову. Поливал камзол из того же чана водой, пока не промок, потом натянул на руки толстые рукавицы, которыми повариха брала горячие сковороды и кастрюли.

Напялил на голову мелкую кастрюлю, засунул меч за пояс и двинулся в огонь.

Кошка за пазухой взвыла и вцепилась когтями в грудь…

Гул огня, невыносимый жар охватил меня со всех сторон. Зажмурив глаза и не дыша, я промчался по коридору — он просто стал трубой, по которой пламя рвалось в сад. По саду я бежал, сбрасывая с себя тлеющий камзол, мгновенно накалившуюся кастрюлю и вытряхивая из‑за пазухи осатаневшую кошку.

Но кошка выбираться из убежища не пожелала, а продолжала драть меня когтями. Я не мог этого выдержать и заорал как грешник, терзаемый бесами в аду… Гул пожара заглушил мои вопли.

Я смог остановиться только в глубине сада, где наконец нащупал загривок кошки и выдернул буквально из своего тела. В этот момент я готов был убить это пушистое исчадье ада! Но просто швырнул в сторону ближайшей яблони. Кошка мгновенно вскарабкалась по стволу и исчезла в листве.

Три ближайшие к дому яблони горели, но, надеюсь, на остальные пламя не перейдет.

Я повернулся лицом к скале, сбросил туфли и нащупал первый знакомый выступ.

Я поднимался по скале знакомым путем — там футами двадцатью выше, за кустом вереска, чудом зацепившегося за слоистый рыжий камень, находилась узкая расщелина, ведущая в уютную пещеру — наше тайное убежище в период детских игр. Отсюда из сада ее совсем не заметно. Грудь нестерпимо саднило от кошачьих «ласк», рубашка сразу прилипла — видимо, здорово кровоточило.

Шаг, еще шаг, перехват, меч опять мне мешал, цепляясь за скалу и не давая близко к ней прижаться. После огня холод камня был даже приятен.

Дважды у меня срывалась нога с узких выступов, дрожь в коленях нарастала, заломило от напряжения плечи… Давненько я здесь не бывал.

Как смогла сюда забраться сестра, причем в длинном платье?

Наконец моя голова уперлась в куст вереска, я потянулся и нащупал край расщелины.

О, великий Эрхард! Казалось, я лезу по скале более часа…

В пещеру забрался на четвереньках — сегодня это моя любимая поза.

— Сью… — прохрипело мое горло…

— Грегори! — ее руки обняли меня и помогли сделать несколько шагов вглубь пещеры.

Она здесь, живая и невредимая… Любимая Сью…

Мы заснули в объятиях друг друга на старой медвежьей шкуре — которую когда‑то стащили из охотничьего зала… Как мы смогли заснуть после всего случившегося? В нашей пещере, нашем убежище мы всегда чувствовали себя защищенными, и нервное напряжение этой безумной ночи завершилось глубоким сном.

Я проснулся от боли в затекшей руке — на ней покоилась головка моей любимой сестры. Она лежала на боку, лицом ко мне. Под нами медвежья шкура, а сверху мы накрылись пышным изумрудным платьем сестры как одеялом.

Рассвет уже заглядывал в расщелину и сумрак в пещере медленно отступал.

Я смотрел на лицо спящей Сью, и сердце мое разрывалось. От нежности, любви, жалости и других трудно выразимых чувств. Она моя половинка, она рядом, единственная для меня женщина во всем этом грязном и страшном мире!

Сью нахмурилась во сне, свела брови, губы слегка приоткрылись. Я боялся шевельнуться и берег ее сон.

Она прекрасна… Она божественна… Даже грязные дорожки на щеках от высохших слез не могли испортить ее красоты.

Глаза Сью медленно приоткрылись, а потом распахнулись навстречу моему взгляду…

— У тебя болит рука — прошептала она…

— Да…

— От меня ты ничего не скроешь…

— Хвастунья…

Она улыбнулась.

— О боги! Какой же ты грязнуля!

— А ты?

Мы поднялись с нашего ложа.

— У тебя кровь на рубашке справа!

— Чокнутая Поли едва не спустила с меня всю шкуру…

— Грег, когда ты успел схватиться с кошкой?

— Я вынес ее из огня…

Мы отошли вглубь пещеры, там с потолка струилась вода, убегая, исчезала в трещине в полу.

Сью смочила мою рубашку на груди, я снял ее. Глубокие ссадины от когтей кошки вздулись, но уже не кровоточили. Я долго умывался ледяной горной водой, смывая грязь, копоть и кровь.

Мурашки побежали по коже.

— Ты замерз! — Сью набросила мне на плечи свою юбку. Она стояла рядом, обняв себя за острые плечи, в перепачканной рубашке до колен.

Обтерев лицо, плечи и торс юбкой, я протянул руки и обнял Сью, тесно прижав к себе. Она вздохнула и положила мне подбородок на плечо — ведь мы одного роста. Ее волосы пахли, почему‑то яблоками и солнцем. Я коснулся губами ее шеи, кожа была чуть солоноватой от высохшего пота. Мои ладони лежали на ее худеньких лопатках. Ее бедра прижались к моим. В наших объятиях была только нежность и ни капли вожделения…

— Я бы что то пожевала — жалобно сказала она.

— Малыш, я найду все, что ты захочешь, вот только спустимся вниз…