Вера Камша - Белая ель

— Только сунься!.. Бык скаженный!

Бык сунулся. С каким-то то ли ревом то ли всхлипом он бросился вперед, поскользнулся на случайном полене, упал, с руганью поднялся, растирая ушибленную ногу. Барболка глянула на дверь хибары. Запереться? Еще подпалит! Лучше в лес, там ее никто не поймает.

Девушка, не выпуская топора, метнулась вдоль забора к лопухам, в которых была дыра. Как хорошо, что ее не заделали!

— Сучка господарева, — проорал Ферек, — все равно раскатаю!

— Уходи, — Барболка махнула тяжеленным топором, словно платочком, свистнул рассеченный воздух. Охотнички боговы, как это?

— Ну я тебя сейчас!

Если он догонит, она ударит. Милостивцы-мученички, как есть ударит.

— Не подходи!

— Подстилка господарская!

— Ты чего творишь, козел холощеный?!

Отец! Проспался! Этого еще не хватало. Гашпар Чекеи был силен, как медведь, а спьяну сила эта дополнялась звериной злобой. Ферек был не из слабых, но пасечник отшвырнул его, как шелудивого щенка. Парень шлепнулся на землю у покосившегося — не доходили руки починить — сарая и сел, смешно разинув рот. Громко и визгливо залаяла Жужа. Папаша выхватил из кучи дожидавшихся топора дров полено поухватистей и с ревом пошел на незваного гостя.

— Сопляк шляпчатый, — здоровенный обрубок порхал в отцовских ручищах, как бабочка, — да чтоб тебя… и через нос и через ухо. А Магну твоя я в … и к… Задница крысиная, да…

— А твоя Барболка … — взвизгнул Ферек, выхватывая нож, — да ноги ее в Яблонях не будет… Сучка порченая, я…!

— Ах ты, выкормыш свинячий, — полено взмыло вверх и обрушилось на голову жениха, из носа брызнула кровь, но Ферек не растерялся и наудачу махнул ножом. Пасечник отбросил дубинку и ухватил парня за плечо и добротный воловий пояс. Ферек взмыл в воздух, отчаянно болтая ногами и руками. На сей раз ему было суждено отправиться в крапивную чащу, окружавшую заброшенный нужник. Нож Ферек выронил в полете, но сдаваться не собирался. Парень с руганью вскочил и бросился к подпиравшему дверь лому. Гашпар расхохотался и ухватился подвернувшийся дрын. Отчаянно взвыла Жужа. Барболка выронила топор, зажала руками рот и бросилась к воротам.

Сзади рычали озверевшие мужчины, но девушка мчалась сломя голову вперед отнюдь не от страха. Это была не первая драка, которую она видела, случалось ей и бросаться между пьяным отцом и матерью и выуживать расходившегося родителя из кабацких свар, но то было другое. Теперь Барболка чувствовала себя вымазанной в самой вонючей и липкой грязи, которая только может быть.

Охотнички господни, неужели она собиралась прожить с Фереком всю жизнь?! С Фереком, его матерью, его отцом, на мельнице, которой вештский гици заплатил за свои забавы. И Магна еще глядит на нее свысока?! Да пошли они все…

Лес, как всегда, гасил и ярость, и страх. Убаюкивал, окутывал зеленым покоем. Вот так бы идти и идти, и никуда не возвращаться. Барболка остановилась на любимой ландышевой поляне, посреди которой росла огромная шатровая ель — пересидишь ливень и не заметишь. Недалеко от ели лежало несколько валунов, между которых пробирался ручей, и Барболка старательно смыла с себя поцелуи Ферека, переплела волосы и в который раз за последние дни задумалась о своей доле.

— Ты не поешь, почему? — голосок был детским и капризным, — спой, мне нравится.

Барболка подняла голову и на соседнем валуне обнаружила растрепанную девчонку лет десяти, совсем голую, если не считать длиннющих черных волос, на которых топорщился венок из ландышей.

— Спой, — повторила девочка, надув губы, — а то скучно.

— Не поется, — вздохнула Барболка, с удивленьем разглядывая странное создание. Солнце стояло высоко, Барболка видела собственную тень и рядом вторую — маленькую, кудлатую. Закатные твари средь бела дня не разгуливают, выходцы тем более.

— На! — странное создание сдернула свой венок и протянула Барболке которой ничего не оставалось, как надеть его на голову, — ты красивая, ты мне нравишься.

— Ты тоже красивая, — засмеялась пасечница ничуть не погрешив против истины. Личико девочки было точеным, в голубых, как небо, глазах плясали искры, — ты кто?

— Я, — Барболка замялась, голышка не казалась опасной, но мало ли, имя кому попало не называют, особенно в лесу, — я с пасеки, а вот ты кто?

— Я здесь танцую, — тоненькая ручка ухватила Барболку за запястье, — Хочешь потанцевать?

Девушка покачала головой, но незваная собеседница в ответ только рассмеялась и, не выпуская барболкиной ладошки, вскочила в полный рост на камень. Барболка, сама не зная как, тоже оказалась на ногах. Они стояли на скользких валунах, держась за руки, а между ними бежал ручей.

— Видишь, как весело? — девчонка тряхнула волосами, и Барболка услышала дальний звон колокольчиков, наверное, его донес ветер, — почему ты не танцуешь?

Танцевать на камне среди ручья, да еще, когда тебя держат за руки?!

— Кто тебя держит? — в волосах девчонки вновь белели ландыши, — и кого держишь ты?

— Никого, — огрызнулась Барболка и вдруг увидела Ферека с искаженным от ярости лицом. Парень показался из-за ели, в руке его был нож, Барболка не выдержала и закричала.

— Фу, — девочка свела бровки, — он плохой. Иди вон! Вон!

Ферек остановился, словно налетел на невидимую веревку, покачнулся и исчез.

— А теперь? Теперь тебе весело? Теперь ты будешь танцевать?

Весело? Ферек исчез, но все равно было плохо… Все равно! Потому что седой господарь — хозяин Сакаци, а она — пасечница!

— Идем танцевать, — маленькая проказница вновь вцепилась в руку, — ну идем же!

Девушка сделала шаг, еще один, еще… Ландыши пахли все сильнее, тени были черными и четкими, словно в лунную ночь.

— Спой, — потребовала лохматая непоседа, — только веселое!

А почему бы и не спеть?

А радуга в самом деле зажглась, дождя не было, а радуга горит, первая радуга в этом году

— Танцуй, — кричала девчонка, и они кружились взявшись за руки, и вместе с ними кружилось небо с облаками-птицами.

— Танцуй, — радуга раздвоилась, сквозь нее пролетела птичья стая!

— Танцуй, — в разноцветном вихре мелькнуло худое, орлиное лицо со шрамом на щеке.

— Танцуй, — это не птицы, птицы не смеются, у них нет рук, только крылья.

Танцуй, танцуй, танцуй!..

— Барболка, — кто-то ее тряс, потом девушка почувствовала у своих губ горлышко фляги и отпила жидкого сладкого огня.

— Жива! — голос, такой знакомый, и как же нежно он звучит, — а я уж невесть что подумал.