Джон Толкин - Хоббит или туда и обратно

– Этот путь не годится, — сказал волшебник, — разве что с вами пошел бы могучий воин, даже герой. Я искал такого, но воины сражаются между собой в дальних краях, а в здешних землях они то ли почти, то ли совсем повывелись. Мечи затупились, топорами валят лес, в щитах качают младенцев или закрывают ими горшки, а драконы далеко (и потому в них никто не верит). Вот почему я остановился на краже со взломом, особенно когда вспомнил про черный ход. А вот и наш маленький Бильбо Бэггинс, взломщик — избранный и отмеченный взломщик! Так что вперед, обсудим, что делать.

– Прекрасно, — кивнул Торин. — Быть может, опытный взломщик даст нам какой-нибудь дельный совет? — Он с притворной вежливостью повернулся к Бильбо.

– Во-первых, я хотел бы подробнее все выяснить, — сказал тот. Он чувствовал себя не очень уютно, но готов был с туковской решимостью идти до конца. — То есть, про золото, про дракона и про все прочее, как оно туда попало, кому принадлежит, и так далее и тому подобное.

– Помилуйте! — вскричал Торин. — Разве у вас нет карты? и разве вы не слышали песню? и разве мы не битый час об этом твердим?

– И все равно я хотел бы услышать четко и ясно, — упрямо произнес Бильбо, напуская на себя деловой вид (припасенный для тех случаев, когда к нему приходили просить в долг) и всячески стараясь выглядеть мудрым, осмотрительным и хватким, чтобы оправдать отзывы Гандальфа. — Кроме того, я хотел бы знать про возможные опасности, накладные расходы, продолжительность, вознаграждение и все в таком роде. — Этим он хотел сказать: «Что я за это получу? и вернусь ли домой живым?».

– Хорошо, — кивнул Торин. — Давным-давно, во времена моего деда Трора, наша семья бежала с далекого севера и вместе со всеми богатствами и орудиями вернулась к Горе, которую вы видите на карте. Ее открыл мой далекий предок, Траин Старый, но теперь в ней пробили новые туннели и ходы, вырубили просторные чертоги и мастерские, а попутно, как я понимаю, нашли немало золота и драгоценных каменьев. Так или иначе, гномы богатели, и слава их гремела по всей округе. Мой дед снова стал Королем-под-Горой; смертные люди, живущие на юге, оказывали ему всяческие почести. Они постепенно расселялись по реке Быстрой до самой долины у подножья Горы, где и построили веселый город Дейл. Их король посылал за нашими кузнецами и богато вознаграждал даже самых неумелых. Отцы умоляли взять сыновей в подмастерья и щедро платили за науку, по большей части съестными припасами, потому что не в нашем обычае сеять хлеб или пасти скот. Это были счастливые дни, и даже у самого бедного из нас с избытком хватало денег, чтобы тратить и давать в долг, и свободного времени, чтобы мастерить искусные вещицы просто для удовольствия, не говоря уже о дивных и волшебных игрушках, подобных коим не сыщешь в нынешнем мире. Чертоги моего деда наполнились доспехами, оружием, драгоценными каменьями и кубками, а на ярмарку игрушек в Дейле дивился весь север.

Без сомнения, это и привлекло дракона. Как вам известно, драконы похищают золото и самоцветы у людей, эльфов и гномов, где только найдут, и стерегут награбленное до скончания дней (то есть почти вечно, если их не убьют), хотя нет им ни проку, ни радости даже от самого маленького медного колечка. Они не способны отличить искусную работу от неумелой, зато, как правило, точно знают, что сколько стоит; сами же ничего сделать не могут, даже починить отставшую чешуйку на своей броне. На севере об ту пору было много драконов, и золота, надо полагать, на всех не хватало, да ему и неоткуда было взяться: уцелевшие гномы бежали на юг, а драконы продолжали опустошать и без того разоренные земли. Жил тогда особенно алчный, сильный и злой дракон по имени Смауг. Однажды он взмыл в небо и устремился на юг. Сперва мы услышали как бы ураган, налетевший с севера, и сосны на склонах Горы заскрипели и затрещали под ветром. Те из гномов, кому случилось оказаться снаружи (я был среди этих счастливцев — молодой и предприимчивый в те дни, я целыми днями лазил по округе, и это меня спасло) — так вот, мы издалека увидели, как дракон, точно огненный смерч, опустился на Гору. Потом он пополз вниз и добрался до леса, и лес вспыхнул. К этому времени в Дейле трезвонили все колокола, и воины облачались в доспехи. Гномы бежали к воротам; но там уже ждал змей. Никто не спасся. Река вскипела, туман опустился на Дейл, и под прикрытием мглы дракон истребил большинство воинов — обычная скорбная повесть, увы, слишком частая в те годы. Потом он вернулся и вполз в главные ворота, и опустошил чертоги, туннели, ходы, жилые покои, погреба, закоулки и тупики. После этого живых гномов внутри не осталось, и змей забрал себе их богатство. Вероятно, он, по драконьему обыкновению, сгреб все в кучу и спит на ней, как на ложе. Позже он часто выползал из ворот и ночами совершал набеги на Дейл, где похищал людей, особенно девушек, чтобы потом сожрать, так что вскоре от Дейла остались одни развалины, а уцелевшие люди бежали. Что там сейчас, точно не знаю, но вряд ли кто-нибудь живет ближе к Горе, чем на дальней стороне озера.

Те немногие из нас, кто были вне дома, рыдали в укрытии и проклинали Смауга, когда внезапно к нам присоединились мой дед и отец с опаленными бородами. Оба были мрачны и молчаливы. Когда я спросил, как они выбрались, мне велели придержать язык и пообещали, что я все узнаю в свое время и в должный срок. После этого мы пустились в путь и зарабатывали на хлеб по городам и весям низким кузнечным ремеслом и даже добычей угля. Однако мы не забыли свои сокровища. Даже теперь, когда я, осмелюсь сказать, не жалуюсь на нужду и располагаю кое-какими средствами, — Торин погладил золотую цепь на шее, — мы по-прежнему мечтаем вернуть свои богатства и отомстить Смаугу — если сумеем.

Я часто гадал, как спаслись дед и отец. Теперь я вижу, что они знали про потайной ход, неведомый остальным. Однако они составили карту, и хотелось бы знать, как Гандальф ей завладел и почему сразу не отдал мне, законному наследнику.

– Я не «завладел», мне ее дали, — сказал волшебник. — Твой дед, Трор, пал в рудниках Мории от рук Азога-гоблина…

– Да будет проклято его имя, — вставил Торин.

– А твой отец Траин ушел двадцать первого апреля, в прошлый четверг тому минуло сто лет, и ты его больше не видел.

– Чистая правда, — сказал Торин.

– Так вот, твой отец дал карту мне, чтобы я отдал тебе, и если я сам выбрал время и место, стыдно роптать, если вспомнить, как трудно было тебя найти. Твой отец своего имени не помнил, когда вручал мне этот пергамент, и не назвал твоего; так что, в общем и целом, считаю, что заслужил благодарность. Вот. — И он вручил карту Торину.