Геннадий Ищенко - Счастливчик Ген (СИ)

В доме она позвала служанку:

— Алина, подойди, пожалуйста, к нам. Этот мальчик будет какое‑то время жить у нас. Относись к нему, как к моему сыну.

— Мальчик?

— Пусть тебя не вводит в заблуждение его рост. На самом деле ему еще нет пятнадцати. Звать его… Послушай, — обратилась она ко мне. — Не нравится мне то имя, которое придумал Маркус. Какое‑то оно неблагозвучное.

— У меня есть еще и короткое имя — Гена.

— Это лучше, но как‑то слишком мягко, что ли. Для девушки бы подошло, но ты парень. Давай, назовем тебя Ген. Коротко и звучит по–мужски.

— Так тоже иногда обращаются.

— Ну и прекрасно. Алина, покажи ему комнату Ральфа, думаю, что она подойдет. А ты иди, отдыхай. Скоро обед, а потом мы с тобой поговорим.

Комната оказалась раза в два больше той, какая была у меня дома, но обилие громоздкой мебели скрадывало ее размеры. Стены комнаты были оклеены светло–зеленой тканью, а большое окно с довольно чистым стеклом пропускало много света. На потолке не было никаких светильников, лишь на письменном столе стояла пузатая фитильная лампа, очень похожая на ту, которая когда‑то была у нас дома. Только мы свою заправляли керосином, а в эту заливалось, как я узнал позже, светильное масло. Служанка забрала из шкафа одежду жившего здесь когда‑то сына хозяйки и ушла, а я снял туфли и забрался на широкую мягкую кровать, покрытую сверху чем‑то вроде тонкого ковра. Так получилось, что у меня не было возможности подумать над тем положением, в котором я оказался. Вначале я был слишком растерян случившимся, потом тащил проклятую корзину и ни о чем другом думать не мог, а дальше мною уже распоряжалась Клара.

Мои мысли свернули к той встрече во сне. Для чего это существо, стоящее неизмеримо выше человека, снизошло до беседы со мной? Время для него ничего не значит, но все равно прикидываться киноактером, чтобы вызвать симпатию у мальчишки, объяснять ему все самому… Я был уверен, что при желании он мог бы легко донести до меня все, что хотел. И как можно устать от жизни? Это было выше моего понимания. Немощные, больные старики изо всех сил цепляются за жизнь, а тут при таком могуществе, когда у твоих ног тысячи звездных систем и стоит только захотеть… Я попробовал представить, каково это, если все мои желания будут осуществляться в момент их появления. Представить не получилось, не хватило воображения, но мысль о том, что такая жизнь может быть скучной, уже не казалась мне настолько глупой. Просто масштабы жизни этого существа выбивались из моего повседневного опыта, и я мог о нем рассуждать с таким же успехом, с каким какой‑нибудь муравей мог думать о человеке, прошедшем мимо муравейника к пригородному поезду. В чем для них интерес в этой игре? В нашей непредсказуемости? Или в выборе тех, кого они ставят здесь вместо себя? Эта мысль вернула мой интерес к собственной персоне. По глупости я умудрился попасть в другой мир и, если хочу отсюда когда‑нибудь выбраться и вернуться домой, должен играть по чужим правилам. Пока мне везло. Я почти сразу нашел дом и получил знание языка. Теперь надо было как можно быстрее осмотреться и лучше изучить здешнюю жизнь. Я в этот мир попал не один, и все будут стараться выиграть, чтобы получить главный приз, или хотя бы лучше устроиться здесь. Значит, тянуть время нельзя, чтобы не попасть в разряд обывателей, о которых по окончании игры благополучно забудут. И еще меня удивляло собственное спокойствие. Не во сне, там я не принимал происходящее всерьез. Ведь когда я потерял контроль над телом и выбежал из дома в ночь, мне было так жутко, что если бы я тогда мог, орал бы на всю улицу. А попал сюда, и страх как отрезало. Может быть, это такой подарочек от пришельцев всем игрокам на первое время, чтобы со страху не наделали глупостей? Не было и тоски по дому и родным. Или для нее еще не пришло время? Я с удивлением обнаружил, что во мне просыпается интерес к тому, что мой пришелец назвал игрой. Я никогда не был по натуре лидером, хотя и под чужое влияние не попадал. Мешала застенчивость, питаемая неуверенностью в собственных силах. Физической силой я никогда особо не отличался, а по успеваемости в классе был чуть ниже среднего. Отчасти в этом были виноваты учителя той школы, в которой я учился до переезда из одного военного городка в другой. Уровень преподавания там был существенно ниже, как и требования к учащимся, поэтому для меня было морально тяжело из отличников моментально угодить в троечники. До сих пор стыдно вспоминать, как новая классная говорила всему классу, держа в руках мой диктант:

— Ни один из моих учеников не написал бы слово шел с буквой «о».

Она, конечно, сильно преувеличивала: были у нее несколько учеников из мальчишек, живших в селе возле железнодорожной станции, которые могли написать еще не такое, да и девчонки не все были такими уж грамотными, но стыдно мне от этого меньше не было. Это было в начале четвертого класса. С тех пор я медленно, но верно выбирался в хорошисты, и к началу этого учебного года троек у меня уже давно не было. Все это я говорю к тому, чтобы стало понятно, что в жизни и учебе я был середнячком и претендовать на что‑то большее не мог, а хотелось. Я очень рано начал читать, причем в разное время мне нравились разные книги. Было время, когда я запоем читал книги о животных, потом увлекся путешествиями, военной литературой, детективами. Знакомство с фантастикой началось с Беляева. Я прочитал его первую книгу в восемь лет и не понял, что это вымысел, пока мне это не объяснили родители. С тех пор этот жанр литературы всегда был у меня на первом месте, не мешая, правда, читать и другие книги. В нашей библиотеке я был единственным мальчишкой, которого библиотекарь допускала лазить по стеллажам и самому подбирать себе книги для чтения. Фантастика стала для меня тем, чем не могла стать жизнь. Я погружался с головой в мир грез, читая и перечитывая все то хорошее, что можно было взять в библиотеке или купить. К сожалению, хороших книг всегда было мало. Может быть, подсознательно я всегда ждал от жизни чуда, и потому так легко купился на предложение пришельца?

Как бы то ни было, теперь у меня был шанс попробовать изменить и себя, и свою жизнь. И никакая лень, никакие отговорки уже просто не имели право на существование. Пришелец был прав, когда говорил, что мои неудачи с изучением английского вызваны не отсутствием способностей, а отсутствием необходимости. Абсолютное большинство из нас, даже выучив иностранный язык, все равно его быстро забудут из‑за полной ненадобности. И зачем тогда все? Теперь мне надо будет ломать себя ежедневно, ежечасно, если я хочу чего‑нибудь добиться. Надо обязательно воспользоваться предложением Маркуса и постараться с ним подружиться. У меня уже были мысли, чем можно заинтересовать пожилого мага. Надо поговорить о нем с Кларой, а до этого разговора рассказать ей о себе все. Если она мне поверит, это может очень помочь в дальнейшем. Решено, сегодня все и расскажу. В крайнем случае, если все пойдет не так, как я думаю, придется просто уйти из ее дома.